1093.
Вначале Ленин работал «в угловой комнате на третьем этаже, в правом крыле здания (если стоять лицом к зданию). У двери кабинета (комната № 67 по старой нумерации) стояли дежурные красногвардейцы». Здесь же происходило 3 ноября первое заседание Совета Народных Комиссаров. Рассказывала работавшая в секретариате Скрыпник: «У двух окон в течение многих дней стояли два пулемета. Около них посменно дежурили солдаты-пулеметчики. Одна дверь этой комнаты вела в маленький кабинет Ильича. Около его дверей круглые сутки дежурил латышский стрелок… Другая дверь секретариата вела в соседнюю комнату. Здесь, около деревянных перил, дежурили два красногвардейца. У входных дверей этой комнаты также дежурил латышский стрелок. Чтобы попасть в кабинет Ленина, нужно было миновать три караула. Кабинет Ленина – маленькая комната – вмещал письменный стол, удобное кресло для работы и несколько стульев. Сначала пол был голый, потом его покрыли ковром: в Смольном было холодно, с полу очень дуло»1094.
В Смольном тогда помещалась вообще вся власть, и партийная, и советская, и исполнительная – Совнарком, ЦК, ПК, Петроградский Совет и его ЦИК, Всероссийский ЦИК, ВРК. Правительство первые три недели после своего формирования почти не собиралось, декреты и распоряжения выпускались неизвестно откуда взявшимися чиновниками новой власти часто даже без ведома Ленина. Причина длительного отсутствия заседаний кабинета была не только в организационной неразберихе, но и в сразу же возникшем острейшем правительственном кризисе. Большевики по существу сделали лишь заявку на власть, которую нужно было подтвердить. Исход первого раунда борьбы был решен в последующую неделю – на улицах Петрограда, под Царским Селом, в Москве и крупнейших губернских центрах.
Утром 27 октября (9 ноября) небольшой отряд казаков генерала Краснова, в котором был и Керенский, высадился в Гатчине. Прибывшие из Петрограда по поручению ВРК рота Измайловского полка и отряд моряков дали себя разоружить. Керенский остановился в Гатчинском дворце, откуда приказал частям Петроградского военного округа, «по недоразумению или заблуждению примкнувших к шайке изменников родины и революции, вернуться, не медля ни часу, к исполнению своего долга»1095. Днем в столичный Комитет спасения, координировавший силы сопротивления большевикам, пришла телеграмма от донского атамана Каледина, в которой заявлялось, что его войсковое правительство брало на себя всю полноту исполнительной власти на Юге России. Пришел в движение было притихший Питер. В Городской думе шли непрекращающиеся митинги в поддержку Комитета спасения, у ее здания собиралась большая толпа, чтобы слушать речи протеста. Краснов повел свои силы на Царское Село и взял его без потерь. В Москве подразделения юнкеров, собранные Московским Комитетом спасения и штабом округа под началом полковника Рябцева и городского головы Руднева, заняли Кремль.
В Смольном, напротив, обстановка сгущалась. Ленин, видя цену посылаемых навстречу Краснову революционных войск, связался со штаб-квартирой Центробалта в Гельсингфорсе и умолял прислать матросов и корабли для спасения столицы. Ленин от имени СНК – никакого формального заседания не было – выпускает «Декрет о печати»: закрывались не только «буржуазные», но и ряд социалистических газет. Принимается постановление о созыве Учредительного собрания в назначенный срок – 12 ноября1096. Ночью комиссар телеграфа Пестковский получил информацию об антибольшевистском восстании в Москве. «Получив столь важную записку, решил завезти ее лично в Смольный… В одной из комнат я застал спящим навзничь на скамейке Я. М. Свердлова. Разбудил и сообщил ему записку. Я из любопытства зашел еще в “штаб”, где находились тт. Ленин, Троцкий, Сталин, Подвойский и Мехоношин… Ильич поразил меня своим спокойствием»1097.
Утром 29 октября началось восстание в Питере, которым от имени Комитета спасения руководил полковник Полковников. Юнкера с офицерами захватили несколько броневиков в Михайловском манеже, заняли коммуникационные узлы, оставив Смольный без связи. За подписями Авксентьева и Гоца было выпущено воззвание, в котором говорилось о стягивании сил «для занятия оказавшихся благодаря принятым мерам совершенно изолированными Петропавловской крепости и Смольного института, последних убежищ большевиков»1098. На подавление восстания большевиками был брошен комендант Петропавловской крепости Благонравов, который с командой пулеметчиков, броневиков и пехоты отбил Михайловский манеж, почту, телеграф и телефон. Оставались очаги сопротивления в Павловском, Владимирском, Николаевском кавалерийском и Константиновском артиллерийском училищах, откуда велся прицельный огонь. По словам Подвойского, когда Ленину доложили о ситуации, он распорядился пустить в дело артиллерию: «Она их быстро выкурит оттуда»1099. Помогло. Училище за училищем капитулировали.
Участники Комитета спасения пытались отсидеться в Городской думе, дожидаясь подхода сил с фронта. Но к ночи большевистские войска ворвались в Думу и выкинули оттуда всех. «Провал восстания, неожиданная слабость наших сил и неожиданная энергия, развитая большевиками, казались нам ошеломляющими, – писал бывший верховный комиссар Станкевич. – Но, так или иначе, надежды оставались только на отряд Керенского»1100. Напрасные надежды. «Финальный акт трагической борьбы Временного правительства за свободу и честь России разыгрался 30 октября вблизи знаменитой Пулковской обсерватории, – писал Керенский. – В нашем распоряжении было 700 казаков, бронепоезд, пехотный полк, только что прибывший с фронта, и несколько полевых орудий»1101. Исход схватки решили присланные по просьбе Ленина матросы.
Краснов отвел войска и вступил в переговоры о перемирии. «Мы были одиноки и преданы всеми… Инстинктивно все сжалось во дворце. Казаки караулили офицеров, потому что, и не веря им, все-таки только в них видели свое спасение, офицеры надеялись на меня и не верили и ненавидели Керенского»1102. Он остался один. «Офицеры не считали более нужным скрывать свою ненависть ко мне, чувствуя, что я уже не смогу защитить их от ярости толпы. Долгая осенняя ночь никогда не кончится. Минуты кажутся часами. А крысы бегут с тонущего корабля. В моих комнатах, вчера еще переполненных, ни души»1103. В Гатчинский дворец приехал свежеиспеченный морской нарком Дыбенко, в шутку предложивший обменять Керенского на Ленина. Переодевшись – не то в солдатскую шинель с фуражкой, не то в матросский бушлат с бескозыркой, Керенский сбежал.
«Переворот в Петрограде, столь быстрый и легкий, указывал, как легко и быстро Россия подчинится большевикам. И действительно, повсюду происходило одно и то же. Группы солдат и рабочих овладевали правительственными учреждениями, и только кучки юнкеров и офицеров оказывали им при этом незначительное сопротивление. Единственное место, где события приняли характер подлинной борьбы, была Москва»1104. Ставка слала подкрепления, но до Москвы или Петрограда они не дошли. «Верхние “этажи” армейской организации – штабы фронтов и армий – еще ощущали эту нервную, тревожную деятельность Ставки. Но чем ближе к воинским частям и подразделениям, тем все менее настойчивыми становились распоряжения, тем чаще они сменялись уговорами, просьбами, а в самом низу солдатская масса досадливо отмахивалась от них и с энтузиазмом приветствовала Декреты о мире и о земле».
Традиционно силы большевиков в Москве оценивают в 50 тысяч человек, белой гвардии – в 10 тысяч1105. Юнкера защищали центр города, сделав главным оплотом Кремль, большевистские силы наступали с окраин. В ночь с 30 на 31 октября большевики предъявили Комитету общественной безопасности ультиматум – капитулировать под угрозой артиллерийского расстрела Городской думы Кремля, – и это оказалось моментом перелома. Артиллерия была введена в дело. Иван Бунин записывает в дневник: «Сумасшедший дом в аду. Один час. Орудийные удары – уже штук пять, близко. Снова – в минуту три раза»1106. В 21.00 второго ноября Московский ВРК издал приказ: «Революционные войска победили, юнкера и Белая гвардия сдают оружие… Вся власть в Москве в руках Военно-революционного комитета»1107.
«Триумфальное шествие советской власти» действительно имело место, но везде – по-разному. Где-то большевики, объединившись с эсерами и меньшевиками, провозглашали власть местного совета. Где-то брали ее сами. В каких-то городах проправительственные силы оказывали сопротивление, в каких-то – провозглашали нейтралитет. Ленин назовет формулу успеха:
– Мы победили в России потому, что на нашей стороне было не только бесспорное большинство рабочего класса… но и потому, что половина армии непосредственно после захвата ними власти и 9/10 крестьянской массы в течение нескольких недель перешли на нашу сторону; мы победили потому, что приняли не нашу аграрную программу, а эсеровскую и осуществили ее на практике1108.
Но к началу ноября большевики все еще не контролировали значительную часть территории страны – национальные окраины, Юг, где властвовал Каледин, сельскую местность. Центром сопротивления большевикам продолжала оставаться могилевская Ставка. После капитуляции Краснова и бегства Керенского Духонин объявлял, что «вступил во временное исполнение должности Верховного главнокомандующего и приказал остановить дальнейшую отправку войск на Петроград». Общеармейский комитет Ставки решил власти Совнаркома не признавать, создать правительство из представителей всех социалистических партий. И именно в Могилев теперь съезжались бежавшие из столицы и Гатчины борцы с большевистским режимом. «Ставка кишмя кишела разного рода бывшими, будущими и жаждущими быть»1109.
Способность любой власти существовать, удерживаться, приходить к власти зависит от того, воспринимается ли она как законная и по справедливости ли находится у руля. Для обеспечения легитимности новой власти исключительно плодотворной оказалась идея Советов. Как подчеркивал Троцкий, «съезд Советов, по существу съезд переворота, является в то же время бесспорным для народных масс носителем если не всего суверенитета, то, по крайней мере, доброй его половины…»