1976. Бертран Рассел находил у большевистской верхушки черты сходства с воспитанниками британских привилегированных школ: «У тех и других налицо хорошие и плохие черты молодой и жизнеспособной аристократии. Они мужественны, энергичны, способны властвовать… склонны к диктаторству, и им недостает обычной снисходительности к плебсу»1977.
Виктор Серж, много общавшийся с большевистской верхушкой, так объяснял «психоз абсолютной власти» большинства руководителей партии: «Он происходил из комплекса неполноценности еще недавно эксплуатируемых, порабощенных, униженных; из самодержавных традиций, невольно проявлявшихся на каждом шагу; из подсознательной озлобленности бывших каторжников и тех, кто избежал виселиц и тюрем империи; из атрофии нормальных человеческих чувств, вызванной мировой и гражданской войнами; из страха и решимости сражаться до конца. Эти настроения были усилены жестокостями белого террора»1978.
Зиновьев называл Ленина «апостолом мирового коммунизма», «апостолом божьей милостью». В советских изданиях уже в 1918 году были публикации, намекавшие на Ленина как на нового Спасителя. Началось создание культа, который понадобился как для усиления легитимации режима, так и в силу специфики партии, которая все больше становилась похожей на квазирелигиозный орден. Как не вспомнить слова из «Коммунистического манифеста» о том, что «нет ничего легче, как придать христианскому аскетизму социалистический оттенок»1979.
Такой характер партии имел несколько важных следствий. Во-первых, ленинизм у власти неизбежно должен был стать государственной религией (что было плохо, прежде всего, для Русской православной церкви). В официальную идеологию-религию превратился русифицированный марксизм, – со своими пророками, Спасителем, апостолами, мучениками, иерархией служителей культа, дьяволом (в лице классовых врагов и мирового капитализма), сакральными текстами и обрядами (съезды и партсобрания).
Во-вторых, религия не могла существовать без верховного божества или, на худой конец, без его наместника на земле. Персонализация политики требовала от вождя бессмертия, если не в буквальном, то, по крайней мере, в переносном смысле. Лозунг «Ленин – живее всех живых», который столько десятилетий вдохновлял на свершения советский народ, выражал самую суть правления.
В-третьих, шло постоянное закостенение учения, сужение рамок познания и вариантов действия. Подлинный коммунист, замечал Бертран Рассел, «это человек, который разделяет целую систему определенных догматических верований, вроде философского материализма, которые, может быть, и истинны, но не носят научного характера (нет таких способов, которые позволили бы установить их истинность с определенностью)»1980. Подобный догматизм мировоззрения большевиков приводил к идеологической нетерпимости.
Эта нетерпимость, в‑четвертых, в свою очередь, оказывалась источником огромного количества расколов и ересей. Партия постоянно, особенно на первых порах, разрывалась в острейшей межфракционной борьбе вокруг не столько проблем реальной политики, сколько догматов учения. Французский философ Альбер Камю как-то замечал, что «церковь была сурова к еретикам только потому, что видела своего наизлейшего врага в блудном сыне»1981. Борьба с ересями и заблудшими сыновьями велась в компартии действительно с особым ожесточением и соответствующими методами.
И партийная иерархия смахивала на церковную. «Партией, собирающей ежегодные съезды (последний: 1 делегат от 1000 членов), руководит выбранный на съезде Центральный комитет из 19 человек, причем текущую работу в Москве приходится вести еще более узким коллегиям, именно так называемым “Оргбюро” (Организационному бюро) и “Политбюро” (Политическому бюро), которые избираются на пленарных заседаниях Цека в составе пяти членов Цека в каждое бюро. Выходит, следовательно, самая настоящая “олигархия”. Ни один важный политический или организационный вопрос не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний Цека партии»1982.
Функции ее высших партийных органов были определены весьма расплывчато. Политбюро по идее должно было решать вопросы политической важности, Оргбюро – организационные, а Секретариат – рассматривать менее важные и готовить заседания Оргбюро и Политбюро. Но в то же время всякое решение Секретариата, если оно не опротестовывалось никем из членов Оргбюро, становилось автоматически решением Оргбюро, а его решение, не опротестованное никем из членов Политбюро, становилось решением ПБ, то есть всей партии. Каждый член ЦК мог опротестовать решение Политбюро на пленуме ЦК, что не приостанавливало исполнение этого решения.
После VIII съезда пленумы ЦК долго не собирались, как и Политбюро, поскольку, как расскажет Крестинский на IX партконференции, большинство членов находилось «в отъезде»1983. Это касалось, в первую очередь, Сталина и Троцкого. Оргбюро заседало регулярно и реально управляло партией и ее аппаратом.
Скоро ситуация кардинально изменится: на первый план выйдет именно Политбюро, которое при Ленине превратилось в сверхправительство. Именно Ленин начал трактовать решения ПБ как высший закон страны, предрешающий постановления всех других органов власти и перебивающий конституционные нормы. Волкогонов справедливо замечал: «Имеется ряд постановлений о конституировании Политбюро, определении регламента его работы, но никогда не обсуждались полномочия. Всегда считалось само собой разумеющимся, что они неограниченные»1984.
При этом роль ПБ в этом качестве тщательно скрывалась. Тщетно вы будете искать в статьях и речах Ленина даже упоминания о деятельности Политбюро. Она вся была за ширмой. Детальных стенограмм заседаний ПБ нет, дискуссии не фиксировались, записывались только сами постановления, да и то не все. 8 ноября 1919 года по докладу Сталина об утечке информации с заседаний ПБ было установлено: не заносить в протоколы решения по наиболее важным политическим вопросам. Директивы ПБ должны были проводиться «в советском порядке», то есть актами СНК, СТО и ВЦИК. 16 сентября 1921 года Политбюро пошло еще дальше в деле засекречивания своей руководящей роли: «Поручить президиуму ВЦИК, СТО, СНК и всем наркоматам строго следить за тем, чтобы в принимаемых ими решениях не делались ссылки на решения ЦК». А 2 февраля 1922 года ПБ постановило, что наркомы могут передавать дела во ВЦИК лишь после решения ЦК, чтобы ВЦИКу потом не пришлось менять своих решений.
Решения ПБ – по факту – решения Ленина. «Если раньше случалось, что важные решения от имени ЦК РКП(б) “единолично” принимал руководитель Секретариата ЦК РКП(б) Я. М. Свердлов, то теперь все вполне бюрократически точно оформлял В. И. Ленин», – замечал исследователь ЦК Сергей Войтиков. При этом формально Ленин не был руководителем партии! Он был просто членом ПБ и председательствовал в нем на правах председателя Совнаркома. И не позволял складывать все яйца в одну корзину, сохранив заметную роль для формально «своих» СНК и СТО. «В. И. Ленин сохранял лидерство в основанной им партии, умело балансируя между Политбюро как коллегиальным партийным органом (фактической надстройкой над ЦК) и Советом Рабочей и Крестьянской Обороны – Советом Труда и Обороны (фактической надстройкой над Советом Народных Комиссаров), в которой Ленин являлся не только фактическим, но и формальным руководителем»1985.
Партия стала ядром новой политической системы, возникла единая сеть партийных комитетов, замкнутых на Оргбюро и Секретариат ЦК на принципах демократического централизма, предполагавшего подчинение нижестоящих органов вышестоящим. Партии были подчинены и массовые организации: профсоюзы, созданный в 1919 году комсомол.
Главные приводные ремни от партии к пролетарской массе, – разъяснял Ленин, – профсоюзы, «которые насчитывают теперь… свыше 4 миллионов членов, будучи формально беспартийными. Фактически же все руководящие учреждения громадного большинства союзов и в первую голову, конечно, общепрофессионального всероссийского центра или бюро (ВЦСПС – Всероссийский центральный совет профессиональных союзов) состоят из коммунистов и проводят все директивы партии. Получается, в общем и целом, формально не коммунистический, гибкий и сравнительно широкий, весьма могучий, пролетарский аппарат, посредством которого партия связана тесно с классом и массой и посредством которого, при руководстве партии, осуществляется диктатура класса». Поэтому борьба за профсоюзы и их место в государственном механизме представлялась Ленину и другим большевикам столь важной.
«Затем, разумеется, вся работа партии идет через Советы, которые объединяют трудящиеся массы без различия профессий». Через них осуществляется руководящая роль пролетариата по отношению к крестьянству, осуществляется диктатура городского пролетариата, систематическая борьба с богатым, буржуазным, эксплуататорским и спекулирующим крестьянством и т. д. Вот ленинская схема осуществления диктатуры пролетариата. Он придумал ее сам.
Ничто не выходило из-под контроля партии, тогда как сама она не была подотчетной никому и ничему. При этом партия большевиков оставалась всего лишь общественной организацией, не упомянутой в Конституции.
Ленин продолжал настаивать на жестких требованиях приема в партию в ущерб массовости. «Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать. Последний раз мы широко открыли двери партии – только для рабочих и крестьян – в те дни (зима 1919 г.), когда Юденич был в нескольких верстах от Питера, а Деникин в Орле (ок. 350 верст от Москвы), т. е. когда Советской республике угрожала отчаянная, смертельная опасность и когда авантюристы, карьеристы, проходимцы и вообще нестойкие люди никоим образом не могли рассчитывать на выгодную карьеру (а скорее могли ожидать виселиц и пыток) от присоединения к коммунистам»