От революционных событий отвлекали меньшевики, вынесшие на рассмотрение Второго Интернационала вопрос о расколе в РСДРП, прямо обвиняя в нем Ленина. 24 июля тот представил в секретариат Международного социалистического бюро свою версию событий II и III съездов и счел западную социал-демократию «крайне предубежденной в вопросе о расколе в рядах российской социал-демократии». Ленин 28 июля информировал ЦК: «Плеханов невероятно нахально поступил, написав в Международное социалистическое бюро, что его уже признали (!) обе фракции, и обругав, опорочив всячески наш III съезд… Не забывайте, что все почти заграничные социал-демократы на стороне “икон” и нас считают ничем, третируют».
Наличным составом большевиков Ленин не слишком доволен. 2 августа он писал Луначарскому: «Борьба идет серьезная, III съезд вовсе не закончил ее, разумеется, а только открыл новую фазу ее, искровцы подвижны и суетливы, беззастенчивы по-торгашески, искушенные долгим опытом демагогии, – а у наших преобладает какая-то “добросовестная глупость” или “глупая добросовестность”. Не умеют бороться сами, неловки, неподвижны, неуклюжи, робки… Милые ребята, но ни к дьяволу негодные политики. Нет у них цепкости, нет духа борьбы, ловкости, быстроты»422.
В июле выходит брошюра Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической революции». Главная мысль была действительно оригинальной для марксизма – при всей его резиновости пролетариат не только может, но и должен выступать вождем, гегемоном в буржуазно-демократической революции. До этого считалась, что в такой революции гегемоном должна быть буржуазия. Причем «победоносным борцом за демократизм» рабочий класс может оказаться лишь при том условии, если к его революционной борьбе присоединится масса крестьянства, которое «в данный момент заинтересована не столько в безусловной охране частной собственности, сколько в отнятии помещичьей земли, одного из главных видов этой собственности».
Ленин уверял: «Решительная победа революции над царизмом есть революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства… Это может быть только диктатурой, потому что осуществление преобразований, немедленно и непременно нужных для пролетариата и крестьянства, вызовет отчаянное сопротивление и помещиков, и крупных буржуа, и царизма. Без диктатуры сломить это сопротивление, отразить контрреволюционные попытки невозможно». И здесь же зачатки теории и немедленного перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую, и перманентной революции. «От революции демократической мы сейчас же начнем переходить и как раз в меру нашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, начнем переходить к социалистической революции. Мы стоим за непрерывную революцию. Мы не остановимся на полпути». Необходимо «принять самые энергичные меры для вооружения пролетариата и обеспечения возможности непосредственного руководства восстания»423.
Ленин и сам не терял время зря. Крупская писала: «Ильич не только перечитал и самым тщательным образом проштудировал, продумал все, что писали Маркс и Энгельс о революции и восстании, – он прочел немало книг и по военному искусству, обдумывая со всех сторон технику вооруженного восстания, организацию его. Он занимался этим делом гораздо больше, чем это знают, и его разговоры об ударных группах во время партизанской войны, “о пятках и десятках” были не болтовней профана, а обдуманным всесторонне планом». Каждое утро Ленин приходил в библиотеку и «брал оставленную со вчерашнего дня книгу о баррикадной борьбе, о технике наступления, садился на привычное место к столику у окна, приглаживал привычным жестом жидкие волосы на лысой голове и погружался в чтение… Большевики изыскивали все средства, чтобы переправлять в Россию оружие, но то, что делалось, была капля в море. В России образовался Боевой комитет (в Питере), но работал он медленно»424.
Во главе большевистского Боевого комитета стоял Красин, ставший – вместе с Богдановым – одним из ближайших соратников Ленина. Говорили о них как о «секретной большевистской тройке». Троцкий рассказывал о Красине: «Он был инженером с известным стажем, служил, и служил хорошо, его очень ценили, круг знакомств у него был неизмеримо шире и разнообразнее, чем у каждого из молодых тогдашних революционеров. Рабочие кварталы, инженерские квартиры, хоромы либеральных московских фабрикантов, литературные круги – везде у Красина были свои связи… В 1905 г. Красин, помимо участия в общей работе партии, руководил наиболее опасными областями: боевыми дружинами, приобретением оружия, заготовлением взрывчатых веществ и прочим»425.
Крупская подтверждала: «Делалось все это конспиративно, без шума, но вкладывалась в это дело масса энергии. ВИ больше, чем кто-либо, знал эту работу Красина и с тех пор всегда очень ценил его»426. Но это она напишет потом, а тогда Ленин в письме в столицу возмущался: «В таком деле менее всего пригодны схемы да споры и разговоры о функциях Боевого комитета и правах его. Тут нужна бешеная энергия и еще энергия. Я с ужасом, ей-богу с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полгода и ни одной не сделали!.. Идите к молодежи, господа! Вот одно-единственное, всеспасающее средство»427.
Поиски оружия привели опять к контактам с эсерами, которые планировали доставить 12 тысяч канадских и швейцарских винтовок в Петербург, 4 тысячи – в провинцию, не считая трех тысяч револьверов, трех миллионов патронов, трех тонн динамита и пироксилина. Восстание в столице должен был координировать комитет во главе с Азефом. В начале июля Гапон вернулся в Женеву и рассказал о проекте большевикам. Те поспешили присоединиться. «За кружкой пива в одном из женевских кабачков Ленину удается убедить амбициозного рабочего вождя поехать “с товарищем Германом” (Буренин. – В.Н.) в Лондон и там “передать все свои связи”… В результате переговоров у Чайковского (во второй декаде июля) большевики были приняты в Объединенную боевую организацию, куда входили финляндские активисты, эсеры, гапоновцы и, что совсем уже странно, «освобожденцы» (то есть будущие кадеты)… 8 июля (10 августа) в Женеве происходит заседание Боевой технической группы». От большевиков участвуют Скрыпник, Богданов, Красин, Стасова428.
В середине сентября Ленин предложил ЦК «прямо выставить центральным пунктом агитационной кампании лозунг восстания и Временного революционного правительства»429. Революционные события в России набирали обороты. В начале октября «Союз союзов» по инициативе железнодорожников поддержал проведение всеобщей стачки. «Крупные события начались неожиданно и развернулись крайне быстро. 7 октября забастовали служащие Московско-Казанской железной дороги. На следующий день стали Ярославская, Курская, Нижегородская, Рязано-Уральская дороги. Забастовщики валили телеграфные столбы, чтобы остановить движение там, где находились желающие работать. Железнодорожники, повинуясь своему руководящему центру, прекращали работу, не предъявляя никаких требований»430. Тогда же забастовали работники связи, рабочие столичных заводов, конторские служащие.
В Санкт-Петербурге 13 октября открылось заседание представителей интеллигенции и рабочих, через четыре дня образовавших Совет рабочих депутатов. Честь его созыва оспаривали «Союз союзов» и меньшевики. Большевики поначалу Совет бойкотировали, но затем вошли в состав его Исполкома, где получили 3 места из 31 (столько же, сколько эсеры и меньшевики). Председателем Совета стал меньшевик Георгий Носарь (Хрусталев), реальным руководителем – Троцкий.
Остановившиеся транспорт и промышленность, не работавший телеграф требовали от Николая II немедленных действий: либо назначения военного диктатора, либо крупных политических уступок. «Мне думается, – писал Витте, – что государь в те дни искал опоры в силе, но не нашел никого из числа поклонников силы – все струсили…»431. 13 октября Витте был назначен первым в истории России Председателем Совета министров, и уже на следующий день император поручил ему подготовить Манифест об усовершенствовании государственного порядка. Он был подписан царем 17 октября и предусматривал «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов»; привлечь к выборам в Государственную думу все слои населения; «установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы»432.
Манифест вызвал мощнейший взрыв общественных эмоций. Демонстрации с выражением верноподданнического восторга, проходившие по всей России, сталкивались с демонстрациями революционного протеста, высекая искры новых кровопролитий, забастовок и еврейских погромов. Ленин почувствовал запах крови и призывал «преследовать отступающего противника», «усиливать натиск» в уверенности, что «революция добьет врага и сотрет с лица земли трон кровавого царя».
Ленин против «парламентских иллюзий»: «Мы сильны теперь революционной борьбой народа и слабы в квазипарламентском отношении. Кадеты наоборот. Им весь расчет перетянуть нас на квазипарламентаризм… А Мартов и Ко истеричничают, вопя: скорее бы легально! скорей бы открыто! хоть как-нибудь, да легально! Нам именно теперь была нужна выдержка, нужно продолжение революции, борьба с жалкой полулегальностью». Ленин говорил о вооруженном восстании.
Время его торопит, а он торопит время: «Хорошая у нас в России Революция, ей-богу!.. Время восстания? Я бы лично охотно оттянул его до весны и до возвращения маньчжурской армии… Но ведь нас все равно не спрашивают… В подготовке восстания я бы советовал проповедовать тотчас везде, самым широким образом, образование массы, сотен и тысяч автономных боевых отрядов». И тут же Ленин давал инструкции в санкт-петербургский Боевой комитет: «Идите к молодежи. Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и