Но что же делать? Мы были на дороге около железнодорожного моста. Кто-то из прохожих указал нам, где помещается Сокольнический Совет, и мы отправились туда… Вызвали машину для себя, сообщили о происшедшем в ВЧК и, кажется, лично Дзержинскому. Пришел и председатель Совета или его заместитель. Покачивая головой, ВИ сказал ему, что это, мол, уже ни на что не похоже, что у самого Совета грабят на улице людей и спросил, часто ли это у них случается. Председатель ответил, что случается довольно часто, что они борются с бандитизмом, насколько могут, но это мало помогает… Тем временем подошла машина, и скоро мы катили уже по направлению к лесной школе на елку. К елке мы, правда, опоздали, но на вечере ребят все же присутствовали, хотя настроение у нас (у меня особенно) было для этого не особенно подходящее.
Между тем в ВЧК и уголовном розыске происшествие это вызвало переполох, все было поставлено на ноги, и в тот же вечер автомобиль наш был найден в противоположной части города – на набережной около Крымского моста. Благодаря обилию снега на улицах он застрял там в сугробе, бандиты разбежались, а около автомобиля, как рассказывал товарищ Гиль, поехавший на розыски его, лежали убитые милиционер и красноармеец. Как выяснилось потом, в Москве были в этот вечер убиты бандитами 22 постовых милиционера.
Бандиты, совершившие налет на автомобиль ВИ, были арестованы (часть из них была расстреляна при вооруженном сопротивлении) лишь через довольно продолжительное время. Это оказались матерые бандиты, мастера своего дела, имевшие за собой “богатое” прошлое по части грабежей и убийств. На следствии выяснилось, что главарь этой шайки Яков Кошельков писал своей невесте (сохраняем орфографию письма): “За мной охотятся, как за зверем, не какого не пощадят. Что же они хотят от меня? Я дал жизнь Ленину”»1635. А ведь и вправду дал.
Этот опыт из жизни Ленин впоследствии вспоминал, говоря о Брестском мире, который был для него своего рода сделкой с бандитом, приставившим пистолет ко лбу. И, оправдывая возможность компромиссов с миром капитала в статье «О компромиссах», он напишет: «Допустим на автомобиль, в котором вы едете, нападают вооруженные бандиты. Допустим, вы, когда вам приставили револьвер к виску, отдаете бандитам автомобиль, деньги, ваш револьвер, и бандиты пускают в ход этот автомобиль и т. д. для совершения дальнейших грабежей. Налицо, несомненно, ваш компромисс с разбойниками… Спрашивается, назовете вы человека, который заключил такое соглашение с разбойниками, участником бандитизма?.. Нет, не назовете»1636.
Через два дня после опасного приключения Ленина в Сокольниках в Версале открылась мирная конференция, на которой, с точки зрения главы Советского государства, империалистические бандиты делили мир.
– Я не знаю, страшнее ли дьявол, чем современный империализм1637, – сомневался Ленин.
В Париже собрались представители 27 государств, которые реально воевали или присоединились к победителям в самом конце войны. «Председательствовал Клемансо, строгий, суровый, белый, как лунь, в маленькой черной шапочке. Против него маршал Фош, всегда очень официальный, сдержанный, в сиянии славы и в то же время любезный. По правую и левую руку от них в роскошных креслах заседали представители держав-победительниц. Вокруг – гобелены, зеркала, позолота, яркие огни»1638. Не были представлены ни Советская Россия, ни Германия. Все главные решения принимались Советом десяти, а потом его наследником – Советом четырех: Клемансо, Ллойд Джорджем, Вильсоном и премьер-министром Италии Орландо: другие государства были допущены только в роли клиентов и просителей. «Одного этого было достаточно, чтобы сложилось впечатление диктата»1639. Ленин возмущался и злорадствовал:
– Это – звери, которые награбили добычу со всего мира и теперь не могут помириться. Эти четыре человека замкнулись в группе четырех, чтобы, боже упаси, не посыпались толки, – все они великие демократы… Они сами роют себе могилу, а там у них уже есть люди, которые их в эту могилу опустят и хорошенько закопают.
Ленин имел в виду коммунистов. Он заблуждался по поводу их возможностей, как и беззащитности великих держав от красной волны. И Ленин не был информирован, что четверки уже не было: с 20 марта по 19 апреля Ллойд Джордж, Клемансо и Вильсон заседали только втроем, причем разговор шел без переводчиков на английском. Именно в этом формате и были приняты основные решения.
В проекте резолюции VIII партконференции, проходившей в декабре 1919 года, Ленин нудно перечислит с добрый десяток мирных инициатив, с которыми большевики обращались к западным правительствам в дни работы Версальской конференции. Москва предлагала «всем державам Антанты, Англии, Франции, Соединенным Штатам Америки, Италии, Японии, всем вместе и порознь, начать немедленно переговоры о мире» и поручала СНК и ВЦИК проводить политику в этом направлении1640. Мирные инициативы правительства большевиков никого на Западе не заинтересовали. Тем не менее вопрос о будущем России был одним из центральных на конференции. Хотя и обсуждался почти исключительно в кулуарах. Вот как описывал расклад сил Ллойд Джордж. Решительно настроенный Черчилль, чья герцогская кровь не могла примириться с уничтожением царской семьи, убеждал в необходимости войны с большевиками силами английских и французских армий при поддержке и участии поляков, чехов, финнов и белогвардейцев. Лорда Керзона занимала более узкая цель. Побывав на Кавказе, он выступал самым решительным сторонником британской оккупации этого региона, чтобы спасти свободолюбивых горцев от деспотии Ленина и Троцкого. Еще более воинственно были настроены маршал Фош и его окружение, поддержавшие план Савинкова – организовать интервенцию польских войск генерала Галлера, выводимых из Франции, как прелюдию последующего полномасштабного вторжения в Россию западных союзных сил. «…Я лично готов был рассматривать Советы как фактическое правительство России. Президент Вильсон был того же мнения. Мы оба, однако, учитывали, что наши коллеги на конференции не пойдут так далеко и что общественное мнение наших стран, напуганное насилием большевиков и угрозой дальнейшего распространения большевизма, тоже не поддержит нас»1641. В результате Вильсон и Ллойд Джордж действительно отвергли как наиболее воинственные проекты, так и протянутую руку Москвы.
Ллойд Джордж 16 января «предложил, чтобы представители Москвы, а также те государства и генералы, с которыми Москва воевала, были приглашены в Париж, «подобно тому, как Римская империя приглашала военачальников плативших ей дань государств, для того, чтобы они давали отчет о своих действиях». Президент одобрил предложение Ллойд Джорджа. Совет десяти утвердил разработанное Вильсоном «Обращение к российским политическим группировкам», призывающее заключить перемирие и направить своих делегатов на переговоры.
Но место проведения конференции было изменено, и вместо Парижа были избраны Принцевы острова в Мраморном море. На один из этих островов вывозили всех бездомных собак из Константинополя, чтобы они пожирали друг друга. Ленин 24 января извещал Троцкого: «Вильсон предлагает перемирие и вызывает на совещание все правительство России. Боюсь, что он хочет закрепить за собой Сибирь и часть Юга, не надеясь иначе удержать почти ничего. Это обстоятельство в связи с взятием Оренбурга, Луганска и Черткова заставляет нас, по-моему, напрячь все силы, чтобы в месяц взять и Ростов, и Челябинск, и Омск… К Вильсону придется, пожалуй, поехать Вам»1642.
Чичерин рассказывал, что, узнав об идее конференции на Принцевых островах, Ленин «сейчас же признал необходимым, не дожидаясь получения этого приглашения, обратиться к Антанте с нашим собственным предложением. Тут впервые в развитой форме была проведена его мысль об апелляции к экономической выгоде самой Антанты. Эта мысль стала одной из главных во внешней политике ВИ и постепенно получала все большее развитие»1643. Устами Чичерина 4 февраля Россия ответила согласием, подтвердив готовность принять предварительные условия держав: признать царские долги, открыть двери для иностранных инвестиций и концессий, прекратить подрывную революционную деятельность за рубежом, амнистировать противников ленинского режима и признать независимость Финляндии, Польши и Украины, но в обмен на дипломатические признания и прекращение интервенции. Ленин объяснит такое согласие слабостью страны и отсутствием революций за рубежом:
– Вот почему по отношению к Западной Европе, к странам Антанты нам приходится или придется повторить многое из того, что мы совершили во время Брестского мира. После брестского опыта нам будет гораздо легче это сделать. Когда нашему Центральному Комитету пришлось обсуждать вопрос об участии в конференции на Принцевых островах вместе с белыми, – что, в сущности, сводилось к аннексии всего, что белыми занято, – этот вопрос о перемирии не вызвал ни одного негодующего голоса в среде пролетариата, и так же отнеслась к этому и партия1644.
Однако конференция не состоялась. Как замечал Черчилль, «большевики ответили согласием, которое по своей форме допускало, впрочем, различные толкования. Белые в Сибири и Архангельске, а также Набоков, Сазонов и другие представители антибольшевистских групп с презрением его отвергли. Сама мысль о переговорах с большевиками была совершенно неприемлема для представителей господствующей части общественного мнения как в Великобритании, так и во Франции»1645.
После, когда работали 58 комиссий конференции, прозвучало английское предложение о создании 59-й «для рассмотрения возможностей союзной военной интервенции в России». Но ее так и не сформировали. Вместо этого американцы, с согласия Ллойд Джорджа, 22 февраля послали в Россию 27-летнего Уильяма Булллита, который руководил отделом информации американской делегации в Париже. Буллит встретился с Лениным и Чичериным, обсудил условия мира. «Каждое слово наших предложений Буллиту было тщательно взвешено ВИ; тут же был назначен срок, после которого эти предложения теряли силу, – писал Чичерин. – ВИ тогда же говорил: