– Исчезни, призрак прошлого! Исчезни, пропади на века!
Немного погодя он стонет и молит кого-то, кто стоит близко, близко, шелестя дыханием, и шепчет горячо.
Ленин умоляет жалобно и долго:
– Отойди!.. Не мучай!.. Прости!
Отряхивается, протирает глаза и кидает взгляд на календарь. Переворачивает лист.
– Тридцатого августа… – прочитывает он машинально. – Что себе записал на этот день? Ах! Большой митинг, на котором нужно предоставить объяснение по поводу убийства Николая Кровавого, очистить от обвинений партию, бросить тень подозрения на членов крестьянской партии, высмеять и унизить заграничных дипломатов и писак. Да, это завтра!
Машина начинает работать хорошо, полным ходом, с яростью хода и силы.
Ленин планирует свою речь – спокойно, твердо, логично, уверенно.
Окончил и лег на канапе, глядя в потолок.
Он не думает ни о чем.
Видит перед собой море голов, блестящих, бессмысленных и угрюмых глаз, кричащих ртов, поднятых плеч. Беспомощное, слепое, потерявшее дорогу стадо и он – пастырь, вождь, пророк, поднятый на гребень морской волны, на вершину красной трибуны.
Засыпает… Спит без снов.
Будят его шаги вбегающего человека.
Он открывает глаза и замечает стоящего перед ним секретаря.
– В Петрограде еврей Канегиссер убил Урицкого! – восклицает он, задыхаясь. – Предотвращено покушение еврея Шнура на товарища Зиновьева.
– Отваливаются колеса машины… – бормочет Ленин снующую мысль, подсознательно терзавшую его ночью.
Замечая изумление и испуг на лице секретаря, приходит в себя полностью.
– Диктатура пролетариата является великой машиной, разрушающей старый мир, – говорит с усмешкой. – Враги стараются ее уничтожить, но ломаются только отдельные колеса… отремонтируем ее, и будет, как прежде, крушить! Прошу составить телеграмму с соболезнованием и выслать в Красный Петроград!
Фанни Каплан. Фотография. 1918 год
Около полудня он был на митинге.
Перед ним шли финны, руководимые Халайненом, прокладывая дорогу к трибуне, покрытой красной тканью.
Внезапно произошло замешательство.
Кто-то выкрикнул громко:
– За народ замученный! За преступления!
Этот голос, высокий и звучный, с полной уверенностью принадлежал молодой женщине, охваченной волнением или страстным отчаянием. Он пронзил гомон, как если бы молниеносный удар острой сабли.
Финны остановились, и тогда раздался выстрел, единственный, близкий.
Ленин споткнулся и начал хватать руками воздух, так как чувствовал, что падает в темную пропасть.
Финны подняли его, охватили руками и вынесли. За ними пронзительно выла толпа, падали проклятья и какие-то восклицания ужаса или триумфа. Люди метались, волоча кого-то и разрывая на куски, бесформенные, окровавленные.
Часом позже по Москве кружила весть, радующая одних и тревожащая других.
Фанни Каплан и Моисей Гланс совершили покушение на вождя пролетариата, ранив его неопасно.
Верная власти толпа убила Гланса на месте. Финнам удалось защитить женщину и доставить ее в ЧК. Ответственность за коварный удар, нанесенный революции, должны были нести контрреволюционеры.
Об этом диктатор уже не знал. Он был без сознания и метался в горячке.
Пуля пронзила плечо и застряла в хребте.
Врачи с сомнением качали головами. Рана была тяжелая, может, смертельная…
Ленин лежал с открытыми глазами, кривил спекшиеся губы и шептал пронзительно, горячо:
– Отойди… Не мучай… Прости!.. Товарищи!.. Свобода и счастье человечества лежат на ваших плечах… Николай Кровавый… Не мучай!.. Прости… Еле…
Не закончил, так как начал тяжело хрипеть. В горле булькала набегающая кровь, на бледных вздутых губах расцветали хлопья красной пены.
Глава XXIX
Весть о покушении на Ленина с быстротой молнии разнеслась по всей стране. Пробуждала разные мысли, принуждала к новым начинаниям. Контрреволюционеры, сгруппированные вокруг ведущих гражданскую войну белых генералов, и подмятые диктатором социалисты подняли голову.
Со всех оконечностей России доходили до Москвы донесения о вспыхивающих восстаниях, о создании местных правительств – крайне правых, либерально-интеллигентских, социалистических, сложенных из членов крестьянской партии, принадлежащих к Народному Собранию, наконец, – смешанных, напоминающих своевольное, противоречивое правительство Керенского. Однако, между этими новыми творениями разгорелись скоро классовые и идейные битвы, что ослабляло значение и силы созданных правительств.
Знали об этом обстоятельно в Кремле, где Совнаркомом, в порядке заместительства, руководили Троцкий, Каменев, Сталин, Бухарин, Рыков и Чичерин.
Троцкий, энергичный организатор и великолепный, захватывающий оратор, совершал чудеса. Под его натиском втянутые в Красную Армию офицеры из I Мировой войны в спешном темпе обучали пролетарских офицеров и брали в подчинение самовольные, распущенные войска, вводя от имени Народных Комиссаров суровую дисциплину.
Отменены были бесповоротно митинги и солдатские советы, установлен был такой порядок и безусловное повиновение, о каких в казармах и рядах предвоенной армии никогда не слышали. Специальные политические комиссары, поставленные при командирах, были заняты воспитанием солдат в духе коммунистического патриотизма и наблюдением за настроениями офицеров и солдат.
Военный коммунизм охватывал всю Россию, оставшуюся под властью Кремля. Основанием права стала формула: «Все, что не является бесспорно разрешенным, остается строго запрещенным и наказывается без милосердия». ЧК работало, как огромный молот, ломающий людские жизни. Все население складывалось из шпионящих и находящихся под их надзором. Стены имели уши и глаза. Каждое неосторожное слово искупалось смертью. По всей стране вылавливали остатки прежнего дворянства, аристократов и капиталистов, провоцировали, обвиняли в несуществующих заговорах, покушениях и преступления, бросали под плюющие пулями пулеметы, работающие в подвалах зданий, занятых отрядами ЧК.
Троцкий сумасбродствовал, дергая черную бородку, и кричал ужасно, впадая в истерику:
– Мы должны уничтожить буржуазию и дворянство, чтобы никто не остался! Не имеем права щадить врагов, которые могут взорвать нас изнутри!
Китайские, латышские, финские и венгерские карательные отряды работали днем и ночью. Офицеры, принужденные голодом и насилием к службе делу диктатуры пролетариата, находящиеся под присмотром подозрительных агентов власти, работали изо всех сил, помогая тем, которые убивали их отцов и братьев, насиловали сестер и дочерей, убили царя и покрыли родину позором, предав союзников и подписав тяжелый для народной совести мир в Брест-Литовском.
Лев Троцкий. Фотография. 1918 год
Их напряженная работа приносила желательные для Троцкого результаты. Красная Армия начала оказывать контрреволюции ожесточенное сопротивление, и даже кое-где переходить в победоносную атаку.
Всякого рода специалисты вынуждены были под угрозой обвинения в саботаже приступить к работе на фабриках. Была это задача трудная, почти невыполнимая. Разрушенные, разграбленные и сожженные рабочими и солдатами промышленные предприятия из-за отсутствия материалов не могли немедленно быть восстановлены и введены в действие. С трудом удалось инженерам только частично запустить в эксплуатацию некоторые фабрики, но и эти все время останавливались, исчерпав ресурсы сырья.
– Война кормит войну! – повторял в своих речах и статьях Троцкий, припоминая себе слова Наполеона.
– Преодолейте неприятеля, стоящего перед вами, и найдете там все, что вам нужно, и что предоставляют белым иноземцы!
Карательные отряды и целые сонмища комиссаров рыскали по деревням.
– Несите хлеб для войска! – призывали они. – Помните, что победа армии является вашей победой. Ее поражение потянет за собой лишение вас земли и смертное наказание для вас приговорами судов прежних владельцев и белых генералов!
Испуганные крестьяне под влиянием разговоров или под натиском штыков и наказаний свозили запасы продуктов на снабженческие пункты, вздыхая, кляня в душе и дрожа перед наступающей зимой, так как знали, что должна она принести с собой голод и болезни.
В этом крестьянском окружении, мрачном, перепуганном, издавна пребывала уже семья инженера Валериана Болдырева. Поселились они в обычной хате, принадлежащей Костомарову.
Был это человек шестидесяти лет, происходящий из старой дворянской семьи, образованный, в молодости долго пребывающий за границей. Уже в зрелом возрасте захватила его идея Льва Толстого о «сближении с природой», которая становится самым чистым источником глубокой христианской моральности. Костомаров с тридцати лет жил на небольшом участке земли, вел жизнь обычного крестьянина, работая в одиночестве без помощи наемных работников в поле и около дома. Окружали его за это всеобщим уважением и любовью. Свидетельства одобрения получил он во время неистовствующей революционной бури, когда окружающие крестьяне выбрали его председателем крестьянского совета. Отказавшись от этого почета, оказался он в состоянии удержать своих соседей от нападений на дворянские усадьбы, от убийства и «иллюминации». Убедил хозяев обширных владений, чтобы они добровольно отдали землю крестьянам, оставив для себя столько, сколько могли сами вместе с семьей возделывать.
Округ, в котором жил Костомаров, был, без всякого сомнения, одним из самых немногочисленных, где крестьянская революция не закончилась стихийным взрывом дикого и кровавого убийства.
Старый чудак принял семью Болдыревых приветливо, но подозрительно.
У входа он сразу спросил:
– Расскажите мне подробней, Валериан Петрович, есть ли у вас намерение только скрываться от революции, или также работать?
– Хотим работать, и брат сказал мне, что могли бы мы вам помогать, – ответил Болдырев.
– Помощи не потребую, так как сам даю себе совет в течение тридцати лет, – промолвил Костомаров. – Однако лишь только захотите работать как инженеры, приходит мне в голову одна мысль…