Спустя две недели после проезда Ленина через Германию представитель МИДа при германской Ставке телеграфировал руководству:
«Ставка, 21 апреля.
Верховное Главнокомандование передает сообщение политической секции Генерального штаба в Берлине. Штейнвакс 17 апреля 1917 года телеграфирует из Стокгольма: въезд Ленина в Россию удался. Он действует в полном соответствии с тем, к чему стремится».
Все эти цитаты взяты из изданной в 1957 году в Берлине на немецком языке книги Вернера фон Хальвега «Ленин следует в Россию, 1917 г.» (на русском вышла в 1990 году в Москве). В мемуарах известного военачальника Эриха Люддендорфа «Мои военные воспоминания», изданных в Берлине в 1919 году, с генеральской прямотой, без опасения вызвать дипломатические осложнения Германии с главой Советской России, сказано:
«…Посылая Ленина в Россию, наше правительство возложило на себя особую ответственность. С военной точки зрения это было оправдано».
По воспоминаниям Е. Усиевич, жены Григория Усиевича, бравшего власть в Москве в октябре 1917 года, на швейцарско-германской границе вагон «микст», полумягкий-полужесткий, прицепили на пустынной станции к германскому поезду. Эмигранты ехали, взяв с собой шоколад и другие продукты. К их удивлению, немецкие власти, желая, очевидно, показать едущим в Россию русским, что к концу третьего года войны у них еще есть неисчерпаемые запасы продовольствия, распорядились, чтобы нам был подан ужин. Не зря немецкие власти кормили большевиков, знали, что те отработают бесплатный ужин.
Другой пассажир «троянского коня», Яков Ганецкий, один из ближайших, доверенных лиц вождя, пишет: «Специальный вагон подан. Через 15 минут мы уже катимся в Стокгольм. В отдельном купе уселись Владимир Ильич, Надежда Константиновна, Зиновьев, Радек и я. Беседа затянулась до поздней ночи…»
Все в эйфории. Трое из них не знали, что спешат к своей гибели.
И Зиновьева, и Радека, и Ганецкого приволокли на Лубянку… Не избежал этой участи Фриц Платтен. После Октября он своим телом прикрыл Ленина, когда в него стреляли. В 1937 году расстреляли жену верного Фрица, а его самого отправили в лагерь, где уморили в 1942 году.
Глава четвертая
Лозунги
По дороге домой в поезде произошел такой эпизод:
«Наши прильнули к окнам. На перроне станций, мимо которых проезжали, стояли толпой солдаты, — пишет Крупская, — Усиевич высунулся в окно: „Да здравствует мировая революция!“ — крикнул он. Недоуменно посмотрели на него солдаты».
Кричал недоучившийся студент юридического факультета Петербургского университета, сын коммерсанта, бежавший из ссылки за границу. В мемуарах Крупская называет его «молодым товарищем», который в Цюрихе после обеда каждодневно забегал к Ульяновым, чтобы поговорить. Был он на двадцать лет моложе вождя. Крепко усвоил его идеи. Стал во главе московского Военно-революционного комитета, со своим отрядом брал телефонную станцию. Через год погиб в Гражданской войне…
Недоумевали не только солдаты, услышав призыв пламенного «молодого товарища». Недоумевали представители Петроградского Совета, услышав эти слова от Ленина в «царской комнате», куда они пришли его официально приветствовать по случаю возвращения на родину.
После чего начался триумф Ленина. Он поднялся на броневик и въехал на нем, как на белом коне, в столицу с верой, что вскоре возьмет в ней власть.
Откуда броневик, легковой автомобиль, строй почетного караула на перроне, рапорт офицера, толпы встречающих, почему прием в бывшей «царской комнате», где пребывал перед посадкой в поезд император с семьей и свитой? Неужели Ленин, прожив почти десять лет в эмиграции, стал так популярен в столице в апреле 1917 года? Нет, мало кто его знал тогда. Всю дорогу Ильича не покидало чувство тревоги, страх перед возможным арестом, он думал даже, что, прибыв ночью, извозчика у вокзала не найдет.
Оказалось, что подали к подъезду вокзала авто, разыграли протокольную встречу. На первый взгляд, загадка. Все объясняется просто. Броневики проследовали от захваченного после Февральской революции дворца балерины Кшесинской, чей дом служил штабом Центрального и питерского комитетов большевиков. С балкона дворца выступал Ленин. Это всем было известно. Не все знают, что присвоили этот дворец солдаты Броневого дивизиона, они устроили в апартаментах клуб и читальню, национализировав собственность примы-балерины императорского Мариинского театра. Нашлось в комнатах дворца место правлениям некоторых профессиональных союзов, ставших соседями большевиков.
Солдаты Броневого дивизиона, не желавшие идти на фронт, были распропагандированы большевистскими агитаторами, шли за ними в огонь и воду, они и выслали машины к Финляндскому вокзалу… В легковых авто прибыла на вокзал власть — председатель и заместитель председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Этот же Совет, где правили тогда социалисты, меньшевики, социалисты-революционеры, не без ведома Временного правительства, где их партии имели силу, выслал машину для Ленина. Все эти подробности на уроках истории в школе и университетах умалчивались.
Прислали на вокзал Морской экипаж во главе с офицером, роту пулеметчиков, наконец, солдат Преображенского, Московского полков, то есть цвет русской армии. Всеми воинскими почестями выражалось официальное отношение нового руководства демократической России к лидеру одной из партий, имевшей заслуги в борьбе с царизмом, сваленным общим врагом.
Петроградский Совет и Временное правительство наивно желали в те дни согласия с партией большевиков, за что ленинцы презрительно называли социалистов, бывших вместе с ними до раскола РСДРП, «соглашателями», поскольку те стремились к соглашению в рядах демократии, свергнувшей самодержавие, к «консенсусу». Эти-то «соглашатели» устроили Ленину официальную встречу, ну а большевики из ЦК и ПК «подняли массы», призвали на вокзал рабочих разных районов, где они вели, пользуясь свободой, денно и нощно агитацию.
Народ в целом проявил большой интерес к возвращению эмигрантов, поскольку то был первый приезд в Питер людей, всю жизнь отдавших борьбе с павшим развенчанным самодержавием.
В «царской комнате» приветствовал Ильича глава Петроградского Совета Николай Чхеидзе, член той же партии, в которой состоял некогда Ленин, — РСДРП. Он вошел в историю как первый председатель ВЦИКа, когда большинство в нем составляли социалисты-революционеры, социал-демократы…
Вот этот пожилой человек, на шесть лет старше прибывшего вождя, обращается к Ленину со словами приветствия, призывает к единению, защите «нашей революции от всяких на нее посягательств как внутри, так и извне», сплочению рядов демократии.
В ответ слышит:
«Да здравствует социалистическая мировая революция!»
Не глядя на опешившего Чхеидзе, Ленин обращается к «товарищам солдатам, матросам, рабочим» с речью, где они предстают не просто как российские люди, а как передовой отряд всемирной пролетарской армии, слышат, как гром среди ясного неба, речь, где происходящая мировая война объявляется началом гражданской войны во всей Европе. «Недалек тот час, когда по призыву нашего товарища Карла Либкнехта народы обратят оружие против своих эксплуататоров… Заря всемирной социалистической революции уже занялась… В Германии все кипит… Не нынче-завтра каждый день может разразиться крах всего европейского империализма…»
Весь этот горячечный поток слов заканчивался призывом, который первым прокричал из окна вагона молодой товарищ Гриша Усиевич, прилежный ленинский ученик… «Да здравствует мировая революция!» Это я пересказываю описание встречи Ленина на Финляндском вокзале известного меньшевика, историка Суханова.
Другой свидетель — большевик, литератор Драбкина запомнила больше деталей не только про Карла Либкнехта. «Дорогие наши товарищи, — говорил Ильич внимавшим ему питерцам, — Малкин в Англии, Либкнехт в Германии и Фридрих Адлер в Австрии — брошены в тюрьмы, все предпосылки для социальной революции на Западе уже созрели. Капитализм зашел в тупик, и единственный выход — это социальная революция…»
Какой-такой товарищ Малкин в Англии? Кому он товарищ в России, как и другие ленинские сотоварищи? Ильич с маниакальной настойчивостью с той минуты стал проповедовать свое видение мира, навязывать народу свою интерпретацию событий, выводить на политическую сцену своих союзников, придавая им историческое значение, какое они никогда в реальности не имели. Эта Малкины, Адлеры и подобные им товарищи десятки лет заполняли полосы наших газет, где мы узнавали мельчайшие подробности об американской коммунистке Анджеле Дэвис, чилийском друге товарище Луисе Корвалане и прочих последователях дела Ленина, которые подхватили эстафету у убитого германскими офицерами товарища Либкнехта, чьим именем у нас назвали заводы и фабрики, улицы и переулки больших и малых городов, районных центров и дачных поселков…
В свободном Питере Ленину наивные либералы позволили призывать к мировой революции. На практике — к развалу армии, страны, к захвату власти… Внимали вождю не только граждане свободной России, но и германские агенты в Питере, чьих руководителей волновал вопрос — не ошиблись ли они, разрешив проезд в экстерриториальном вагоне через Германию Ульянова и его единомышленников? Вскоре поняли — не ошиблись.
21 апреля 1917 года из Ставки представитель МИДа Грюнау телеграфировал в Берлин:
«Верховное Главнокомандование передает следующее сообщение политической секции Генерального штаба в Берлине:…въезд Ленина в Россию удался. Он действует в полном согласии с тем, к чему стремится». К чему стремился тогда Ильич, стремился германский Генштаб, германский МИД, все другие высшие инстанции Германии, видевшие в Ленине прогерманскую ударную силу на русско-германском фронте?
Зажил Ильич на квартире у старшей сестры, Анны Ильиничны, на Петроградской стороне, Широкой улице. Приемный сын Анны Ильиничны по случаю приезда дорогих гостей повесил над двумя предоставленными им кроватями лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — чем очень порадовал дядю и тетю. «Когда мы остались одни, Ильич обвел комнату глазами, это была типичная комната петербургской квартиры, почувствовалась реальность того факта, что мы уже в Питере, что все эти парижи, женевы, берны, цюрихи — это уже действительно прошлое. Перекинулись парой слов по этому поводу…» Это из мемуаров Крупской.