Мне приходится подать прошение о выходе из ЦК, что я и делаю, и оставить за собой свободу агитации в низах партии и на съезде партии». Следуя своему обещанию-угрозе, Ленин направил письма одинакового содержания напрямую в Петербургский и Московский комитеты партии: «…Промедление становится положительно преступлением. Большевики не вправе ждать съезда Советов, они должны взять власть тотчас»980.
Протоколы ЦК не оставили никаких следов обсуждения адресованных ему секретных глав статьи «Кризис назрел». Может, и обсуждались они тайно, хотя никто из членов ЦК никогда об этом не вспомнит. Но 3 (16) октября было вынесено постановление «Об Ильиче»: «Принято решение предложить Ильичу перебраться в Питер, чтобы была возможной постоянная и тесная связь»981. Это могло означать или то, что позиция Ленина представлялась настолько неадекватной, что ему предлагалось опуститься на землю. Или имелась в виду необходимость в каждодневных консультациях с вождем. В любом случае ситуация в Петрограде изменилась настолько, что угроза жизни Ленина представлялась явно меньшей, чем в июле – сентябре.
А вот на заседании Петербургского комитета письмо обсуждалось 5 (18) октября. Основной докладчик – Володарский – был категорически против восстания. Но до голосования дело не доходит – постановили подождать с решением до третьей общегородской конференции, которая открывалась через два дня. Ленин предлагал принять на ней резолюцию: «Конференция настоятельно просит ЦК принять все меры для руководства неизбежным восстанием рабочих, солдат и крестьян для свержения противонародного и крепостнического правительства Керенского»982.
Московский комитет большевиков собрал руководящий состав 7 (20) октября. «Собрание закончилось тем, что все согласились, что выступать мы сейчас не можем и что нужно сугубо усилить работу Военной организации и в печати»983. Но 10 (23) октября Московская общегородская конференция большевиков выступила за свержение правительства Керенского и предложила принять меры к «приведению революционных сил в боевую готовность»984. Московское областное бюро вынесло жесткую резолюцию против ЦК, обвиняя его в нерешительности и внесении замешательства в ряды партии.
На 7 (20) октября Фофанова относила третий выход Ленина из конспиративной квартиры – на частное совещание нескольких членов ЦК «у машиниста Ялавы (Ломанский переулок, д. 4 б, кв. 29). На этом заседании были М. И. Калинин, Зиновьев, Троцкий, Каменев. По словам Л. П. Парвиайнен, имевшей прямое отношение к организации совещания, на этом заседании был и Сталин, и Иван Рахья, и машинист Ялава»985.
Ленин 8 (21) октября написал «Советы постороннего», где напомнил Марксовы правила искусства восстания и сделал вывод: «В применении к России и к октябрю 1917 года это значит: одновременное, возможно более внезапное и быстрое наступление на Питер, непременно и извне, и изнутри, и из рабочих кварталов, и из Финляндии, и из Ревеля, из Кронштадта, наступление всего флота, скопление гигантского перевеса сил над 15–20 тысячами (а может и больше) нашей “буржуазной гвардии” (юнкеров), наших “вандейских войск” (часть казаков) и т. д. … Окружить и отрезать Питер, взять его комбинированной атакой флота, рабочих и войска, – такова задача, требующая искусства тройной смелости». В тот же день Ленин шлет письмо большевикам, участвующим в съезде Советов Северной области: «Флот, Кронштадт, Выборг, Ревель могут и должны пойти на Питер, разгромить корниловские полки, поднять обе столицы, двинуть массовую агитацию за власть, немедленно передающую землю крестьянам и немедленно предлагающую мир, свергнуть правительство Керенского, создать эту власть. Промедление смерти подобно»986.
Девятого октября был обнародован приказ об отправке войск Петроградского гарнизона на фронт, после чего, по словам Троцкого, началось «легальное восстание». По отработанной схеме полки, не желавшие воевать, обратились в Совет. На заседании Исполкома была принята резолюция о создании Военно-революционного комитета.
Десятого октября членам ЦК большевиков по конспиративным каналам был сообщен адрес, куда им надлежало прибыть к десяти вечера на заседание, которому предстояло стать историческим. «О, новые шутки веселой музы истории! – писал Суханов. – Это верховное и решительное заседание состоялось у меня на квартире… На тот раз к моей ночевке вне дома были приняты особые меры: по крайней мере, жена моя точно осведомилась о моих намерениях и дала мне дружеский бескорыстный совет – не утруждать себя после трудов дальним путешествием»987. Квартира Сухановых находилась на Петроградской стороне, красный модерновый – 1911 года постройки – шестиэтажный дом, напротив через речку Карповку – Иоанновский монастырь.
В длинной и узкой столовой – тесно. Из 21 члена ЦК присутствовали 11 – Бубнов, Дзержинский, Зиновьев, Каменев, Коллонтай, Ломов, Свердлов, Сокольников, Сталин, Троцкий, Урицкий. Остальные не добрались. Скоро придет 12-й. «Когда почти все были в сборе, появился наконец и Ленин, – запомнил Сокольников. – Появление его вызвало в полном смысле слов сенсацию. Никто не усидел на стуле, все вскакали с мест, на лицах у всех довольные улыбки, все тянутся к Ленину с приветствиями и рукопожатиями… Но приход его и в том отношении вызвал сенсацию, что он пришел и все заседание провел в неузнаваемом виде – борода и усы его были сбриты, на голову натянут седой паричок. Этот седой паричок не был чудом парикмахерского искусства и иногда в самые неподходящие моменты сползал с головы… Вследствие этих инцидентов у Ленина выработалась привычка частенько приглаживать паричок обеими руками. Этот жест все время сопутствовал его докладу в квартире Суханова. Когда прошло возбуждение, вызванное встречей, “евангелическая внешность” Ильича на несколько минут стала источником общего веселья»988. Вспоминал Троцкий: «Заседание длилось около 10 часов, до глубокой ночи. В промежутке пили чай с хлебом и колбасой для подкрепления сил. А силы были нужны: вопрос шел о захвате власти в бывшей империи царей»989.
На повестке дня шесть вопросов. По первым трем – итоги конференции социал-демократов Румынского фронта, конференции литовских социалистов, положение в Минске и на Северном фронте – докладчиком был Свердлов. Ничего сенсационного он не поведал: гарнизон и фронт в основном за большевиков, но правительство и Ставка чинят козни990. Затем – по вопросу о текущем моменте – слово взял Ленин и устроил коллегам разнос: «С начала сентября замечается какое-то равнодушие к вопросу о восстании. Между тем это недопустимо, если мы серьезно ставим лозунг о захвате власти Советами. Теперь же, по-видимому, время значительно упущено. Тем не менее вопрос стоит очень остро, и решительный момент близок. Большинство теперь за нами. Политически дело совершенно созрело для перехода власти. Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно, ибо это значит усложнять нашу задачу»991.
Прения открыл Ломов, рассказавший о радикальных решениях, принятых большевиками Москвы. Урицкий жаловался на недостаточность подготовительной работы к восстанию, но звал к действию. Каменев, Зиновьев считали переворот в тот момент нецелесообразным. Остальные, вслед за Троцким и Сталиным – за то, чтобы приурочить выступление к съезду Советов992. Ленин собственноручно написал резолюцию: признавая, что «вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы»993. За эту резолюцию голосовали все, кроме Каменева и Зиновьева. Но это не помешало включению обоих в состав созданного по предложению Дзержинского для руководства восстанием Политбюро, куда, кроме них, вошли Ленин, Троцкий, Сталин, Сокольников и Бубнов. В таком составе оно ни разу не собиралось. Но сам созданный в квартире Суханова институт доживет до 1991 года.
Разошлись утром. «Светает. Снова бесконечно длинный Каменноостровский. Скучно, долго трусит извозчик. А на душе торжественно, серьезно. Почти благоговейно. Будто осязаешь, что стоишь на пороге великого часа. Пробьет он, и конец старому миру… Торжественно, серьезно и чуть нервно»994, – напишет Коллонтай.
Итак, Ленин убедил ЦК, но остальная часть партии была еще не в курсе того, что ей предстояло. Узнала она об этом не от ЦК, а от Зиновьева и Каменева, которые 11 (24) октября обратились к Петербургскому, Московскому, Московскому областному, Финляндскому и другим комитетам со своей платформой, в которой не соглашались с Лениным. Борьба за партию продолжалась.
В тот день заканчивала работу III Петроградская городская партконференция, принявшая резолюцию в ленинском ключе: «Наступил момент последней решительной схватки, долженствующей решить судьбу не только революции российской, но и революции мировой»995. Это событие уже не прошло мимо внимания правительства и ВЦИК. В своем выступлении в тот день в Предпарламенте Керенский дал понять, что правительство жестко пресечет любую подрывную деятельность большевиков.
Пятый выход Ленина с конспиративной квартиры Фофанова датирует 14 (27) октября – «на квартиру М. И. Калинина (Выборгское шоссе, д. 106, кв. 1). О том, что в этот день здесь было совещание, которым руководил Ленин, мне рассказал М. И. Калинин, кроме того, об этом пишет М. И. Лацис»996. Правда, Лацис переносит эту встречу в помещение Лесной районной думы. Члены Петербургского комитета, недовольные пассивностью ЦК, начали создавать свою повстанческую структуру во главе с Бокием, Москвиным и Лацисом. Координация усилий была необходима.
Рассказ Мартына Ивановича Лациса (Яна Фридриховича Судрабса): «Поздно вечером вместе с тов. Москвиным мы подкрадываемся к подрайонной думе и встречаем там Калинина и еще пару каких-то виданных и все же незнакомых людей. Только подойдя вплотную и слыша говор, мы спохватываемся, что это бритый Ильич и бородатый Зиновьев… Уже к полуночи все переходят в боковые комнаты, и начинается обсуждение вопроса –