Святицкий продолжал: «Но тут начинает неистовствовать другая половина депутатов – эсеры. Несколько минут Свердлов не может начать говорить. Он резко трясет колокольчиком. Наконец, шум стихает, и Свердлов торжественно звенящим голосом объявляет от имени ВЦИК Учредительное собрание открытым. Он зачитывает принятую ВЦИК Декларацию прав трудящихся и гражданина и предлагает Учредительному собранию обсудить эту декларацию, затем принять ее или отвергнуть»1200. Большинство отказалось поставить Декларацию на обсуждение.
Вишняк: «Ленин шлет записку в большевистскую фракцию. И точно по команде поднимается Скворцов-Степанов и предлагает пропеть Интернационал. Все встают. Поют. У левых и правых свои дирижеры. У с. – р-ов находящийся впереди Чернов, время от времени оборачивающийся лицом к депутатам и широкой жестикуляцией силящийся их вдохновить и увлечь. Поют, однако, далеко не все. На обоих флангах нестерпимо фальшивят».
Неудача ждала большевиков и левых эсеров при выборах председателя Собрания, они хотели видеть на этом посту Спиридонову. 244 голосами против 153 избрали Чернова. Вишняк, избранный секретарем Учредительного собрания: «Председатель занял свое монументальное кресло на эстраде над ораторской трибуной. Между ним и залом образовалось большое расстояние. И приветственная, основоположная речь председателя не только не преодолела образовавшегося “мертвого пространства”, – она даже увеличила расстояние между ним и Собранием… Речь вызвала общую неудовлетворенность у руководителей фракции и простодушное непонимание этой неудовлетворенности со стороны самого оратора… Но его голос и увещания терялись в гаме и выкриках. Многие его не слышали. Никто не слушал»1201.
Эсеры не хотели прений, но они развернулись. «Проникновенно говорил Церетели, стараясь действовать на чувства слушателей, умалчивая о главном – о целях революции. От большевиков говорил И. И. Скворцов-Степанов, говорил четко и веско, с тем пафосом, который является только в исторические моменты высокого напряжения. Он снова и категорически настаивал на рассмотрении декларации ВЦИКа… Говорил меньшевик Трояновский и некоторые крестьяне. Наступала уже ночь, а конца заседанию не предвиделось. Левый сектор явно нервничал. Публика тоже» 1202.
«Это ужасно! – продолжал делиться ощущениями Ленин. – Из среды живых людей попасть в общество трупов, дышать трупным запахом, слушать тех же самых мумий “социального”, луиблановского фразерства, Чернова и Церетели, это нечто нестерпимое»1203. Полагаю, только в этот момент Ленин принял окончательное решение о разгоне. На голосование поставили зачитанную Свердловым Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа, за которое было подано 146 голосов; за предложенную Черновым альтернативную повестку – 237 голосов.
Фракции большевиков и левых эсеров попросили объявить перерыв. У эсеров же было «заранее принято решение не устраивать никаких перерывов. В самом деле, устроим перерыв, разойдемся, а там уже нас не впустят обратно в зал, разгонят. Большинство отказало в перерыве. Тогда большевики и левые эсеры покинули заседание и удалились в свои фракционные комнаты для совещаний»1204. Ленин собрал своих однопартийцев.
Среди них Мясников: «Наша фракция довольно-таки нескладно обсуждала вопрос о судьбе Учредительного собрания в перерыве после декларативной речи председателя Чернова. Вдруг появляется во фракции Ленин. Коротко и энергично он доказывает необходимость покончить с контрреволюционным Учредительным собранием»1205. Оглашение заявления об уходе фракции поручается Ломову и Раскольникову. «Кое-кто хочет вернуться в зал заседаний. ВИ удерживает.
– Неужели вы не понимаете, – говорит он, – что если мы вернемся и после декларации покинем зал заседаний, то наэлектризованные караульные матросы тут же, на месте, перестреляют оставшихся? Этого нельзя делать ни под каким видом.
После фракционного совещания членов правительства Ленин пригласил в Министерский павильон на заседание Совнаркома. Ленин сидел у окна за письменным столом, уютно озаренным настольной электрической лампой под круглым зеленым абажуром. На повестке стоял только один вопрос: что делать с Учредительным собранием после ухода из него нашей фракции? ВИ предложил не разгонять собрание, дать ему ночью выболтаться до конца и с утра уже никого не пускать в Таврический дворец. Предложение Ленина принимается Совнаркомом»1206.
«Раскольников идет в зал и оглашает декларацию большевиков:
– В Учредительном собрании получила большинство партия правых эсеров, партия Керенского, Авксентьева, Чернова… Не желая ни минуты прикрывать преступления врагов народа, мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать Советской власти окончательное решение вопроса об отношении к контрреволюционной части Учредительного собрания»1207.
Публика неистовствует на хорах, дружно и оглушительно бьет в ладоши, от восторга топает ногами и кричит не то “браво”, не то “ура”!. «ВИ, уже одетый, отдает в Министерском павильоне последние указания.
– Я сейчас уезжаю, а вы присмотрите за вашими матросами, – улыбаясь, говорит мне товарищ Ленин. На прощание ВИ крепко пожимает мою руку, держась за стенку, надевает галоши и через занесенный снегом подъезд Министерского павильона выходит на улицу»1208.
Левые эсеры еще какое-то время оставались в зале. Поводом для их ухода стал отказ Собрания проголосовать вопрос об отношении к политике мира, проводимой Советской властью. С отбытием левых эсеров Учредительное собрание лишилось кворума. В 4.30 утра 6 (19) января матрос Железняков влез на трибуну, похлопал по плечу председательствовавшего Чернова и сказал:
– Больше здесь оставаться нельзя. Через минуту погасят свет. И кроме того, караул устал.
Святицкий видел, «как Чернов смущается, вижу, как он ищет глазами Вишняка (секретаря У. с.), как тот подскакивает и что-то энергично шепчет Чернову. Последний выпрямляется и с пафосом отвечает матросам:
– Никакая усталость не может помешать Учредительному собранию обсуждать закон о земле. Товарищи депутаты, я продолжаю голосование. Кто за принятие первого пункта, прошу встать…
Мы поднимаемся. Подсчета не нужно – единодушно. Матросы торчат тут же, наблюдают. Голосуются все пункты подряд. Голос Чернова иногда дрожит, но наружно он спокоен. Вот положения о земельном законе приняты. Голосуется короткий закон о республике… Тотчас же по принятии закона о республике он объявляет:
– Позвольте теперь объявить перерыв до двенадцати часов завтрашнего дня.
По залу несется крик:
– Наконец-то! Убирайтесь подобру-поздорову!»
«Мы с любопытством шли к выходу: задержат ли? Но выход был свободен. Был седьмой час утра, брезжил рассвет. В церквах зазвучал крещенский звон… Сжимались кулаки с досады:
– Ну, мы еще посмотрим. Это еще не конец»1209.
Это был конец. Ночью состоялось заседание ВЦИК. Выступал Ленин:
– Когда я попал из бившего ключом, полного жизни Смольного – в Таврический дворец, я почувствовал себя так, как будто бы я находился среди трупов и безжизненных мумий… По мере возникновения Советов, последние, конечно, как всенародные революционные организации, стали несравненно выше всех парламентов всего мира1210.
Большинство высказалось за подготовленный Лениным проект декрета о роспуске Учредительного собрания: «Всякий отказ от полноты власти Советов, от завоеваний народом Советской республики, в пользу буржуазного парламентаризма и Учредительного собрания, был бы теперь шагом назад и крахом всей Октябрьской рабоче-крестьянской революции»1211. Лишь двое было против и пятеро воздержались.
Утренние «Правда» и «Известия» вышли с декретом о роспуске Учредительного собрания. Раскольников радовался: «В Англии когда-то существовал Долгий парламент. Учредительное собрание РСФСР было самым коротким парламентом во всей мировой истории. Оно скончалось после 12 часов 40 минут бесславной и безрадостной жизни. Когда на другое утро Дыбенко и я рассказали ВИ о жалком конце Учредительного собрания, он, сощурив карие глаза, сразу развеселился.
– Неужели Виктор Чернов беспрекословно подчинился требованию начальника караула и не сделал ни малейшей попытки сопротивления? – недоумевал Ильич и, глубоко откинувшись в кресле, долго и заразительно смеялся»1212.
Днем депутаты вернулись, но ворота Таврического дворца были уже закрыты. Замечал Адам Улам: «Никто даже не поинтересовался, как высший законодательный орган России мог быть распущен неузаконенным институтом власти»1213. Лидеры эсеров спасовали перед угрозой арестов и призраком гражданской войны. Депутаты стали разъезжаться. Не всем это удалось. В ночь на 7 января в тюремной больнице матросы убили ранее арестованных депутатов-кадетов Шингарева и Кокошкина. Ленин приказал расследовать убийство. Восемь матросов были арестованы. Позднее их отпустили. 9 января в Петрограде арестовали еще 20 депутатов (всех отпустили). В Москве арестуют три сотни депутатов.
Ленин представит разгон как тот акт, который собственно и знаменует давно им обещанный переход от буржуазной демократии к пролетарской диктатуре.
– Пока революция не выходила из рамок буржуазного строя, – мы стояли за демократию, но, как только первые проблески социализма мы увидели во всем ходе революции, – мы стали на позиции, твердо и решительно отстаивающие диктатуру пролетариата1214, – объяснит Ленин на III съезде Советов, которому большевики предоставили право определить основы государственного устройства страны.
Съезд открылся 10 (23) января и через два дня принял Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа как временный конституционный документ Советской республики. 13 (26) января съезд рабочих и крестьян объединился с III Всероссийским съездом Советов крестьянских депутатов, собравшимся в тот день в Смольном. После этого «развернулся процесс объединения Советов на местах, где создавались Советы рабочих, красноармейских и крестьянских депутатов – унифицированные органы но