ри этом состояние жилого фонда, лишившегося хозяина, стало стремительно деградировать.
Одной из коммунистических идей было создание фаланстеров – домов-коммун, прививающих принципы коллективизма. Коммунальные квартиры на многие десятилетия стали почти всеобщей формой расселения людей в городах. Перебиравшаяся в города молодежь селилась в общежитиях, где действовали правила обобществленного быта: делили не только еду, но часто и одежду.
Малый СНК 8 августа 1921 года принял положение «Об управлении домами», в котором ответственность за сохранность жилого фонда возлагалась, в первую очередь, на заведующего домами. Документ попал на глаза Ленина, который написал: «Наши дома – загажены подло. Закон ни к дьяволу не годен. Надо в 10 раз точнее и полнее указать ответственных лиц (и не одного, а многих, в порядке очереди) и сажать в тюрьму беспощадно». А подписав решение Малого СНК о двух миллиардах рублей на чистку Москвы и прочитав «Положение» Наркомздрава о неделе оздоровления жилищ, – Ленин «пришел к выводу, что мои подозрения (насчет полной негодности постановки всего этого дела) усиливаются. Миллиарды возьмут, раскрадут и расхитят, а дела не сделают. В Москве надо добиться образцовой (или хоть сносной, для начала) чистоты, ибо большего безобразия, чем “советская” грязь в “первых” советских домах, и представить себе нельзя. Что же не в первых домах?» Выход из положения Ленин предлагал для себя не оригинальный – больше проверок и контроля»2088.
Число человеческих жертв в Гражданскую войну было гораздо больше, чем в Первой мировой. Российская империя, утверждал Питирим Сорокин, в 1914 году вступила в войну «с численностью подданных в 176 млн. В 1920 г. РСФСР вместе со всеми союзными советскими республиками, включая Азербайджан, Грузию, Армению и т. д., имела лишь 129 млн населения. За шесть лет Русское государство потеряло 47 млн подданных». «Такая убыль за подобный период мне неизвестна из истории европейских стран. Она едва ли когда-либо имела место в истории России». Прямые военные потери от Первой мировой и Гражданской войн Сорокин оценивал в 5 млн человек. «Остальные 16 млн приходятся на долю их косвенных жертв: на долю повышенной смертности и падения рождаемости»2089.
Современные историки оценивают общие демографические потери населения на фронтах и в тылу воевавших сторон (в боях, от голода, эпидемий и террора) в 8 млн человек2090. Но это на глазок, достоверной статистики мало. Есть авторы, называющие цифру 27 млн человек2091. С учетом отпадения ряда частей бывшей империи население страны сократилось почти на 50 млн человек – со 175 до 126 млн.
Генофонд России был серьезнейшим образом подорван. В России «погибли преимущественно элементы: а) наиболее здоровые биологически, b) трудоспособные энергетически, с) более волевые, одаренные, морально и умственно развитые психологически». Среди лиц с образованием, особенно университетским, процент погибших был в 6–7 раз выше, чем в среднем по населению. «И без того бедные культурными слоями за эти годы мы стали прямо нищими. “Мозг и совесть” страны вымерли в колоссальном размере и продолжают вымирать». К этому добавилась эмиграция именно образованных слоев общества2092. Среди мужчин в возрасте от 15 до 60 лет убыль составила 28 %. «Россия «обабилась», как писал Сорокин, на 100 мужчин приходилось уже 125 женщин.
Конституция 1918 года утвердила принцип равенства женщин с мужчинами в государственной, хозяйственной, культурной и общественно-политической жизни. Были приняты декреты о равной оплате за равный труд, об охране материнства и детства. Но разрушался институт семьи, отношение к нему было пронизано революционным духом. Коллонтай писала: «В наших собственных интересах, в интересах крепости коммунистического строя – разбить во всех слоях, во всех классах устои старой, эгоистической, узко-замкнутой буржуазной семьи. Жизнь и та великая ломка былых устоев, которая совершается на наших глазах, очищает путь для строительства новых форм семьи – семьи социалистической, то есть для воспитания детей в детских колониях, детских общежитиях»2093.
В «Великом почине» Ленин утверждал: «Мы не оставили в подлинном смысле камня на камне от тех подлых законов о неравноправии женщин, о стеснениях развода, о гнусных формальностях, его обставляющих, о непризнании внебрачных детей, о розыске их отцов и т. п., законов, остатки которых многочисленны во всех цивилизованных странах к позору буржуазии и капитализма». Но это только начало постройки, а не сама постройка. Настоящее освобождение – в перестройке мелкого домашнего хозяйства в крупное социалистическое.
Женщина должна заниматься не семейным бытом и детьми, а общественно полезным трудом. Бытовые вопросы должны решаться путем создания общественных столовых, прачечных, молочных кухонь, интернатов и детских домов. «Общественные столовые, ясли, детские сады – вот образчики этих ростков, вот те простые, будничные, ничего пышного, велеречивого, торжественного не предполагающие средства, которые на деле способны освободить женщину, на деле способны уменьшить и уничтожить ее неравенство с мужчиной»2094. Когда дети окажутся на государственном обеспечении и воспитании, традиционная семья отомрет как пережиток буржуазного строя.
На деле раскрепощения женщины и освобождения ее от бытовых проблем не произошло. Напротив. Активистка женского движения Анжелика Балабанова писала: «Женщины, которые были обязаны революции всеми своими новыми правами и положением, вдруг стали старыми и изнуренными, физически покалеченными своими страданиями и бесконечной тревогой за детей. Мало-помалу их единственной заботой стало достать карточку, которая могла бы дать им возможность когда-нибудь в ближайшем или отдаленном будущем получить платье, пальто или пару ботинок для детей»2095. А женщины еще и воевали, и погибали в боях.
Борьба с «мещанско-буржуазными предрассудками» и «освобождение от буржуазного рабства» наносила удар по традиционным устоям. Люди стали на порядок чаще разводиться. И чаще жениться. Но это не вело к росту рождаемости, поскольку, как замечал Сорокин, «браки стали бесплодными» и превратились только в «легальную форму случайных половых связей без санкций и обязательств, без прочности и потомства»2096. Коллонтай ввела в оборот понятие «половой коммунизм», которое попыталась претворить в жизнь революционная молодежь. Привычными стали призывы: «Жены, дружите с возлюбленными своего мужа» или «Хорошая жена сама подбирает подходящую возлюбленную своему мужу, а муж рекомендует жене своих товарищей». Ленин считал идеи Коллонтай слишком радикальными.
В 1920 году постановлением народных комиссариатов здравоохранения и юстиции «Об охране здоровья женщин» провозглашались бесплатность и свободный характер абортов. Они стали практически единственным способом планирования семьи – с контрацептивами было совсем плохо. Очереди на аборты были настолько велики, что специальные комиссии выдавали разрешение на бесплатный аборт по классовому признаку. Очередность была такова: безработные-одиночки; работницы-одиночки, имеющие одного ребенка; многодетные, занятые на производстве; многодетные жены рабочих.
С первых дней Советской власти высокими темпами росла проституция, в нее вовлекалось все больше работающих женщин, зарплаты на жизнь не хватало. Стоит ли говорить о широко распространившихся в этих условиях венерических заболеваниях, которые не очень умели лечить, – антибиотиков не было2097. Сорокин фиксировал, что «молодое поколение начинало жить половой жизнью раньше, чем по физиологическим условиям это можно делать безнаказанно». 96,7 % процента девочек до 16 лет, прошедших через распределительный центр Петрограда, откуда их отправляли по колониям, школам и приютам, уже не были девственницами. Сифилисом были заражены до 30 процентов взрослых и 5 % новорожденных2098.
Страшным итогом войны стала беспризорность: без попечения родителей осталось от 4,5 до 7 млн детей и подростков. У Ленина в полном собрании сочинений об этом нет практически ничего. Для ликвидации беспризорности в январе 1921 года была учреждена Деткомиссия ВЦИК во главе с Дзержинским. Большинство беспризорников направлялись в детские дома и трудовые коммуны. В 1922 году в них воспитывались больше полумиллиона детей.
Систему социального обеспечения – после уничтожения дореволюционной системы государственной и частной благотворительности и попечительства – создавал доктор Винокуров, в будущем многолетний председатель Верховного суда СССР. «Доставшееся нам в наследие так называемое “государственное призрение” построено было на началах паразитизма и лицемерной филантропии. ВИ дал указание организовать это дело на началах социального обеспечения трудящихся. Перед Советской властью встал вопрос о распространении социального обеспечения не только на рабочих, но и на часть крестьянства – на семьи красноармейцев, инвалидов войны и т. д.». Вот только распространять – кроме карточек – было особо нечего.
Российское здравоохранение Ленин ни в грош не ставил. Винокуров рассказывал, что «нам пришлось сломать весь старый государственный аппарат, в том числе и старую медицинскую бюрократическую машину. Пришлось распустить Ученый медицинский совет, Главное управление Красного Креста, Врачебно-санитарный совет, которые после Октябрьской революции состояли из контрреволюционных элементов, проводивших под прикрытием этих учреждений подрывную работу»2099. Поначалу большевики обходились без наркомата здравоохранения. Семашко – первый нарком – расскажет: «Хозяйственники были против: Троцкий сказал, что он “не верит” в начинание. Позиция наша была трудная. И только твердая, ясная поддержка ВИ спасла положение: огромным большинством Наркомздрав был создан… Надо было “собрать медицину”. Уперлись страховики со своими больничными кассами. И здесь ВИ нас поддержал»