Реорганизация началась немедленно. «Явились плотники, притащили доски, разделили каждую комнату на несколько частей. Получилось нечто вроде не то улья, не то зверинца. Все какие-то темные углы, клети, закуты… В некоторых закутках не было ни стола, ни стула. Висела только лампочка на проводе. Появились в большом количестве новые люди. Все неведомые и все друг на друга похожие. Выделялись из них Мандельштам, умный и интересный собеседник, А. Богданов, скучноватый, но очень всеми ценимый. Каменев, любящий или, во всяком случае, признающий литературу…»447.
Именно в эти дни Лев Борисович Каменев (Розенфельд), с которым Ленин познакомился еще в 1902 году и продолжил знакомство на III съезде, стал членом его команды. Несмотря на довольно молодой возраст – 22 года, Каменев уже имел репутацию теоретика. Родился в Москве, отец его был железнодорожным инженером. Окончил гимназию в Тифлисе, поступил на юридический факультет Московского университета, который так и не закончил, закружившись в революционной деятельности. «Каменев – …среднего роста, сухощавый, но крепко скроенный, с медленными движениями, холодный, сдержанный, взвешивающий свои слова, с резкими чертами бритого лица, с холодными, умными серыми глазами»448. По словам Троцкого, Каменев «лучше многих других большевиков схватывал общие идеи Ленина, но только для того, чтобы на практике давать им как можно более мирное истолкование»449.
Приехавший из Флоренции Луначарский делился впечатлениями о работе в газете: «ВИ чувствовал себя вообще чрезвычайно возбужденным, бодрым и был в самом боевом настроении»450. Именно в «Новой жизни» Ленин впервые лично встретился с Горьким, как утверждала его супруга Мария Федоровна Андреева (Юрковская)451.
Первая легальная статья Ленина вышла уже 10 ноября. «Условия деятельности нашей партии коренным образом изменяются. Захвачена свобода собраний, союзов, печати». Конспиративные структуры должны быть сохранены, но надо активнее использовать легальные и полулегальные околопартийные организации, шире вливать в партийные ряды пролетариев. «Теперь инициатива самих рабочих будет проявляться в таких размерах, о которых мы, вчерашние консерваторы и “кружковики”, не смели мечтать»452.
В редколлегии быстро назрел раскол. Луначарский писал: «Большевистская часть редакции постепенно пришла к совершенно ясному пониманию, что запрячь “большевистского коня” в одну колесницу с полудекадентской “трепетной ланью” никак “не можно”. В результате произошел ряд конфликтов»453. Тэффи раскрывала смысл конфликта: «Критическую статью Антона Крайнего (З. Гиппиус) на литературную тему не напечатали. Отчет о театре, о новой пьесе, тоже не поместили.
– Почему?
– Ленин говорит, что это не должно интересовать рабочего читателя, который литературой не интересуется и в театры не ходит.
Спросила у Ленина.
– Да, это верно. Сейчас не время.
– Но ведь нашу газету читают не только рабочие.
– Да, но те читатели нам неинтересны.
– А не думаете ли вы, что если вы совсем устраните всю литературную часть газеты, то она потеряет много подписчиков? А это будет для вас материально невыгодно. Кроме того, если газета превратится в партийный листок, ее, наверное, скоро прихлопнут…
– Ничего. Это дело провалится, надумаем другое».
Конец популярного издания был довольно предсказуем. «Румянцев сказал, что Ленин требует порвать соглашение с Минским, завладеть газетой целиком и сделать ее определенно органом партии, – продолжала рассказ Тэффи. – Румянцев протестовал, находя это неприличным. Газета разрешена на имя Минского, он – ответственный редактор. Какое же мнение будет о нас в литературных кругах!
– На ваши литературные круги мне наплевать, – отвечал Ленин. – У нас царские троны полетят вверх ногами, а вы толкуете о корректном отношении к каким-то писателям…
Он напечатал в “Новой жизни” статью, которая всех перепугала. Насколько помню, это было что-то о национализации земли. Минскому было сделано предостережение. Он пришел в редакцию очень расстроенный.
– Я ответственный редактор, а вы меня оставляете в полном неведении о помещаемых вами статьях. Еще одна такая, и мне грозит ссылка…
И в ответ на эту законную тревогу послышалось подхихикиванье:
– Ничего, не беда! Климат в Сибири здоровый. Это ему даже, хи-хи, полезно».
Минский предпочел не следовать полезному совету Ленина, а бежал в Англию. После чего «вся наша литературная группа решила из газеты уходить. Попросили вычеркнуть наши имена из списка сотрудников»454.
26 ноября был арестован Хрусталев-Носарь. Заменил его Троцкий. 2 декабря Совет выпустил манифест с призывом отказаться от уплаты казенных платежей. 3 декабря за напечатание этого манифеста было закрыто восемь газет, в том числе и «Новая жизнь». И в тот же день правительство решило разогнать Петербургский Совет. В эти дни Ленин напоминал Луначарскому «капитана на палубе судна, окруженного громовыми тучами и начинающего метаться на гребне крепнущих волн».
Революционные события способствовали известному сближению большевиков и меньшевиков – они были в одинаковых обстоятельствах. После закрытия «Новой жизни» и меньшевистского «Начала» была сделана попытка создания единой газеты, которую назвали «Северным голосом». «Начались переговоры между большевистским и меньшевистским центрами для того, чтобы прийти к какому-нибудь соглашению, – рассказывал Луначарский. – На большинстве этих собраний председательствовал я, но линию нашей партии вел почти исключительно Ленин… Проходило собрание за собранием, и дело долго не двигалось вперед»455. Но в низах партии и в рабочих кварталах царила атмосфера «оптимизма и дерзания, объединительные тенденции приняли в обеих фракциях непреодолимую силу. На местах создаются федеративные или объединенные комитеты большевиков и меньшевиков. Вожди следуют за течением. Для подготовки полного слияния каждая фракция созывает свою предварительную конференцию. Меньшевистская заседает в конце ноября в Петербурге, где еще царят “свободы”; большевистская в декабре, когда реакция уже перешла в наступление, вынуждена собраться в Таммерфорсе, в Финляндии»456.
Первоначально большевистский форум задумывался как съезд, но не набралось внушительного количества участников: приехал 41 делегат от 26 организаций. Получилась конференция, атмосферу которой передавала Крупская: «С каким подъемом она прошла! Это был самый разгар революции, каждый товарищ был охвачен величайшим энтузиазмом, все готовы к бою. В перерывах учились стрелять. Раз вечером мы были на финском массовом собрании, происходившем при свете факелов…»457.
В Таммерфорсе внимание Ленина привлек один делегат, выступавший под псевдонимом Иванович с сообщением о положении на Кавказе. Позднее он будет более известен как Сталин.
Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили) был единственным в высшем партийном ареопаге, кто происходил из низов. Он родился в 1878 году в крестьянской семье в городке Гори Тифлисской губернии. Отец был сапожником, который запил и бросил семью. Воспитывала мать, которая выучилась на портниху, чтобы вырастить единственного, болезненного сына. После окончания в 1894 году с отличием Горийского духовного училища поступил в Тифлисскую духовную семинарию, но карьере священнослужителя предпочел революционную деятельность. С весны 1901 года уже находился на нелегальном положении. Жизнь революционера выработала у Сталина расчетливость, осторожность, холодную рассудительность, жестокость, невозмутимость, самодисциплину, смелость, обостренное чувство опасности, позволявшее выжить и уцелеть. Ненавидевший Сталина Троцкий характеризовал его: «Не увлекаясь среди легко увлекающихся, не воспламеняясь среди воспламеняющихся, но и быстро остывающих, он рано понял выгоды холодной выдержки, осторожности и особенно хитрости, которая у него незаметно переходила в коварство»458. Ленин впервые обратил на него внимание в 1904 году, когда в ответ на письма Сталина назвал его «пламенным колхидцем».
Ленин в Таммерфорсе навсегда пленил Сталина: «Я помню, как говорили тогда многие из делегатов:
– Логика в речах Ленина – это какие-то всесильные щупальца, которые охватывают тебя со всех сторон клещами и из объятий которых нет мочи вырваться: либо сдавайся, либо решайся на полный провал»459.
Сам Сталин тоже выступал. «Его речь произвела впечатление на Ленина, по предложению которого была принята резолюция “По поводу событий на Кавказе” с высокой оценкой работы Кавказского союза РСДРП…»460.
В Таммерфорсе впервые, пожалуй, собралась его – Ленина – партия. Это были уже не интеллигенты из кружков по изучению марксизма. Это были жесткие руководители подпольных структур, которые только что раздобывали оружие, экспроприировали банки, выводили людей на улицы и баррикады, учили их убивать, не бояться властей, идти на риск смерти или каторги.
Таммерфорсская конференция завершалась под аккомпанемент Московского восстания. Наиболее жесткие и кровопролитные бои шли на Пресне, где рабочие воздвигли баррикады. Большевики в Питере сделали все возможное, «чтобы помочь Московскому восстанию, по крайней мере по прекращению сообщения между Петербургом и Москвой. От этого в то время многое зависело… Волнения на дороге были огромные, путь разбирался, но силы наши оказались недостаточными. Семеновцы перекатили в Москву и предрешили разгром героических рабочих Красной Пресни»461. Семеновский полк под командованием генерала Мина действительно решил дело: были расстреляны руководители забастовки на линии Московско-Рязанской дороги, баррикады на Пресне – разбиты артиллерийским огнем. Доставленных через Финляндию винтовок и динамита оказалось недостаточно.
Планировали большевики вооруженное восстание и в Петербурге, куда Ленин вернулся из Таммерфорса. Антонов-Овсеенко рассказывал о совещании с Лениным в декабре: «Решено. Железнодорожный батальон и саперы должны начать – захватить склады оружия на Охте (здесь они стоят), передать оружие организованным рабочим, что будут двинуты с митингов. Укрепиться на Выборгской стороне, держать связь с Финляндией. Я, как бывший офицер, должен принять командование. Начало – рано утром. Прошла ночь – утро. Никто не пришел, как было условлено, за мной. После узнал – солдаты отказались выступить»