Было решено форсировать и заключение мирного договора с Латвией. Причем на ее условиях и не считаясь с возражениями со стороны латышской компартии. Договор был подписан 11 августа в том виде, который устраивал Ульманиса: признавалась независимость Латвии, части Красной Армии выводились из Латгалии в двухнедельный срок.
Первого августа был взят Брест-Литовск. В Тарнополе провозглашена государственная самостоятельность Восточной Галиции с задачей установления советской власти, чем должен был заняться Галицийский революционный комитет во главе с Затонским.
Первая Конная рвалась вперед. Исаак Бабель – боец Конармии – записывает в дневник 3 августа: «Начинается бой, артиллерия кроет, недалеко разрывы, грозный час, решительный бой – остановим польское наступление или нет, Буденный Колесникову и Гришину – расстреляю, они уходят бледные пешком. До этого – страшное поле, усеянное порубленными, нечеловеческая жестокость, невероятные раны, проломленные черепа, молодые белые нагие тела сверкают на солнце, разбросанные записные книжки, солдатские книжки, Евангелия, тела в жите… Вижу, как строятся колонны, цепи идут в атаку, жалко этих несчастных, нет людей, есть колонны, огонь достигает величайшей силы, в безмолвии происходит рубка»1853.
В Варшаве создается правительство национальной обороны с участием всех политических партий, вводятся чрезвычайные и полевые суды. Пошел поток военных грузов с Запада. Особенно ценными окажутся 600 артиллерийских орудий со снарядами, переправленные через Румынию.
Была резко активизирована западная помощь Врангелю, который расширил зону контроля из Таврии на Донбасс и Дон. Отбивались 13-я армия и созданная в июле 2-я Конная армия Городовикова. В ходе встречных боев белые заняли Орехов и Александровск, но успех развить не смогли. Москва заметно наращивала силы на южном направлении.
И здесь Ленин затеял реорганизацию, полагая, что победа над поляками уже близка, а Врангель представлял возраставшую угрозу. Западная стратегия поддержки Польши через усиление и активизацию врангелевских войск сработала. Второго августа Ленин телеграфировал Сталину и Склянскому: «Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы Вы исключительно занялись Врангелем. В связи с восстаниями, особенно на Кубани, а затем и в Сибири, опасность Врангеля становится громадной, и внутри Цека растет стремление тотчас заключить мир с буржуазной Польшей».
Решение заключалось в том, чтобы разделить Юго-Западный фронт, выделив его крымский участок в самостоятельный Южный фронт. Сталину поручалось сформировать Реввоенсовет этого нового Южного фронта. Командовать им решено было направить Фрунзе. Одновременно Западный фронт и то, что оставалось от Юго-Западного, объединялись под эгидой Реввоенсовета Западного фронта. Сталин отвечает из Лозовой: «Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками… Что касается настроения ЦК в пользу мира с Польшей, нельзя не заметить, что наша дипломатия иногда очень удачно срывает результаты наших военных успехов».
Третьего августа Ленин отвечал Сталину: «Не совсем понимаю, почему Вы недовольны разделением фронтов. Сообщите Ваши мотивы. Мне казалось, что это необходимо, раз опасность Врангеля возрастает… Наша дипломатия подчинена ЦК и никогда не сорвет наших успехов, если опасность Врангеля не вызовет колебаний внутри Цека. Из Кубани и Донобласти получаем тревожные, даже отчаянные телеграммы о грозном росте повстанческого движения. Настаивают на ускорении ликвидации Врангеля»1854.
Западному фронту передавались с Юго-Западного 12-я и 14-я армии и 1-я Конная. Вся эта реорганизация привела к тому, что управление войсками было во многом потеряно. «Включительно по 10 августа между главкомом и командованием фронтов велись переговоры и переписка по организационной стороне передачи армий»1855, – замечал Буденный.
Одновременно были затеяны активные дипломатические маневры, которые со стороны Ленина носили во многом фиктивный характер. Вести переговоры был назначен не обремененный каким-либо дипломатическим багажом Данишевский. «При составлении мандата, – вспоминал он, – ВИ предложил включить в мандат все мои “чины” (член ВЦИК, комиссар Полевого штаба Реввоенсовета и пр.), и, когда на его вопрос о моих военных должностях я заявил, что являюсь председателем Реввоентрибунала Республики, он, смеясь, блестя глазами, указывая пальцем на бумагу, предложил включить и эту должность:
– Именно так и надо, пусть знают, что мирные переговоры ведет председатель Революционного военного трибунала Республики 1856.
Ллойд Джордж 4 августа предъявил ультиматум находившимся в Лондоне Каменеву и Красину: наступление на Варшаву должно быть остановлено, «в противном случае Британия придет на помощь Польше, как в 1914 г. она пришла на помощь Бельгии» 1857. «Если советские армии будут двигаться дальше, то разрыв с союзниками неизбежен».
Пятого августа Сапега сообщил Чичерину о готовности направить для переговоров в Минск правомочную делегацию во главе с Домбским. 7 августа ответ был дан. Условия Москвы (полагаю, лукавые) были весьма умеренными. «Советские представители… признавали независимость Польской республики, – прочел Черчилль. – Они не требовали от Польши никакой контрибуции. Они соглашались с тем, чтобы польская граница была проведена в согласии с нотой лорда Керзона от 11 июля»1858. Ллойд Джордж 10 августа информировал Варшаву о принципиальном согласии Лондона с советскими условиями.
Зато в Вашингтоне и Париже царила истерика. 9 августа пришла нота госсекретаря США Бейнбриджа Колби. Соединенные Штаты заявили о себе как о гаранте территориальной целостности и независимости Польши, официально заняли позицию непризнания Советской власти и возложили на себя миссию противодействия распространению мировой революции. Тем самым администрация Вильсона провозгласила политику «карантина»: «Отказ Америки от признания России проистекает из экспорта режимом революции через Коминтерн, конфискации им собственности иностранцев, ее отказа от выплаты иностранных долгов»1859.
Французы пошли еще дальше. 11 августа последовало отчаянное заявление французского правительства: «Принимая во внимание военные успехи и усиление правительства генерала Врангеля, а также его заверение относительно… верности прежним обязательствам России, французское правительство решило признать правительство генерала Врангеля фактическим правительством Южной России». В Крым прибыла французская военно-дипломатическая миссия, для охраны которой в Черное море вошла французская эскадра миноносцев1860.
Десятого августа часть польской делегации была обнаружена Данишевским «в Седлеце после занятия города красными войсками, и тотчас же начались предварительные переговоры о времени и месте мирной конференции»1861.
Красная Армия шла дальше. 13 августа ее 21-я и 27-я дивизии овладели городом Радзымином в 23 км от Варшавы. 14 августа Троцкий издал приказ: «Нам необходимо отучить правительство польских банкротов играть с нами в прятки. Красные войска, вперед! Герои. На Варшаву!» Черчилль был в ужасе: «Собрался комитет министров… Общественное мнение в Англии и во Франции находилось в полной прострации. Всякая военная интервенция была невозможна. Ничего не оставалось кроме слов и бессильных жестов»1862. И тут… «Решимость Ллойд Джорджа вступить в войну потеряла смысл через сорок восемь часов, когда 150-тысячная армия остановила Тухачевского у Радзымина, всего в 25 километрах от Варшавы. Для новой Польши это было “чудо на Висле”»1863.
Для Ленина и Москвы это стало ночным кошмаром.
Военные успехи Красной Армии за считаные часы сменились жестким поражением. Оценки военных возможностей Красной Армии оказались преувеличены, тем более в условиях затеянной в самый разгар наступления перекройки фронтов. Войска отрывались от тылов. «Вышедшие к Висле советские части были крайне утомленными и малочисленными. В ходе боев они понесли большие потери, тыловые части отстали на 200–400 км, в связи с чем нарушился подвоз боеприпасов и продовольствия. Войска не получали пополнений… Многие полки, в сущности, превратились в роты… В войсках не хватало патронов и винтовок, не было артиллерийских снарядов»1864.
Буденный утверждал, что «противник на варшавском направлении превосходил по численности наши войска почти в два раза»1865. Пилсудский не подтверждал своего численного превосходства: «В заключительном эпизоде на Висле я оценивал силы Тухачевского в 130 000–150 000 бойцов, а наши, учитывая только те силы, которые могли быть использованы в так называемой битве под Варшавой, – в 120 000–180 000»1866.
Сам Тухачевский напишет: «Расхождение ко времени решительного столкновения почти под прямым углом главных сил Западного и Юго-Западного фронтов предрешило провал операции как раз в тот момент, когда Западный фронт был двинут в наступление за Вислу»1867. Пилсудский называл и еще один крупный просчет пана Тухачевского: вместо того, чтобы брать Варшаву с ходу, командующий Западным фронтом зачем-то решил обойти ее с севера. «8 августа он сам отдал приказ, предписывавший 14‑й и 15‑й армиям не взятие Варшавы, а “поход за Вислу”. Вот и пошли обе армии прямо на Запад, мимо Варшавы…»1868
Обнаружился и главный стратегический просчет ленинского плана революционной войны. Войска шли на Варшаву в надежде на революционный подъем польских (и немецких) трудящихся масс. На деле немцы только с интересом и злорадством наблюдали за тем, как русские и поляки убивают друг друга. А Польша сплотилась перед лицом внешнего нашествия. Высшему руководству страны была известна докладная записка Секретариата Польского бюро пропаганды и агитации при ЦК РКП(б) от 21 апреля 1920 года, где говорилось, что даже приближение Красной Армии «к этнографическим границам Польши несомненно вызовет в Польше новую бурю национализма, которая захватит не только буржуазию и крестьянство, но и значительную часть рабочего класса, отравляя его идеей “защиты отечества” перед “москалями”»