636637.
Ленин тоже был доволен пополнением и писал Горькому: «Малиновский, Петровский и Бадаев шлют Вам горячий привет и лучшие пожелания. Парни хорошие, особенно первый. Можно, ей-ей можно, с такими людьми построить рабочую партию… Вполне “окупился” (с точки зрения дела) наш переезд в Краков». И Каменеву 28 декабря (10 января): «У нас разгар совещания: участвует 11 человек. Дело идет на лад… В шестерке были колебания примиренческие, но с главным “примиренцем” из них, Петровским, спеваемся пока все лучше и лучше. Главный вопрос будет об “объединении”. Решим его, вероятно, так: снизу рабочих милости просим, группе ликвидаторов в “Луче” – война»638.
Обсуждали тактику большевиков в Госдуме. Бадаев интересовался у Ленина в отношении законодательных приоритетов фракции. «ВИ, как обычно, рассмеявшись, ответил:
– Никаких законов, облегчающих положение рабочих, черносотенная Дума никогда не примет… Выступления должны сводиться к одному: надо клеймить царский строй, показывать весь ужасающий произвол правительства, говорить о бесправии и жесточайшей эксплуатации рабочего класса. Вот это будет действительно то, что должны слышать рабочие от своего депутата»639.
Письмо Каменеву 7 (14) января: «Петровский теперь вполне наш – шестерка тоже – в Россию вернулась пара хороших нелегалов. Одно “облачно” (туча): денег нет и нет. Крах полный»640.
В тот же день состоялось «закрытое заседание ЦК» по вопросу о «Правде». Досталось прежде всего Сталину и Молотову. Как замечала Элен Каррер д’Анкосс, они вдвоем «отстаивали, вопреки Ленину, линию на примирение. За это они поплатились тем, что их назвали “рохлями” и заменили на Свердлова, который вновь направил газету в направлении, указанном Лениным»641. На Сталина, который лично приехал в Краков, и было излито накопленное недовольство лидера большевиков.
Секретарем редакции была назначена Конкордия Самойлова. Одним из руководителей редакции стал еще один осведомитель спецслужб – Мирон Черномазов. Ленин в восторге пишет в редакцию: «Тысячу приветов, поздравлений и пожеланий успеха. Наконец-то удалось приступить к реформе. Вы не можете вообразить, до какой степени мы истомились работой с глуховраждебной редакцией»642.
Ленин задержал Сталина в Кракове, засадив писать труд про марксизм и национальный вопрос. Крупская рассказывала: «На этот раз Ильич много разговаривал по национальному вопросу, рад был, что встретил человека, интересующегося этим вопросом, разбирающегося в нем. Перед этим Сталин месяца два прожил в Вене, занимаясь национальным вопросом, близко познакомился там с нашей венской публикой, с Бухариным, Трояновскими»643. А Ленин написал Горькому: «У нас один чудесный грузин засел и пишет для “Просвещения” большую статью, собрав все австрийские и пр. материалы. Мы на это наляжем»644.
По настоянию Ленина депутаты-большевики покинули редакцию «Луча». Какое-то время они еще оставались в единой думской фракции РСДРП, которую по-прежнему возглавлял Чхеидзе. Но все чаще собирались отдельно под руководством Малиновского. Молотов вспоминал, что меньшевики неоднократно предупреждали Ленина о ненадежности Малиновского. Но лидер большевиков считал, что его пытаются обмануть645. Действительно, Малиновский был лучшим большевистским оратором в Думе и на рабочих митингах. И немудрено. Его думские выступления готовили лично Сталин, Ленин и Зиновьев, а редактировали в Департаменте полиции.
В инструкции, которую Ленин давал Каменеву, направлявшемуся в Базель на Чрезвычайный международный социалистический конгресс II Интернационала в качестве главы делегации, было сказано: «О Малиновском сделайте доклад своим членам делегации… Скажите, что был в Кракове, что выдающийся лидер, передовой рабочий, вполне на нашей стороне и т. д. Общее наше впечатление от 3-дневных бесед с ним превосходное»646.
Звезда Малиновского взошла еще выше после того, как по возращении в Россию 22 февраля в Петербурге арестовали Сталина. Ленин 29 марта писал Каменеву: «У нас аресты тяжкие. Коба взят. С Малиновским переговорили о необходимых мерах. В “Правде” тираж 30–32 тыс. в будни и 40–42 тыс. в праздники. Вой всеобщий – людей нет. У ликвидаторов куча интеллигенции, а у нас берут всех… Несомненное оживление в соц. – демократии. Снова стали давать (понемногу) деньги… Коба успел написать большую (для трех номеров “Просвещения”) статью по национальному вопросу. Хорошо! Надо воевать за истину против сепаратистов и оппортунистов из Бунда и из ликвидаторов»647.
Лениным овладела охота к перемене мест. «К библиотекам краковским ВИ плохо приспособился. Начал было кататься на коньках, да пришла весна. Под пасху мы пошли с ним в “Вольский ляс”»648, – замечала Крупская. А в мае она писала свекрови в Феодосию: «Мне уже хочется скорее перебраться в деревню. Хотя живем мы на краю города, против окон огород и третьего дня даже соловей пел, но все же город, ребята орут, солдаты ездят взад, вперед, телеги…»649.
Деревней стал Поронин – в семи километрах от первоклассного курорта Закопане, – где Ленин поселился на несколько месяцев. Сергей Юстинович Багоцкий – в то время помощник Ленина – рассказывал: «Тишина, дешевизна жизни и в то же время возможность многочисленных прогулок в горы его очень соблазняли… Наняв небольшой крестьянский домик, состоявший из двух комнат и кухни, Ульяновы уже в мае туда переехали. В другом конце деревни поселились Зиновьевы… По утрам мы часто ходили купаться в протекавшую около квартиры Ульяновых речку Дунаец, а по вечерам нередко собирались у Ульяновых или Зиновьевых, где велись бесконечные разговоры о событиях в России»650.
Ленин в письме матери в Вологду расходился с Багоцким в оценке размера дачи. «Нанял дачу (громадную – слишком велика!) на все лето до 1.Х нового стиля, и с большими хлопотами перебрались. Место здесь чудесное. Воздух превосходный – высота около 700 метров. Никакого сравнения с низким местом, немного сырым в Кракове. Газет имеем много, и работать можно… Деревня – типа почти русского, соломенные крыши, нищета. Босые бабы и дети. Мужики ходят в костюме гуралей – белые суконные штаны и такие же накидки – полуплащи, полукуртки. Место у нас некурортное (Закопане – курорт) и потому очень спокойное. Надеюсь все же, что при спокойствии и горном воздухе Надя поправится. Жизнь мы здесь повели деревенскую – рано вставать и чуть не с петухами ложиться. Дорога каждый день на почту да на вокзал»651. Ходили в горы. Зиновьев подтверждал, что Ленину «ничего не стоило подбить нас съездить из галицейской деревушки верст за сто в Венгрию затем, чтобы оттуда в качестве трофея привезти… одну бутылку венгерского вина»652.
Между тем у Крупской произошло обострение базедовой болезни. Лечить ее тогда еще не умели, эндокринные заболевания и функции щитовидной железы были еще плохо изучены. «Базедова болезнь сказалась и на характере, и на внешности Надежды Константиновны: несоразмерно толстая шея, выпученные глаза плюс суетливость, раздражительность, плаксивость»653. Ленин, подтверждал Багоцкий, «настоял не только на произведении операции, но и на поездке в Берн, где в это время был лучший специалист по этим операциям профессор Кохер»654. Отправились в середине июня, «по дороге заезжали в Вену, побывали у Бухариных… Повидали мы некоторых товарищей венцев, побродили по Вене… В Берне попали под шефство Шкловских, которые с нами всячески возились»655. Инженер-химик Григорий Львович Шкловский был единственным из всей большевистской братии «солидным» человеком. «Он имел большую семью, достаточные средства к жизни, занимал приличную квартиру в буржуазном квартале. Местные буржуа считали его “своим”»656.
В Берне – в связи с операцией Крупской – Ленин оставался с 12 (25) июня по 22 июля (4 августа). «Я пробыла около трех недель в больнице. Ильич полдня сидел у меня, а остальное время ходил в библиотеки, много читал, даже перечитал целый ряд медицинских книг по базедке, делал выписки… Пока я лежала в больнице, он ездил с рефератами по национальному вопросу в Цюрих, Женеву и Лозанну».
Ленин действительно предпринял небольшой чес – с деньгами были проблемы, – прочтя платные лекции. В Берне – уже после выписки Крупской из больницы – состоялась конференция заграничных групп партии. Заезжали на обратном пути в Мюнхен. В Татры вернулись в начале августа. «В Поронине нас встретил привычный поронинский дождь, Лев Борисович Каменев и целый ряд новостей… Каменев поселился у нас наверху, и по вечерам долго после ужина они с Ильичем засиживались в нашей большой кухне…»657.
«Правду» закрыли 5 (18) июля 1913 года. Большевики были вынуждены теперь издавать клоны – «Рабочую Правду», «Северную Правду», «Правду труда», «За Правду». Ленин на сей раз – редкий случай – призывал к сдержанности: «Если “За Правду” закроют, надо во что бы то ни стало впятеро спустить тон, стать легальнее и смирнее»658.
Шла подготовка партийной конференции. В начале октября 22 делегата, включая депутатов-большевиков, приехали к Ленину в Поронин, на совещание, названное «августовским». Ленин говорил Петровскому: «В то время, как большевики, депутаты III Государственной думы, боялись ездить к нам за границу – калачом, бывало, их не заманишь на совещания, вы… так часто ездите к нам, иногда и без приглашения, что мы уже боимся, как бы вас за это прежде времени не арестовали»659.
На совещании совмещали приятное с полезным. «Почти ежедневно мы совершали с Ильичем пешеходные прогулки в небольшое курортное местечко Закопане»660, – писал Муранов. «В середине конференции приехала Инесса Арманд. Арестованная в сентябре 1912 г., Инесса сидела по чужому паспорту в очень трудных условиях, порядком подорвавших ее здоровье, – у ней были признаки туберкулеза, – но энергии у ней не убавилось…»