Могли Крупская и секретариат Ленина вести какую-то свою игру? Могли ли они подыграть, скажем, Троцкому, которому передали все материалы по нацвопросу? Или Зиновьеву, которому Крупская принесла «Письмо к съезду»? Или Каменеву, который уже председательствовал и в Политбюро, и в Совнаркоме и которому подчинялись Горбунов, Фотиева и частично Гляссер? Почему бы нет. Сталина в последнем окружении Ленина явно недолюбливали, о будущем задумывались, а Троцкий в тот момент выглядел фигурой более (по крайней мере, ничуть не менее) перспективной, чем Сталин в качестве преемника вождя. Да и Зиновьев с Каменевым подавали надежды. Могли Троцкий, Зиновьев или Каменев подыграть окружению Ленина в интриге против Сталина? Почему нет: столь сильный конкурент их тоже не устраивал.
От самих близких Ленина и его секретариата откровений на этот счет невозможно было ожидать, особенно после того, как верх взял Сталин. Но Троцкий, как мы видели, так и прямо это подтверждал. И не только в отношении Гляссер или Фотиевой, которых Троцкий называл своей «связью» с Лениным2686, но и Крупской. Она в последующие годы будет состоять во всех антисталинских оппозициях.
Использовались ли во времена Хрущева, когда готовилось Полное собрание сочинений Ленина, создавалась каноническая история его противостояния со Сталиным в последние месяцы жизни, подтасовки исторических документов для целей политической борьбы? Еще как. Отсутствовала ли цензура при издании ПСС? Конечно, нет. Полное собрание сочинений, как мы сейчас прекрасно знаем, было далеко не полным, многие ленинские труды увидели свет только после «перестройки» Горбачева и после исчезновения СССР. А какие-то, я уверен, не доступны до сих пор. Во времена хрущевской «оттепели» писала мемуары Фотиева…
Сталин и другие члены высшего руководства действительно нигде и никогда не ставили под сомнение подлинность всех без исключения ленинских текстов. И как ведущие члены Политбюро могли не заметить подмену хорошо им известного ленинского стиля, если действительно бы фальсификации имели место? Но был человек, который много лучше всех членов ПБ, вместе взятых, знал этот стиль. Который много лет писал письма за Ленина и от его имени. Начисто (и редактируя) переписывал все его труды. При этом никто и никогда не усомнился в ленинском авторстве текстов, написанных от его имени этим человеком. Этот человек знал о Ленине все, являлся автором самых подробных и, на мой взгляд, лучших воспоминаний о нем. Как Вы, наверное, догадались, речь идет о Надежде Константиновне. «Скучная, вечно больная, безобразно одетая, вздорная, одуревшая от бездетности старуха, потолок которой – педагогическая деятельность: заставить школьников в учебное время собирать шишки на топливо? Или все же – ослепительно красивая, весьма остроумная, очень скрытная – и очень умная женщина, которую все – кроме, видимо, ВИ – катастрофически недооценивали?»2687 – пишет Данилкин. Очевидно, что если подтасовки имели место, то они точно не могли осуществляться без участия Крупской – хранителя и легитимизатора ленинских текстов.
Не стоит забывать и то, что Зиновьев, Каменев, Троцкий, даже если что-то знали и подозревали, видели в «Завещании» выгоду – в борьбе со Сталиным. Досталось от Ленина им всем. Но сделать оргвыводы предлагалось только в отношении Генерального секретаря. У остальных не было столь уж большого стимула, желания, побудительного мотива оспаривать аутентичность диктовок. А Сталин? У него-то мотив точно был. Но если бы Сталин усомнился в подлинности текстов, направленных против него, ему бы инкриминировали откровенный саботаж «Завещания» Ленина. Кого Сталин мог обвинить в фальсификации? Крупскую? Ему и так ставили в вину безосновательные атаки на беззащитную женщину и верную соратницу вождя. А письмо Ленина с угрозой разорвать отношения со Сталиным, если он не извинится перед Крупской, вообще давало ей индульгенцию от сталинской критики на все обозримое будущее.
Документы вбрасывались дозированно, не все сразу, и по разным каналам. Диктовки о национальностях и грузинском деле – пришли от Троцкого. «Характеристики» и «Письмо о секретаре» – от Зиновьева. О «Письме о секретаре» Сталин узнал позже других, когда его подлинность не оспорили, а фактически подтвердили все другие члены Политбюро. Оспаривать каждый из документов в отдельности было просто невозможно, тем более, что поступали они в ЦК не только прямо от Крупской, но и через членов Политбюро. И Сталин не мог в каждый конкретный момент знать, что еще, кому, когда и зачем может принести Надежда Константиновна.
Сталин принял вызов «Завещания» его власти как данность. Выстояв перед этим – самым опасным, ленинским – вызовом Сталин становился, по сути, неуязвим перед вызовами серьезными, но не такими смертоносными – со стороны других членов Политбюро.
Но это – гипотеза.
В то же время очевидно, что мухлеж вокруг ленинского «Завещания» был. Масштабы и состав участников этого процесса установить невозможно. И, что самое главное, и в чем правы противники конспирологии: для практической политики вопрос о подлинности или сфальсифицированности каких-то документов Ленина не имел ни малейшего значения. Потому что все они воспринимались всеми участниками политического процесса как подлинные и именно в таком качестве играли свою роль в истории. Остальное – для интеллектуальных упражнений.
Восприятия в политике куда более важны, чем реальность.
Был ли возможен политический альянс Ленина и Троцкого против «тройки» или лично Сталина? Проверить эту версию тоже невозможно. Троцкий в этом вопросе свидетель не беспристрастный, а других свидетелей не существует.
Нет спора: Ленин считал Троцкого сильнейшей – наряду со Сталиным – политической фигурой. Но при этом ни с кем из коллег у Ленина не было такого количества столкновений, как с Троцким – как до революции, так и после. Никто из коллег так не старался насолить Ленину и подсидеть его, как Троцкий. Ни против кого другого из коллег Ленин так много не интриговал, пытаясь его изолировать. Никого из коллег Ленин не награждал таким количеством самых оскорбительных эпитетов. Вот основные: «свинья», «Балалайкин», «подлейший карьерист», «Иудушка», «позер», «шельмец», «проходимец», «жулик», «лжец». Сталин не удостоился ничего подобного. Для старой большевистской гвардии «небольшевизм» (меньшевизм) Троцкого был грехом, который простить было нельзя. Крайне маловероятно, чтобы Ленин рассматривал Льва Давидовича своим преемником. Но, как бы то ни было, даже если планы такого альянса существовали, им не суждено было реализоваться.
Был ли Сталин в опале у Ленина в последние месяцы его жизни? Свидетельств недовольства Сталиным немало, притом не только в «Завещании». Так, скорее всего, к февралю 1923 года надо относить события из рассказа Марии Ульяновой: «Раз утром Сталин вызвал меня в кабинет В. И. Он имел очень расстроенный и огорченный вид:
– Я сегодня всю ночь не спал, – сказал он мне. – За кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится! Как к изменнику какому-то. Я же его всей душой люблю. Скажите ему это как-нибудь.
Мне стало жаль Сталина. Мне казалось, что он так искренне огорчен. Ильич позвал меня зачем-то, и я сказала ему, между прочим, что товарищи ему кланяются.
– А, – возвратил В.И.
– И Сталин просил передать тебе горячий привет, просил сказать, что он так любит тебя.
Ильич усмехнулся и промолчал.
– Что ж, – спросила я, – передать ему и от тебя привет?
– Передай, – ответил Ильич довольно холодно.
– Но, Володя, – продолжала я, – он все же умный, Сталин.
– Совсем он не умный, – ответил Ильич решительно и поморщившись»2688.
Умными Ленин считал себя, Маркса, Энгельса и еще может быть Лафаргов.
У опалы Сталина был и еще один аспект – идеологический. Чем дальше, тем больше Ленин начинал усматривать во взглядах Кобы такие моменты, которые свидетельствовали о его стремлении открыть дорогу национальным, рыночным веяниям в противовес интернационализму и «прекращению отступления» ленинской позиции. Сталин оказывался более правым политиком, чем Ленин.
И, конечно, никогда не стоит сбрасывать со счетов фактор супруги. Когда жена относится к кому-то очень плохо (особенно, если этот кто-то еще не нее повышает голос), то мужу всегда очень сложно относиться к такому человеку с большой симпатией. Особенно, когда супругу видишь каждый день, беседуешь с ней, зависишь от ее внимания, а этого человека не видишь вообще. Надежда Константиновна не любила Сталина, и чувства их были взаимны. Кстати, здесь могло быть не только личное, Крупская была тоже идейно заметно левее Сталина.
Все так. Однако одновременно нельзя не заметить, что в последние месяцы жизни у Ленина в партийной верхушке не было более близкого человека, чем Сталин. По книгам регистрации входящей и исходящей документации секретариата Ленина подсчитано количество его контактов с ключевыми членами Политбюро в 1921 и 1922 годах, получилось, что со Сталиным их было 115, с Троцким – 70, с Каменевым – 59, а с Зиновьевым – 532689.
Та же Мария Ильинична Ульянова имела основание написать – пусть и с подсказки Бухарина – в президиум июльского (1926 года) пленума ЦК: «В.И. очень ценил Сталина. Показательно, что весной 1922 г., когда с В.И. случился первый удар, а также во время второго удара в декабре 1922 г. В.И. вызвал к себе Сталина и обращался к нему с самыми интимными поручениями, поручениями такого рода, что с ними можно обратиться лишь к человеку, которому особенно доверяешь, которого знаешь как истинного революционера, как близкого товарища». В 1922 году Сталин навещал Ленина в Горках 12 раз, Троцкий – один раз. Скандал с Крупской? «Тов. Сталин извинился, и этим инцидент был исчерпан. Нечего и говорить, что, если бы Ильич не был в то время, как я указала, в очень тяжелом состоянии, он иначе реагировал бы на этот инцидент». Ни о каком разрыве отношений речи не шло: «Отношения эти были и остались самыми близкими и товарищескими»