решим эту задачу во что бы то ни стало, так что из России нэповской будет Россия социалистическая2569.
Бурные и продолжительные аплодисменты.
Заседание СТО 24 ноября Ленин довести до конца не смог, вышел через полтора часа, усадив на председательское кресло Каменева. 25-го утром случился приступ: судороги в ноге, Ленин упал в коридоре своей квартиры. Родные бросились его поднимать, но он уверил, что поднимется сам. Кожевников и Крамер приехали к полудню. Они предписали недельный отдых и настаивали, чтобы Ленин в течение этого времени абсолютно отказался от любой работы. Однако он упрямо продолжил сидеть на заседаниях Политбюро, СНК и СТО, вести переписку и принимать посетителей. До конца месяца – никаких приступов, встречи – Сталин, Аванесов, Адоратский, Цюрупа, Молотов, Сырцов. Но Ленин все реже появлялся в своем рабочем кабинете, письма и пакеты все чаще оставались невскрытыми или без ответа на столах секретарей.
Четвертого декабря Крамер и Кожевников отметили ухудшение его самочувствия. «Сам В. И. находит тоже, что в последнее время он стал легче утомляться. Вид не особенно хороший, цвет лица землистый. Было предложено уехать на несколько дней в Горки и совершенно не заниматься. Сначала В. И. не хотел на это согласиться, но в конце концов его удалось уговорить поехать в четверг после заседания и вернуться в понедельник или во вторник»2570.
Шестого декабря Ленин пришел в кабинет в начале 12-го. Поручил написать от его имени несколько писем. Беседовал со Сталиным в течение 1 часа 40 минут. Вечером принял Богданова и Довгалевского, после чего продиктовал упоминавшиеся в 1-й главе воспоминания о Федосееве и поручил послать их Анне Ильиничне. Седьмого декабря Ленин появился в кабинете в 10.55. В 11 часов началось заседание Политбюро, где он продержался до 14.20. Это было последнее заседание ПБ с участием Ленина. Вечером он появился в кабинете, поговорил по телефону со Сталиным. Внес поправки в проект постановления ПБ о распределении полномочий между Луначарским и его заместителями. В 18.15 ушел домой, после чего наконец-то уехал в Горки2571.
В Горках не получилось ни отдыха, ни работы: ежедневно накатывали приступы паралича. Мария Ильинична запомнила, что брат в подавленном настроении часами просиживал на террасе, грустный и молчаливый2572. Отвлек от печальных мыслей присланный протокол прошедшего накануне заседания ПБ. Оказывается, после его ухода оставшиеся коллеги, да еще вне повестки, осуществили настоящую идеологическую диверсию, отложив высылку из Москвы Рожкова на том хлипком основании, что он покаялся и отрекся от меньшевизма. Ленин вновь вне себя. До этого судьба Рожкова обсуждалась в Политбюро с его участием уже дважды – 20 октября и 16 ноября. И оба раза Ленин добивался принятия решения об изгнании. 8 декабря он пишет Сталину: «Я оспариваю законность принятого вчера решения о Рожкове… Я настаиваю на передаче вопроса на пленум, тем более что до пленума осталась только одна неделя». До пленума дело не дошло. 14 декабря ПБ, отменив свое решение, согласилось выслать Рожкова в Псков.
Полагаю, именно случай с Рожковым заставил Ленина 8 декабря продиктовать из Горок записку: «1. Политбюро заседает по четвергам от 11-ти и никак не позже 2-х. 2. Если остаются нерассмотренные вопросы, то они переносятся либо на пятницу, либо на понедельник на те же часы. 3. Повестка дня Политбюро должна быть разослана не позже, чем к 12-ти часам дня среды. К тому же сроку должны быть присланы материалы (в письменном виде) к повестке».
На следующий день Ленин попытался построить и Совнарком, продиктовав большое письмо Цюрупе – о порядке работы замов и Председателя СНК, прописав график их деятельности. «1. Время работы: 11–2, 6–9; вместе с предСНК в дни: понедельник и вторник, четверг и пятница». Ленин предлагал, чтобы три зама «“сидели” на определенной работе по два месяца, а потом ее меняли. (Это необходимо в интересах ознакомления всех замов со всем аппаратом в целом и в интересах достижения настоящего единства управления)… Так как работа улучшения и исправления всего аппарата гораздо важнее той работы председательствования и калякания с замнаркомами и наркомами, коя до сих пор занимала замов целиком, то необходимо установить и строго проводить, чтобы не менее двух часов в неделю каждый зам “опускался на дно”, посвящая личному изучению самые разнообразные, и верхние и нижние, части аппарата, самые неожиданные притом».
Затем Ленин сел писать конспект своего выступления на Х съезде Советов. 11 декабря Аллилуева записала в дневнике: «Никаких поручений не было. ВИ ни разу не звонил. Проверить, чтобы в кабинете было не меньше 14 градусов тепла»2573. Наутро ожидался приезд Ленина в Москву. Он вернулся из Горок утром 12 декабря. В полдень пришел в кабинет и до 2 часов беседовал с Рыковым, Каменевым и Цюрупой по поводу распределения их полномочий. Ни о чем не договорились. «После этого ушел домой, не дав никаких поручений на вечер. Вечером ВИ пришел в кабинет в 5 часов 30 минут, несколько минут говорил по телефону. От 6 часов до 6 часов 45 минут у ВИ был Ф. Э. Дзержинский, только что вернувшийся из Тифлиса. ВИ беседовал с ним по вопросу о конфликте в ЦК Грузинской компартии… Беседа с Дзержинским сильно взволновала ВИ»2574. Из общих соображений можно предположить, что Дзержинский одобрял линию Заккрайкома и самого Орджоникидзе, но проговорился об инциденте с мордобоем. Ленин просил Дзержинского вернуться в Грузию для дополнительного изучения ситуации.
После этого предсовнаркома просмотрел материал о работе торгпредства в Берлине и принял его главу Стомонякова. Тот, полагаю, передал письмо полпреда в Германии Крестинского, написанное еще 3 декабря в Берлине. Крестинский замечал, что «ряд товарищей, побывавших за границей, становятся сторонниками монополии (Цюрупа, Владимиров, Рыков, Аванесов)». Ленин переслал письмо Крестинского Троцкому с припиской: «Черкните поскорее, согласны ли; я буду воевать на пленуме за монополию. А Вы?». Троцкий согласился, добавив, что требуется гибкое регулирование внешней торговли, приспособленное к общим хозяйственным потребностям, чем мог бы заняться Госплан, на который он имел виды. В 20.15 Ленин покинул кабинет. Больше ему в нем работать не придется.
У Ленина 13 декабря было два приступа, когда паралич охватывал правые конечности. Похоже, это был второй инсульт (или он будет 16-го). Проведенное в 11 утра Кремером и Кожевниковым обследование показывало, что состояние заметно ухудшилось, хотя все объективные показатели были в норме. В истории болезни запись: «С большим трудом удалось уговорить ВИ не выступать ни в каких заседаниях и на время совершенно отказаться от работы. ВИ в конце концов на это согласился и сказал, что сегодня же начнет ликвидировать свои дела»2575. Согласился отправиться в Горки. Реально остался на 3 дня, которые провел в кремлевской квартире в суматошной активности.
После ухода врачей, около полудня Ленин вызвал Фотиеву «на квартиру и продиктовал три письма: Сталину – “Для пленума ЦК”; Фрумкину и Стомонякову – о монополии внешней торговли; Цюрупе, Рыкову и Каменеву – о порядке работы заместителей Председателя СНК и СТО»2576. В первом письме просил пленум отменить решение Политбюро относительно Рожкова. В послании Каменеву, Рыкову, Цюрупе прерывал затянувшиеся споры о распределении полномочий: «Ввиду обострения болезни я должен ликвидировать сейчас всякую политическую работу и возобновить свой отпуск. Поэтому наши разногласия с вами теряют практическое значение… К первым функциям (т. е. председательствование, контроль за правильностью формулировок и т. д.) больше подходит т. Каменев, тогда как функции чисто административные свойственны Цюрупе и Рыкову». Ленин намеревался вскоре вернуться к работе: «Прошу только иметь в виду, что я даю свое согласие на предложенное вами распределение не на три месяца (в отличие от вашего предложения), а впредь до моего возвращения к работе, если оно состоится ранее чем через три месяца».
Под фотиевским «письмом Фрумкину и Стомонякову» скрывалось на самом деле послание Троцкому (копия Фрумкину и Стомонякову): «Мне думается, что у нас с Вами получается максимальное согласие, и я думаю, что вопрос о Госплане в данной постановке исключает (или отодвигает) спор о том, нужны ли распорядительные права для Госплана. Во всяком случае, я бы очень просил Вас взять на себя на предстоящем пленуме защиту нашей общей точки зрения о безусловной необходимости сохранения и укрепления монополии внешней торговли. Так как предыдущий пленум принял в этом отношении решение, идущее целиком вразрез с монополией внешней торговли… в случае нашего поражения мы должны будем перенести вопрос на партийный съезд…»2577
В 12.30 к Старику зашел Сталин, беседовали «до 2 часов 35 минут». Это был последний их разговор. Считается, что говорили о Грузии и монополии внешней торговли. «Вечером, от 7 часов 30 минут до 8 часов 25 минут ВИ диктовал письмо Сталину о монополии внешней торговли. Письмо было разослано членам ЦК как материал к пленуму, назначенному на 18 декабря»2578. Там Ленин утверждал: «Вопрос состоит в том, будет ли наш НКВТ работать на пользу нэпманов или он будет работать на пользу пролетарского государства. Это такой коренной вопрос, из-за которого безусловно можно и должно побороться на партийном съезде». Основной запал был направлен против Бухарина, чьи рассуждения «о таможенной политике на практике означают не что иное, как полнейшую беззащитность русской промышленности и прикрытый самой легкой вуалью переход к системе свободной торговли»2579.
Четырнадцатого декабря Ленин пригласил Ярославского, который в тот момент был, помимо прочего, председателем комиссии СНК по ревизии деятельности торгпредств РСФСР за границей, чтобы поговорить о монополии внешней торговли. «Он тогда очень волновался, что вопрос этот не будет пересмотрен в желательном для Ленина смысле, то есть в смысле отмены предыдущего постановления пленума, и особенно волновался по поводу позиции Зиновьева, Каменева, Бухарина и Сокольникова… Ленин знал, что Сталин высказался уже в письме в Политбюро, что он за сохранение монополии. Он просил меня сговориться с тов. Троцким и вместе защищать вопрос на пленуме ЦК, а если понадобится, то и перенести на фракцию съезда Советов»