Это была страна слез, плача и скрежета зубов…
Испокон веков, с забытых времен могущественных, гордых цесарей четырех сторон света, сидящих на троне Ассирии и Вавилона, со времен таинственных королей-священников, сынов египетского Ра — солнца, со времен божественных властителей Китая и так без конца, через эпохи, столетия, через мечи и скипетры коронованных хищников, мудрецов и святых… Страна вечного, кровавого насилия кучки могущественных, мудрых и вооруженных над муравейником убогих, беззащитных, беспомощных.
— Ха-ха-ха! — раздался громкий, злой смех стоящего на дороге в полинявшей одежде и стоптанной обуви человека.
— Ха-ха-ха! — смеялся Ленин, щуря раскосые глаза, сжимая челюсти, пока возле маленьких, прижатых к черепу ушей не задрожали желваки. — Ха-ха-ха! Это мои отряды! Все те, которым оставлено единственное право — плакать, рыдать, выть от отчаяния, скрежетать зубами от ненависти!.. Они пойдут за мной!.. Самые несчастные, самые невежественные, самые заклейменные, на первый огонь, а за ними те, которые уже умеют терпеть и молчать. Но я вырву из них холодную ненависть, чтобы они заскрипели зубами, как старые телеги, и пошли за мной… И пойдут!..
Он тихо, почти мягко улыбнулся, как всегда, когда знал, что взвесил все точно и был уверен в успехе.
Он шел дальше, скользя безразличным взглядом по усеянному звездами небу. Неуловимое, далекое — оно было для него чужим, неинтересным. Веселыми, проницательными глазами он пронзал землю, горы, черной зубастой стеной выступающие на фоне неба, темные леса, окна хат горцев, светивших по сторонам дороги.
Он чувствовал землю всем своим естеством.
Его пронзали приземленные судороги, с полей, лесов и убогих хат долетали до него шорохи и шепот; он понимал их и отвечал мыслями и тихой радостью, которую ощущал в сердце.
Удивительна судьба неизвестного людям изначального предначертания!
Вот в этот момент, в ночном мраке, на усыпанной песком дороге, вблизи скрытых в горных долинах деревень шел одинокий человек. Под куполом мощного черепа он нес мысль, которой предстоит потрясти весь мир; здесь, под покровом старых придорожных ив, загорались огоньки в дерзких, раскосых глазах, видящих все, что живет, думает и страдает, за этими горами и за далеким горизонтом, намеревающихся своим жаром оплодотворить ненависть, чтобы получить богатый, вечный урожай любви. По расшатанному мостику, переброшенному над юрким ручьем, шел человек с желто-бледным лицом далеких монгольских предков и думал о разрушении всего, что веками кровавой борьбы и орлиного полета гения строили тысячи поколений, стремящихся к счастью, но руководимых подсознательным стремлением к божеству.
В неизвестном маленьком горном уголке шел человек. В этот самый момент в прекрасных дворцах властителей, парламентов, богачей, в храмах веры и науки, в тихих мастерских творцов войны, знаний, мира и спокойствия бежал своим чередом ничем не обеспокоенный поток ежедневных забот и проблем, как будто русло его было вырыто на веки веков. Никто не предчувствовал приближающейся катастрофы, вызванной словом, которое со временем могло бы стать телом; никто не подозревал, что где-то в тишине Татр дышал и думал человек, имеющий силы, чтобы объявить себя второй Мессией — белым или черным, лучистым или мрачным, Христом или Антихристом…
Загнанное стремительным ходом жизни человечество шло протоптанной веками тропой безымянных героев и мучеников, безразлично глядя на вехи трухлявых, обветшалых идей, не видя перед собой иной цели, кроме черной пасти могилы.
Человечество давно утратило веру и надежду, не мечтало о новых мессиях и не слышало голоса человека с раскосыми ненавидящими глазами, с зажатыми в упорстве губами, с четкими, неизменными принципами.
Ленин приближался к Поронину.
На дороге стояла одинокая фигура. Он разминулся с ней, внимательно присмотревшись.
Это был молодой мужчина. На его красивом одухотворенном лице пылали в бледном свете восходящей луны вдохновенные глаза.
— Извините… — долетел до Ленина тихий голос. — Имею ли я честь видеть товарища Владимира Ильича Ульянова-Ленина?
Владимир приостановился, подозрительно взглянул на незнакомца.
— Да, я Ленин, — ответил и встал в настороженную, готовую к обороне позу.
— Меня направили к вам, товарищ, — сказал парень. — Я сегодня прибыл из России… Я член Центрального комитета социалистов-революционеров, Селянинов, Михаил Павлович Селянинов, партийное имя «Муромец». Видите, я абсолютно откровенен? Прошу того же и с вашей стороны, товарищ!
Ленин внимательно, недоверчиво рассматривал его и молчал.
Незнакомец слегка улыбнулся и прошептал:
— У меня нет при себе оружия… Можете меня обыскать. Я пришел сюда не с целью террористического покушения на вас, а для серьезного… окончательного разговора…
Ленин покачал головой и спросил:
— Мы рядом с домом… Может, хотите заглянуть ко мне?
— Я предпочел бы говорить с вами здесь. Дома вы не один… — возразил Селянинов.
— Как хотите! — пожал плечами Ленин. — Давайте присядем здесь. Я возвращаюсь с гор… Очень устал…
Они сели рядом на куче камней и долго молчали.
Ленин с удивлением поднял на незнакомца глаза.
— Сейчас… — прошептал Селянинов, отвечая на немой вопрос. — Я хочу точнее сформулировать свои вопросы и требования.
— Требования? — повторил Владимир и сощурил глаза.
Внезапно он понял цель прибытия парламентера.
Селянинов задал первый вопрос:
— Вы намерены начать революцию в период войны?
— Да!
— Вы намерены отдать политическую власть рабочим массам?
— Да!
— Вы намерены поставить деклассированный пролетариат во главе крестьянства? — выпытывал Селянинов.
— Да! Вы знаете об этом, потому что я неоднократно писал о нашей партийной программе в период революции, — ответил Ленин.
— Знаем! — подтвердил молодой человек. — Именно по этому поводу партия направила меня, чтобы договориться с вами.
— Так в чем же дело?
— Мы предлагаем сотрудничество по всей революционной линии…
— По всей? Хорошо ли я расслышал? — вырвался у Ленина насмешливый вопрос.
— Да, но… до момента победы революции, — ответил Селянинов.
— Это забавно! — рассмеялся Владимир. — Может, будете так добры и проясните детали столь необычного предложения?
— С этой целью я и прибыл сюда, — ответил серьезным голосом парень. — Центральный комитет социалистов-революционеров будет сотрудничать с вами до момента свержения династии, отмены монархии и экспроприации земли. Он будет помогать вам в урегулировании жизни трудящегося пролетариата, но взамен требует не вмешиваться в политику крестьянства. Потому что у него имеются свои идеалы и традиции…
— Традиции мелких буржуев, худших, чем крупные, потому что крестьяне пассивны и невежественны! — перебил его с воодушевлением Ленин.
Селянинов глубоко заглянул в горящие зрачки Владимира и с нажимом повторил:
— У крестьянства есть свои классовые идеалы и традиции! Наша партия способна превратить эти сто миллионов людей в самую мощную часть общества, которая будет руководить дальнейшими судьбами России.
— Вы хотите крестьянской, мелкобуржуазной революции, а мы должны проливать за нее нашу кровь, чтобы навесить себе новое ярмо, и кто знает, не более ли тяжкое и трудное для свержения?
— Мы поможем вам установить справедливость, — воскликнул Селянинов.
— Нет! Справедливость воцарится тогда, когда ее установим мы — трудящийся пролетариат! — взорвался Ленин.
— Погибнете! — прошептал парень. — Рано или поздно стихийная сила людей от земли сметет вас, как принесенные из чужого края сухие листья!
— Очень поэтичное сравнение, но совсем неубедительное! — рассмеялся Ленин издевательски. — Мы сами справимся с этими ста миллионами невежественных, жадных людей. Est modus in rebus, товарищ!
— Трудное задание! — улыбнулся Селянинов. — Вы не закончили латинский текст, Владимир Ильич, а может, вы его не знаете? Римский поэт дальше сказал: «sunt certi denique fines, quod ultra citraque nequit consistere rectum!» Неизменная правда всего дела, товарищ, находится в любви к земле, орошенной собственным потом! Мы никому ее не отдадим! Я говорю о русской земле, где на протяжение веков поколения предков переворачивали пласты почвы и вспахивали борозды!
Ленин шипящим голосом сказал:
— Мы эти ваши сто миллионов разделим на три-четыре течения и бросим на борьбу друг с другом! Велик и мудр этот принцип: «divide et impera!»
— Погибнете! — повторил с нажимом Селянинов.
— Доведем наш план до конца! В России победит социальная революция.
— Погибнете! — раздался, как эхо, горячий шепот.
— Победим! — ответил шипящий голос.
— Вы не принимаете нашей помощи и наших условий?
— Нет! И еще сто раз нет! — крикнул Ленин и с размаху ударил посохом о камень. Дерево треснуло, а наконечник зарылся в глубоком песке и дорожной пыли.
— Так же произойдет и с вами! — заметил Селянинов. — Ваше оружие рассыплется, и земля накроет его.
— Не играйте предрассудками, товарищ! — возмутился Ленин.
— Запомните хорошенько сегодняшний случай с посохом и мои слова! — произнес парень, вставая и глядя на Владимира.
— Не прикидывайтесь предсказателем или колдуном! — ответил злым голосом Ленин и, наклонив голову, добавил: — Скажите вашим товарищам, что за их попытки отвлечения меня от моей цели наша партия отправит их на виселицу, чего и вам, Чернову и Савинкову от души желаю!
Он развернулся и пошел в направлении дома.
— Погибнете! — долетел до него издалека звонкий, воодушевленный голос. — Погибнете и вы, и партия ваша!
Ленин шел домой и потирал руки.
— Отменно! Они боятся меня и уже присылают искусителей — думал он. — Большой, настоящий успех!
Дома он застал почти всех товарищей и эмиссаров, прибывших из России. Вся комната была наполнена дымом. Раздавались возмущенные голоса спорящих людей.
Заметив вошедшего, они бросились к нему и окружили.