836. В 23.10 раздались паровозный гудок и команда: «На караул!»
Вот он, Старик, делу которого большевики посвятили свои жизни. Старику, правда, не исполнилось еще и 47 лет. Все, что он делал, говорил, писал до этого момента для судеб России, по большому счету, значения не имело: его идеями заражена крошечная – в 8 тысяч членов – партия. Его влияние, как мы скоро увидим, не распространяется даже на эти 8 тысяч. Кто-то в интеллигентской и сознательной пролетарской публике о нем слышал, но страна не знает, кто это такой. «Еще ни разу не стоявший перед толпой, еще ни разу не показавший рукой движения массам…»837 – метко замечал Солженицын.
С перрона под звуки «Марсельезы» Ленина провели в парадную комнату, где от имени Совета его встречали Чхеидзе и Скобелев. Там же меньшевик Николай Николаевич Суханов (Гиммер): «Во главе небольшой кучки людей, за которыми немедленно снова захлопнулась дверь, в “царскую” комнату вошел или, пожалуй, вбежал Ленин, в круглой шляпе, с иззябшим лицом и роскошным букетом в руках. Добежав до середины комнаты, он остановился перед Чхеидзе, как будто натолкнувшись на совершенно неожиданное препятствие.
– Мы полагаем, что главной задачей революционной демократии является сейчас защита революции от всяких на нее посягательств как изнутри, так и извне, – приветствует Чхеидзе. – Мы полагаем, что для этой цели необходимо не разъединение, а сплочение рядов всей демократии…
Ленин, видимо, хорошо знал, как отнестись ко всему этому. Он стоял с таким видом, как будто все происходящее ни в малейшей степени его не касалось: осматривался по сторонам, разглядывал окружающие лица и даже потолок “царской” комнаты, поправлял свой букет, довольно слабо гармонировавший со всей его фигурой»838. От ЦК и ПК большевиков несколько слов сказали Шляпников и Коллонтай. Когда приветствия иссякли, Ленин заявил, что пора кончать разговоры о революции, ее пора делать: «Завязалась смертельная борьба! Самую гнусную роль в этой схватке пролетариата с буржуазией играют всевозможные социал-предатели, прихвостни буржуазии. Рабочему классу с ними не по пути»839.
Чхеидзе и Скобелев с побледневшими лицами сочли за лучшее ретироваться. На площадь. Ленин – в неведомой стихии. Но ему быстро сообщается энергетика толпы. «Ленин вместе со встречавшими его большевиками быстро оказался среди восторженно приветствовавших его рабочих, – наблюдал Молотов. – Прошло каких-то несколько минут, и Ленин на руках был поднят на один из броневиков, прибывших волей революционных солдат на большую площадь перед Финляндским вокзалом. Памятное зрелище! Был поздний ночной час. Кругом темно. Мрак прорезывает несколько прожекторов, прибывших вместе с броневиками. Прожекторы освещают площадь, на которой тысячи питерских рабочих и солдат радостно приветствуют ВИ, стоящего на броневике»840. Броневик с Лениным наверху двинулся медленно сквозь толпу. Второй час ночи. Народ, привлеченный небывалым зрелищем, высыпал на улицы, свисал с подоконников. Броневик ехал долго, с многочисленными остановками для очередной речи, которая заканчивалась неизменным: «Да здравствует социалистическая революция!»
Когда процессия приблизилась к дворцу Кшесинской, ее выхватили прожектора с Петропавловской крепости и провожали до самого подъезда. Подобного шоу Петроград еще не видел.
На руках Ленина внесли во дворец, где на втором этаже был накрыт стол, солдаты-броневики раздобыли спиртного. За столом, как говорил Молотов, собралось человек 45, Подвойский пишет – 60. Весь наличный актив большевиков. Выпили за встречу, закусили, но поговорить никак не получалось. У дома продолжала неистовствовать толпа, и Ленину приходилось выходить к народу и говорить все новые речи. Когда толпа начала редеть, решили, что выступать могут и другие. Спустились в выдержанный в антично-греческом стиле, облицованный мрамором белый зал с видом на Петропавловку в огромных зеркальных окнах. Колонны, золоченые карнизы и люстры, выбитые по мрамору гирлянды цветов, живые пальмы вдоль стен.
Посреди остатков утонченной роскоши 2–3 сотни людей в шинелях, рабочих пиджаках с благоговейным трепетом ждали откровения вождя. Начал он со своих приключений на пути в Россию, а закончил тем, что зачитал набросанную от руки страничку текста.
«Апрельские тезисы» должен был знать наизусть каждый советский старшеклассник и студент: никакой поддержки идущей войне; переход ко второму этапу революции, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства; никакой поддержки Временному правительству; постепенный переход всей государственной власти Советам; не парламентская республика, а республика Советов снизу доверху, устранение полиции, армии, чиновничества; конфискация помещичьих земель; слияние всех банков в один общенациональный банк под контролем Совета; контроль со стороны Совета за общественным производством и распределением продуктов; изменение названия партии и ее программы; созыв нового, революционного Интернационала.
Всего через месяц после свержения царизма Ленин выносил смертный приговор правительству и строю, пришедшим ему на смену. «Казалось, из своих логовищ поднялись все стихии, и дух всесокрушения, не ведая ни преград, ни сомнений, ни людских трудностей, ни людских расчетов, носится по зале Кшесинской над головами зачарованных учеников, – запишет в духе мистерии вездесущий Суханов. – Ощущение было такое, будто бы в эту ночь меня колотили по голове цепами. Ясно было только одно: нет, с Лениным мне, дикому, не по дороге!» 841. Расходились в шоке. Многие ворчали, что Старик, давно не бывавший на родине, совсем оторвался от российской действительности.
А Ленин меж тем по опустевшим улицам отправился пешком, в компании провожавших, домой к сестре Анне Ильиничне. Она обитала неподалеку, в получасе ходьбы – на улице Широкой в шестиэтажном модерновом доме, – с мужем, 11-летним приемным сыном Георгием (Горой), а также Марией Ильиничной. В комнате, где положили Ленина с супругой, над двумя кроватями висел вырезанный из бумаги транспарант «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» с серпом и молотом – работа Горы. «Мы почти не говорили с Ильичем в ту ночь – не было ведь слов, чтобы выразить пережитое, но и без слов было все понятно. Когда мы остались одни, Ильич обвел комнату глазами, это была типичная комната петербургской квартиры, почувствовалась реальность того факта, что мы уже в Питере, что все эти Парижи, Женевы, Берны, Цюрихи – это уже действительно прошлое»842.
Слегка припоздав – по дороге заехали на Волково кладбище, поклониться могилам матери Ленина и сестры Ольги, – но в полной боевой форме с утра 4 апреля Ленин был уже в Таврическом дворце, где в одной из комнат собралось 60–70 человек. Продолжало свои заседания Всероссийское совещание большевиков, которое к тому моменту – ни много ни мало – уже приняло решение об объединении большевиков с меньшевиками. Как только он появился, хор оваций. Ленин дождался тишины и на хорошем подъеме начал забивать гвозди «Апрельских тезисов». «Единственное, что я мог сделать для облегчения работы себе и добросовестным оппонентам, было изготовление письменных тезисов, – объяснит Ленин. – …Читал я их очень медленно и дважды: сначала на собрании большевиков, потом на собрании и большевиков, и меньшевиков».
«Даже наши большевики обнаруживают доверчивость к правительству, – возмущался Ленин. – Объяснить это можно только угаром революции. Это – гибель социализма… Если так, нам не по пути. Пусть лучше останусь в меньшинстве»843.
«Публика наша как-то растерялась в первые минуты»844, – записала Крупская. Прения готовы были разразиться со всей страстью, но президиум, где уже властвовал Зиновьев, их прервал. Большевики опаздывали на ранее запланированное объединительное совещание с меньшевиками.
К Ленину подошли Каменев и московская делегация и стали умолять его отказаться от выступления, чтобы не вносить раскол в ряды социал-демократии. Ленин молча выслушал и быстро спустился по лестнице вниз в зал, где еще недавно заседала Государственная дума. Появления Ленина с нетерпением ждали. Собралось 117 человек: 50 большевиков, 47 меньшевиков, 17 нефракционников, 3 представителя национальных партий – вся элита российской социал-демократии, уже готовая объединиться в едином порыве. Заседание уже шло, начавшись выступлениями Чхеидзе, Церетели, Войтинского, которые доказывали необходимость объединения рядов РСДРП. Появившегося Ленина сразу же пригласили выступить. С видимой неохотой он поднялся на трибуну и хладнокровно повторил свои тезисы, по ходу дела обличая «социал-соглашателей» в том, что они являются лакеями буржуазии и ее агентурой в рядах рабочего класса.
Естественно, что меньшевики, пришедшие не для того, чтобы выслушивать нотации, устроили Ленину обструкцию. «Трудно передать, что поднялось в зале, – вспоминала Феодосия Ильинична Драбкина. – Меньшевики повскакали с мест, кричали, стучали по пюпитрам, многие кинулись со сжатыми кулаками к кафедре, где стоял ВИ. Большевики кинулись на защиту Ленина и старались перекрыть поднявшийся шум аплодисментами»845. Контратаку начал Церетели: «Народные массы не подготовлены к пониманию таких мер, которые предлагает товарищ Ленин. Даже если русские рабочие захватят власть, то через 3–4 дня крах неизбежен, а он приведет к поражению революции в России и в Европе».
«Тезисы – это удар по единству и похороны партии», – утверждал Дан.
И так далее. «Ленин покинул зал, не воспользовавшись правом заключительного слова и уведя за собой своих сторонников»846. Чхеидзе подвел итог в заключительном слове: «Вне революции останется один Ленин, а мы все пойдем своим путем»847.
Всероссийское совещание Советов в отсутствие большевиков избрало новый состав Исполкома Петросовета. Был одобрен курс Временного правительства на продолжение участия страны в войне при условии «отказа от захватных стремлений». Лидерам меньшевиков Ленин ответит всем сразу, сначала коротко: «Я бы назвал это “бредовыми” выражениями, если бы десятилетия политической борьбы не приучили меня смотреть на добропорядочность оппонентов, как на редкое исключение»