В школе Ленин видел, в первую очередь, классовую миссию, утверждая, что «чем более культурно было буржуазное государство, тем более утонченно оно лгало, утверждая, что школа может стоять вне политики и служить обществу в целом. На самом деле школа была целиком превращена в орудие классового господства буржуазии, она была вся проникнута кастовым буржуазным духом, она имела целью дать капиталистам услужливых холопов и толковых рабочих… Мы говорим: наше дело в области школьной есть та же борьба за свержение буржуазии; мы открыто заявляем, что школа вне жизни, вне политики – это ложь и лицемерие».
На I Всероссийском съезде учителей-интернационалистов 5 июня 1918 года Ленин утверждал, что «учительство, которое ранее медленно переходило на работу с советской властью, теперь все больше убеждается в том, что эта совместная работа необходима… Задача новой педагогики – связать учительскую деятельность с задачей социалистической организации общества»2162.
Во всех учебных заведениях была отменена плата за обучение, вводилось новое правописание, упразднялось преподавание Закона Божьего. Были упразднены учебные округа, директора, инспектора и начальницы в средних учебных заведениях2163. Основой общего образования в соответствии с Положением ВЦИК от 30 сентября 1918 года становилась «Единая трудовая школа». Вводилось обязательное бесплатное обучение детей с 8 до 17 лет в школах первой ступени – начальная четырехлетка – и второй ступени (5–9-й классы со специализированными 8-м–9-м классами).
Практическая ориентированность образования выходила на первый план. 8 декабря 1920 года Ленин написал проект постановления пленума ЦК: «Признать в принципе необходимым слияние школ 2-й ступени (или их высших классов) с профессионально-техническим образованием, при 2-х неприменных условиях: 1) обязательное расширение в профессионально-технических школах предметов общего образования и коммунизма; 2) обеспечение тотчас и на деле перехода к политехническому образованию, используя для этого всякую электрическую станцию и всякий подходящий завод»2164.
Но, конечно, пожелания Ленина сильно отставали от действительности. Вот дневниковая запись Зинаиды Гиппиус: «Насчет учения – большевики, кажется и сами понимают, что нельзя учиться 1) без книг; 2) без света, 3) в температуре, в которой замерзают чернила, 4) с распухшими руками и ногами, обернутыми тряпьем, 5) с теми жалкими отбросами, которые посылаются раз в день в школу (знаменитое большевистское “питание детей”) и, наконец, с малым количеством обалделых, беспомощных, качающихся от голода учительниц, понимающих одно: что ничего решительно тут нельзя сделать. Просто – служба; проклятая “советская” служба – или немедленная гибель»2165.
В отношении высшей школы первый совет, который отвечавший за нее Михаил Покровский услышал от Ленина, «звучал совсем по-староверчески, до неприличия консервативно, можно сказать:
– Ломайте поменьше!
Это было в те дни, когда количеством лома некоторые горячие товарищи мерили достоинство советского работника». Дореволюционная система высшего образования была качественной. Ленин это понимал. Но она была и автономной, университетское самоуправление было реальностью. А вот это он терпеть никак не мог. «Ленин, это живое воплощение пролетарской диктатуры, не выносил и мысли о каких бы то ни было буржуазных автономиях, – самое слово это было беспощадно изничтожено в тезисах о высшей школе, которые пишущий эти строки докладывал в Политбюро, – не говоря уже об этом, Ленин ценил в науке, конечно, не ее буржуазную оболочку, а ее пролетарскую сущность»2166, – подтвердил Покровский.
Написанное Лениным в августе 1918 года постановление Совнаркома «О приеме в высшие учебные заведения» поручало наркомпросу принять «самые экстренные меры, обеспечивающие возможность учиться для всех желающих, и никаких не только юридических, но и фактических привилегий для имущих классов не могло быть. На первое место безусловно должны быть приняты лица из среды пролетариата и беднейшего крестьянства, которым будут предоставлены в широком размере стипендии»2167. Пролетарская молодежь получила право поступать в вузы без экзаменов и даже без аттестата о среднем образовании. С 1919 года создавалась система рабочих факультетов (рабфаков), где получали дополнительную подготовку абитуриенты из пролетарской среды. «Самое слово “рабочий факультет” не принадлежит Ильичу: и, возможно, что этому нелюбителю парадоксов и оригинальничанья оно бы и не понравилось. Но так как вещь, называемая этим именем, ему, несомненно, очень нравилась, то ради доброкачественного содержания он простил и новое слово»2168.
Но гладко было на бумаге. Профессура, записанная в буржуазию, во многом разбежалась. Сорокин писал: «Когда-то аудитории университетов и других высших учебных заведений были полны, теперь они сильно пустуют. Вместо 177 высших учебных заведений, фиктивно существовавших в 1919–1920 годах, теперь число их пало до 24–27 на всю Россию, по всем отраслям». «В Петроградском университете за эти годы едва ли было более 300–400 фактически занимавшихся студентов, несмотря на то, что в 1919–1920 гг. в него были влиты Высшие женские курсы (Бестужевские) и Психоневрологический институт»2169.
Большевистское руководство демонстрировало к науке как таковой очевидное расположение. Это объяснялось и пиететом перед марксизмом как научной теорией, и сформулированной Лениным дилеммой: «или надо преодолеть высшую технику, или быть раздавленным». Но сам Ленин специфически относился к людям науки. «Ученый – это хорошо, это для него звучало, как пролетарий, – свидетельствовал Луначарский. – Но буржуазный ученый – вот беда: по всему образу жизни, по своим связям, зараженный, запакованный, он вследствие этого вносит в свою четкую нужную работу, относящуюся целиком к проблеме строительства из того материала, который нам дан, всякую буржуазную дребедень… ВИ, однако, указывал, что в области естественных наук такое заражение не заходит далеко, что она является в общем здоровой областью науки»2170.
Своей важнейшей задачей – скорее, миссией – Ленин видел создание марксистской науки. На базе юридических и историко-филологических факультетов создавались факультеты общественных наук, где основными становились курсы по марксистской теории – диалектическому и историческому материализму, политэкономии, истории рабочего движения. «Ильич был фактическим же инициатором и Института красной профессуры, который имел бы больше права требовать прибавки к своему названию “имени Ленина”, чем любое из бесчисленных учреждений, на это претендующих»2171, – подтверждает Покровский. Ленин собственноручно переписал не устроивший его проект постановления СНК «О Социалистической академии общественных наук»2172. А торжественное открытие Академии состоялось 1 октября 1918 года.
В годы Гражданской войны конкуренция между Наркомпросом, пытавшимся монополизировать учебно-научную систему, и другими комиссариатами, стремившимися создавать собственные аналитические центры, привела к формированию десятков новых исследовательских организаций – экономического, военного, медицинского, сельскохозяйственного профиля. В декабре 1918 года Ленин создал правительственный орган для руководства научно-технической работой в стране – научно-технический отдел при ВСНХ. По настоянию Ленина этим отделом «в чрезвычайно тяжелых условиях создается ряд крупнейших научно-исследовательских институтов»2173. За первые два года советской власти были созданы 33 крупных института, к 1923 году – 55.
В 1918 году были образованы институты Физико-химического анализа под руководством академика Курнакова, Институт по изучению платины и других благородных металлов – Чугаева, Государственный рентгенологический и радиологический институт (из него выделятся Физико-технический радиологический институт во главе с Иоффе, Физико-математический институт Стеклова, а в 1922 году Радиевый институт Вернадского), Оптический институт Рождественского, Центральный аэродинамический институт (ЦАГИ) с Жуковским, Центральный научно-исследовательский автомобильный и автомоторный институт (НАМИ) и другие. В результате наиболее заметным достижением в области организации науки стало создание системы отделившихся от вузов исследовательских институтов. Это оказалось отличительной чертой советской, да и современной российской науки.
Но и за наукой нужен был глаз да глаз. Ленин подгонял наркома юстиции Курского: «По моему поручению бывшей МЧК было начато расследование по делу преступной халатности, волокиты и бездеятельности в Научно-техническом отделе и Комитете по делам изобретений. Результаты расследования были представлены в Мосревтрибунал, который… чрезвычайно покровительственно отнесся к обвиняемым, судил без обвинителя и в конце концов признал обвинение недоказанным и всех виновных оправдал… Нужно в Ревтрибунале поставить политический процесс, который как следует перетряхнул бы это “научное” болото. Мосревтрибуналу за послабление и формальное бюрократическое отношение к делу предлагаю объявить строгий выговор»2174.
Научные работники – на всю страну их насчитывалось около 10 тысяч человек – за небольшим исключением изначально действительно негативно были настроены к советской власти. Но та нуждалась в их интеллекте. Аникст рассказывал: «Вначале (по предложению Ильича) было решено СНК, что по всей Республике будет выделено для оплаты выше максимума 500 таких выдающихся людей в различных областях науки, техники, искусства… Однако вскоре эта цифра 500 под напором наркоматов расширилась до 1000… Вскоре СНК пришлось, однако, еще больше расширить рамки оплачиваемых выше максимума специалистов… (“действительно достойных”). Но действительность показала необходимость расширения наказа, и ВИ пошел на это»2175. В конце 1918 года была организована комиссия по распределению академических пайков под председательством Покровского. СНК 23 декабря 1919 года создал Петроградскую комиссию по улучшению быта ученых.