никаких уступок и шагов делать не следует».
Несдававшийся Чичерин 17 октября вновь предложил на высшем уровне признать долги царской России. Ленин в записке членам ПБ вновь возражал: «Такие шаги вызовут только впечатление нашей слабости: как всегда бывало в подобных случаях, противник обнаглеет. Считаю достаточным интервью Красина и полемику в печати»2350.
Советское правительство направило ноты всем великим державам с предложением провести переговоры для урегулирования двусторонних отношений. Ответа не последовало. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, по решению Политбюро, НКИД нотой от 28 октября выразил готовность «признать определенные финансовые обязательства по довоенным займам при условии признания Советского государства, установления мира, предоставления кредитов для восстановления экономики России и льготных условий погашения долгов»2351. Была предложена идея созыва специальной международной конференции.
В конце года Красин сообщил из Лондона ответ и условия Ллойд Джорджа для признания де-юре: «Признать для себя обязательным все финансовые обязательства царского и Временного правительств… причем решение всех вопросов об убытках производится арбитражным трибуналом на основе общепризнанных принципов международного права и господствующих в цивилизованных странах принципов торговых сношений». Ленин отреагировал посланием Молотову: «Я думаю, что не только торопиться не надо, но что вообще условия абсолютно неприемлемы». Политбюро 31 декабря постановило английские требования отвергнуть.
В этих условиях основным партнером России станет Берлин. Осенью 1920 года – после польского провала – последовал неожиданный сигнал. Ленин рассказывал: «Германия разрешила въезд тт. Зиновьеву и Бухарину на предстоящий съезд Независимой партии в Германии. Может быть, это грубая провокация, но, с другой стороны, несомненно, приезд т. Зиновьева ускорит и углубит раскол среди “независимых”, который уже наметился». Зиновьев особого успеха на съезде НСДПГ не имел. Но сам факт его пропуска в Германию был очевидным жестом в сторону Москвы и выпадом против Запада. Ленин это оценил. В декабре 1920 года он утверждал:
– Германия одна из самых сильных, передовых капиталистических стран, она Версальского договора не может вынести, и Германия должна искать союзника против всемирного империализма, будучи сама империалистической, но будучи задавленной2352. – Немецкое буржуазное правительство бешено ненавидит большевиков, но интересы международного положения толкают его к миру с Советской Россией против его собственного желания.
Инициатором сближения выступал главнокомандующий рейхсвером генерал фон Зект, создавший в начале 1921 года в военном министерстве «Зондергруппу Р» (Россия) для осуществления военного и военно-технического сотрудничества с Красной Армией. Советскому Союзу, как и другим державам, «требовались современное вооружение, развитая военная промышленность, новая техника… Для послевоенной Германии первоочередной задачей было освобождение от “Версальских оков” и возможность развивать собственные вооруженные силы. Такую возможность давало сотрудничество с СССР»2353. Появлялась возможность сформировать альянс двух парий Версальской системы, позволявший им сделать заявку на возвращение в мировую политику.
Российско-германский военно-политический союз так никогда и не будет формализован: обе стороны предельно цинично преследовали собственные интересы и не доверяли друг другу. Но и в рамках негласного альянса делалось немало. Политбюро приняло решение открыть немецкие командные курсы за пределами Москвы (в столице для этого большого дела не хватало свободных квартир). Вскоре Смоленск был полон немецкими летчиками. В феврале 1921 года Ленин получил из постпредства в Берлине шифровку о переговорах с немцами, в ходе которых было достигнуто соглашение о «восстановлении немецкой военной промышленности». Фирма «Блюм и Фосс» была готова строить подводные лодки, «Албатросверке» – самолеты, «Крупп» – артиллерию. Ленин наложил резолюцию: «Я думаю, да». И приписал: «Секретно»2354. Речь все-таки шла о нарушении Версальского договора. Негласная договоренность была достигнута. В ноябре Крестинский сообщил Ленину и Троцкому, что «Юнкерс» и другие фирмы начнут в России производство аэропланов. Вскоре такое производство действительно развернулось – на московском заводе в Филях.
В 1921 году с Германией был тоже подписан торговый договор, а 16 апреля Политбюро согласилось на предоставление немцам концессий.
Вторая фаза
Полагаю, голод был одной из важнейших причин, заставивших Ленина пойти на «углубление нэпа», на то, что он сам называл, второй фазой нэпа. Начавшаяся осенью 1921 года, она означала дальнейший сдвиг вправо – в сторону полноправных рыночных отношений. Ленин разъяснял на VII Московской губпартконференции 29 октября:
– Целый ряд декретов и постановлений, громадное количество статей, вся пропаганда, все законодательство с весны 1921 года было приспособлено к поднятию товарообмена. Предполагалось более или менее социалистически обменять в целом государственные продукты промышленности на продукты земледелия и этим товарообменом восстановить крупную промышленность. Товарообмен сорвался: сорвался в том смысле, что он вылился в куплю-продажу. Мы должны сознать, что отступление оказалось недостаточным. Что необходимо произвести дополнительное отступление, еще отступление назад, когда мы от государственного капитализма переходим к созданию государственного регулирования купли-продажи и денежного обращения… Экономическое строительство привело нас к такому положению, что нужно прибегать не только к таким неприятным вещам, как аренда, но и к такой неприятной штуке, как торговля.
Ленин согласился легализовать торговлю и товарно-денежные отношения. 5 ноября он писал: «Торговля – вот то “звено” в исторической цепи событий, в переходных формах нашего социалистического строительства 1921–1922 годов, “за которое надо всеми силами ухватиться” нам, пролетарской государственной власти, нам, руководящей коммунистической партии. Если мы теперь за это звено достаточно крепко “ухватимся”, мы всей цепью в ближайшем будущем овладеем наверняка»2355. По инициативе Ленина расширялось привлечение буржуазных специалистов, «понимая под таковыми как представителей науки и техники, так и людей, которые практической деятельностью приобрели опыт и знания в деле торговли, в деле организации крупных предприятий, контроля за хозяйственными предприятиями и т. п.».
Система государственного распределения еще больше сжималась. Ленин инструктировал ВСНХ и губернские экономсовещания: «Только минимум самых крупных, наилучше оборудованных и обставленных предприятий, фабрик, заводов, рудников надо оставить на госснабжении, строго проверив наличные ресурсы».
Профсоюзы Ленин теперь задвигал далеко на задний план. Их претензии на руководящую роль в производстве были совершенно неуместны в рыночной среде. На новый, 1922 год он написал соответствующие тезисы: «Всякое непосредственное вмешательство профсоюзов в управление предприятиями, при этих условиях, должно быть признано безусловно вредным и недопустимым… Необходимо со всей решительностью вернуться на довольно продолжительное время к добровольному членству в профсоюзах». Успех восстановления промышленности «требует, безусловно, в современной российской обстановке, сосредоточения всей полноты власти в руках заводоуправлений. Эти управления, составленные по общему правилу на началах единоличия, должны самостоятельно ведать и установлением размеров зарплаты, и распределением дензнаков, пайков, прозодежды и всяческого иного снабжения».
В рамках поэтапного углубления нэпа Совнарком разрешил создание частных предприятий с числом рабочих не более 20 человек, началась сдача в аренду небольших предприятий.
Дискуссии вокруг нэпа и критика его политики Ленину надоедает. В январе он пишет проект директивы ПБ: «Всякие общие рассуждения, теоретизирования и словопрения на тему о новой экономической политике надо отнести в дискуссионные клубы, частью в прессу. Из Совнаркома, Совета Труда и Обороны и всех хозяйственных органов изгнать все подобное беспощадно… От всех наркомов Политбюро требует безусловно максимума быстроты, энергии, устранения бюрократизма и волокиты в практическом испытании новой экономической политики; Политбюро требует безусловно перевода на премию возможно большего числа ответственных лиц за быстроту и увеличение размеров производства и торговли, как внутренней, так и внешней»2356.
К концу 1921 года Ленин впервые созрел до того, чтобы у Советской России появился бюджет. Григорий Моисеевич Леплевский, возглавлявший Малый Совнарком, рассказал, как «ВИ был инициатором самых первых попыток введения сметно-бюджетной дисциплины… 5 июля 1921 года по его предложению Совнарком обязал все ведомства в установленные сроки представить сметы и свои месячные заявки и за неисполнение подвергнуть трехдневному аресту виновных лиц». Смет почти нигде не составили, но посадки провели только в четырех наркоматах, что вызвало крайнее недовольство Ленина»2357.
Вновь легализовав товарно-денежные отношения, большевики выпускали деньги со скоростью работы печатного станка. В 1921 году их эмиссия составила 16 трлн, а в 1922-м – около двух квадриллионов рублей. Но денег катастрофически не хватало. В сентябре 1921 года Ленин писал Троцкому: «Вопль о неимении денег всеобщий, универсальный. Лопнуть можем. Везде на местах бешено (так говорят) распродают все, пускают в продажу все возможное и невозможное. Вопят все и отовсюду. Как и что еще сделать, я не знаю».
Нэп настоятельно потребовал воссоздания финансовой, бюджетной и банковской системы. На наркомфин Лениным возлагалась задача «осуществить с наибольшим напряжением сил и наибольшей быстротой сокращение и впоследствии прекращение эмиссии и восстановление правильного денежного обращения на основе золотой валюты»