1081.
Очевидно, что метод насильственной революции во имя диктатуры меньшинства привел к серьезной родовой травме нового режима, усилив предпосылки для создания неограниченного деспотизма, привычки к нему. Но ради чего все это насилие? Во имя построения социализма, а затем и коммунизма. Но как они выглядят? Ленин точно не знал. Когда на VII съезде партии Бухарин предложит дать в ее новой программе определение социалистического общества в развернутом виде, или коммунизма, Ленин парирует:
– Ничего тут не выдумаешь, кроме того, что тогда будет осуществлен принцип – от каждого по способностям, каждому по потребностям… Дать характеристику социализма мы не можем; каков социализм будет, когда достигнет готовых форм, – мы этого не знаем, этого сказать не можем… Кирпичи еще не созданы, из которых социализм сло-жится.
Главный смысл раннего социализма Ленин видел в уничтожении товарно-денежных отношений и в уничтожении собственности. Это и был центральный пункт ленинизма. Все зло от собственности. И от собственников, которые ее имеют в ущерб остальным – неимущим. Поэтому прорыв в будущее – в уничтожении всякой собственности, кроме общественной. И это было уготовано стране, где собственниками были не только имущие элиты, но и крестьянство, составлявшее 85 % населения, и где не обладавший собственностью пролетариат (а были и более чем обеспеченные рабочие) составлял подавляющее меньшинство населения.
Ленин так видел начальную стадию социализма: «Средства производства уже вышли из частной собственности отдельных лиц. Средства производства принадлежат всему обществу. Каждый член общества, выполняя известную долю общественно-необходимой работы, получает удостоверение от общества, что он такое-то количество работы отработал. По этому удостоверению он получает из общественных складов предметов потребления соответственное количество продуктов»1082.
Как отобрать у людей их собственность – дома, квартиры, землю, фабрики, станки, автомобили, деньги, банковские счета, акции, «излишки» одежды, скота, еды и т. д.? Ленин прекрасно отдавал себе отчет, что сделать это можно только силой оружия, террора и принуждения. Поскольку экспроприировать предстояло подавляющую часть населения страны, бешено сопротивлялась далеко не только буржуазия.
А где эти счастливые и лишенные собственности члены нового общества будут жить? Руководствоваться советом Энгельса, который писал в 1872 году: «Несомненно одно, – именно, что теперь в больших городах достаточно жилых зданий, чтобы тотчас помочь действительной нужде в жилищах при разумном использовании этих зданий. Это осуществимо, разумеется, лишь посредством экспроприации теперешних владельцев и посредством поселения в этих домах бездомных рабочих или рабочих, живущих теперь в слишком перенаселенных квартирах»1083.
Справедливости и равенства социализм дать еще не может, но «невозможна будет эксплуатация человека человеком, ибо нельзя захватить средства производства, фабрики, машины, землю и прочее в частную собственность». Уничтожение собственности позволит выполнить и другое предназначение первой фазы коммунистического общества – уничтожение классов. «Социализм есть уничтожение классов… Но сразу уничтожить классы нельзя. И классы остались и останутся в течение эпохи диктатуры пролетариата. Диктатура будет не нужна, когда исчезнут классы. Они не исчезнут без диктатуры пролетариата».
А как они могут исчезнуть? Раз классы отличаются друг от друга по отношению к средствам производства и собственности, то уничтожить их можно вместе с этими отличиями. Ленин писал об этом прямо. «Ясно, что для полного уничтожения классов надо не только свергнуть эксплуататоров, помещиков и капиталистов, не только отменить их собственность, надо отменить еще и всякую собственность на средства производства, надо уничтожить как различие между городом и деревней, так и различие между людьми физического и людьми умственного труда».
Работать нужно заставить всех. «Кто не работает, тот не должен есть» – это социалистический принцип. «Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного “синдиката”. Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдали меру работы, и получали поровну… Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы»1084.
Если социализм – это диктатура пролетариата, то что же тогда коммунизм? Ленин объяснял: «Коммунизмом же мы называем такой порядок, когда люди привыкают к исполнению общественных обязанностей без особых аппаратов принуждения, когда бесплатная работа на общую пользу становится всеобщим явлением». Как туда попасть, Ленин точно не знал. «Какими этапами, путем каких практических мероприятий пойдет человечество к этой высшей цели, мы не знаем и знать не можем».
Создание первого государства Советов – пролог мировой социалистической революции. Триумф коммунизма возможен только во всемирном масштабе. Главный принцип внешней политики – пролетарский интернационализм, который требует, «во-первых, подчинения интересов пролетарской борьбы в одной стране интересам этой борьбы во всемирном масштабе; во‑вторых, требует способности и готовности со стороны нации, осуществляющей победу над буржуазией, идти на величайшие национальные жертвы ради свержения международного капитала»1085.
Национальные интересы, национальные традиции и чувства Ленина интересовали гораздо меньше. В области национально-федеративных отношений ленинизм придет к формуле «права наций на самоопределение вплоть до отделения». Так было не всегда, и такой формулы точно не было в начальном марксизме. Энгельс писал: «По-моему, пролетариат может употреблять лишь форму единой и неделимой республики»1086. Более того, федерализацию сам Ленин долго считал проявлением мелкобуржуазности. «Из мелкобуржуазных воззрений анархизма федерализм вытекает принципиально. Маркс централист». Тот Ленин, который навяжет Советскому Союзу федеративную форму устройства, в 1913 году убеждал: «Мы в принципе против федерации – она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства. Хочешь отделиться? Проваливай к дьяволу… Но мы стоим за право на отделение ввиду черносотенного великорусского национализма, который так испоганил дело национального сожительства, что иногда больше связи получится после свободного отделения!!»
Так в главных чертах выглядел идейный багаж человека без опыта работы на госслужбе, возглавившего самую большую в мире страну с тысячелетней историей. Впрочем, в 1917 году принципы ленинизма были весьма зыбкими, подверженными изменениям и вовсе не воспринимались даже партией как истина в последней инстанции.
Очевиден и прагматизм Ленина, его способность действовать по обстоятельствам вне марксистской схемы. Он повторял: «Наша теория не догма, а руководство к действию»1087. Когда основателю советского государства приходилось выбирать между буквой учения и императивами политического выживания, он без колебаний приносил в жертву учение. Удачно, на мой взгляд, ухватил отношение Ленина к марксизму Луис Фишер: «Он не сомневался в марксистском Ветхом завете, он только комментировал его, и эти комментарии стали Новым заветом… Ленин слишком ценил власть, чтобы тратить ее на последовательность. Его обязанности требовали холодной, объективной оценки условий, трезвой практичности, лишенной иллюзий, лозунгов, притворства, гордости, верности теории и привязанности к позициям и высказываниям прошлого»1088.
Плоть от плоти русской интеллигенции, Ленин, когда потребовалось продемонстрировать способность управлять, доказал, что сделан абсолютно из другого теста. Он явил собою тип нового интеллигента-марксиста: беспощадного прагматика, считающего себя вправе прибегать к любым методам, чтобы удержать власть для реализации своих – мягко говоря, весьма экстравагантных – идей.
Логика принятия конкретных решений диктовалась почти исключительно калейдоскопически менявшимися событиями. «Вопросы выдвигались не иначе, как в порядке революционной неотложности, то есть в порядке самого невероятного хаоса»1089, – свидетельствовал Троцкий.
Ленин был в центре этого хаоса – в Смольном.
Консолидация
В огромном неотапливаемом Смольном было холодно и неуютно, как будто он принял облик находящегося рядом монастыря. В окна рвался ледяной ветер с Невы, тусклым светом мерцали электрические лампочки. Полы бесконечных унылых коридоров заросли слоем грязи, которую натащили сапоги тысяч красноармейцев, делегатов и депутатов. Они продолжали толпиться по комнатам, надоедая всем, в том числе и главе правительства. Крупская жаловалась: «Нам отвели там комнату, где раньше жила какая-то классная дама. Комната с перегородкой, за которой стояла кровать. Ходить надо было через умывальню. В лифте можно было подыматься наверх, где был кабинет Ильича, в котором он работал. Против его кабинета была небольшая комната – приемная… Зайдешь, бывало, к нему, а он в приемной. Стоят там солдаты, набившись плечом к плечу, слушают, не шевелясь, а Ильич стоит около окна и что-то им толкует» 1090. На самом деле это была просторная пятикомнатная квартира на втором этаже с электричеством, горячей и холодной водой1091.
Кроме Ленина и Крупской, ставшей заместителем наркома просвещения Луначарского, в ней жили Мария Ильинична – ответственный секретарь «Правды» и домработница А. М. Сысоева1092. Комендант Смольного Мальков прикомандировал также «солдата Желтышева. Он убирал комнату, топил печку, носил обед из столовой… В это же время за квартирой Ильича начала присматривать мать одного из старейших питерских большевиков – Александра Васильевича Шотмана, специально приходившая в Смольный. Она взяла под свое руководство Желтышева, наводила чистоту, следила за питанием Ильича»