А что Запад? 19 февраля правительство Клемансо уполномочило Нуланса сообщить о готовности Франции предоставить финансовую и военную помощь, если России продолжит боевые действия. Лондон и Вашингтон молчали. Ленин отказался от западной помощи. Его неофициальный ответ прозвучал 21 февраля со страниц «Правды», где вышла его статья под псевдонимом Карпов: «Англо-французская буржуазия ставит нам западню: идите-ка, любезные воевать теперь, мы от этого великолепно выиграем. Германцы нас ограбят, “заработают” на Востоке, дешевле уступят на Западе, а кстати Советская власть полетит… Воюйте, любезные “союзные” большевики, мы вам поможем! И “левые” (унеси ты мое горе) большевики лезут в западню, декламируя самые революционные фразы»1350. Западные дипмиссии начали готовиться к эвакуации из столицы. Паскаль записал 21 февраля: «Атмосфера ликвидации. Сожжение бумаг»1351.
Ситуация стремительно ухудшалась. «Деморализованные русские войска не оказывали никакого сопротивления. Собственно о войсках вообще нельзя было говорить; в сущности, остались только штабы; главная масса войск уже разошлась по домам. С быстротой молнии оккупировали мы всю Лифляндию и Эстляндию»1352, – констатировал Гофман. 21 февраля немцами взят Минск. Ленин шлет телефонограмму во все райкомы партии с предписанием «организовать десятки тысяч рабочих и двинуть поголовно всю буржуазию до одного, под контролем этих рабочих, на рытье окопов под Питером… Готовьте орудия, а главное – организуйтесь и мобилизуйтесь поголовно».
Ночью Ленин передал в СМИ написанное им воззвание “Социалистическое отечество в опасности!”, тут же воплощенное в одноименном декрете СНК: «Германские генералы хотят установить свой “порядок” в Петрограде и в Киеве… Совет Народных Комиссаров постановляет: 1) Все силы и средства страны целиком предоставляются на дело революционной обороны. 2) Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови». В добавление к декрету говорилось: «Каждый рабочий, отработав 8 часов в сутки, обязан три часа ежедневно (или по 4 ½ часа в сутки с третьим днем отдыха) работать в области военной или административной». И именно этим декретом силовые структуры Советской России впервые получили право на внесудебные репрессии. Пункт 8 декрета звучал так: «8) Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления».
Немецкий ответ на обращение СНК с просьбой о возобновлении переговоров был вручен советскому курьеру 21 февраля, в Петербурге оно оказалось утром 22-го: немецкие военные в Прибалтике, Россия заключает мир с правительством Скоропадского и выводит войска из Финляндии и Украины, Турция получает территории в Закавказье, большевики платят контрибуцию, не ведут пропаганду в Германии и на оккупированных ею территориях.
Теперь уже ЦК обсуждал вопрос о приобретении оружия и продовольствия у держав Антанты. Ленин, который днем раньше в «Правде» категорически отрицал возможность получения западной помощи, заявил:
– Прошу присоединить мой голос за взятие картошки и оружия у разбойников англо-французского империализма1353.
ЦК и СНК с ним согласились. Но не было ни картошки, ни оружия.
Генерал Бонч-Бруевич экстренно свернул за ненадобностью работу могилевской Ставки и 22 февраля прибыл в Смольный. «ВИ предложил мне и моим сотрудникам приступить к работе по организации обороны Петрограда… Немедленно по распоряжению Ленина нам была отведена в Смольном институте комната, где и начал работу будущий Военный совет, в состав которого входили я, как военный руководитель, и тов. Троцкий и Подвойский, как комиссары. В. И. Ленин в это время с неослабным интересом два раза в день интересовался нашей работой… Было решено… сформировать небольшие разведывательные отряды из рабочих и направить их по линиям железных дорог от Петрограда в целях нащупывания расположения противника»1354. «В поддержку “разведывательным группам” решено направить “отряды”, человек по пятьдесят-сто каждый. Формирование “разведывательных групп” и “поддерживающих отрядов” поручалось штабу обороны Петрограда и его окрестностей. Последний подчинялся уже созданному в Смольном Комитету обороны, возглавлявшемуся Лениным»1355.
В тот день, который мы и сейчас отмечаем как дату рождения Вооруженных сил – 23 февраля 1918 года, – их творец В. И. Ленин впервые под собственным именем открыл в «Правде» всю подноготную споров о мире в высшем партийном и государственном руководстве и рисовал картины гибели революции: «Вся буржуазия в России ликует и торжествует по поводу прихода немцев… В Двинске русские офицеры ходят уже с погонами. В Режице буржуа, ликуя, встретили немцев. В Питере, на Невском, и в буржуазных газетах (“Речь”, “Дело Народа”, “Новый Луч” и проч.) смакуют свой восторг по поводу предстоящего свержения Советской власти немцами. Пусть знает всякий: кто против немедленного, хоть и архитяжкого мира, тот губит Советскую власть»1356.
На экстренном заседании ЦК Ленин поставил коллегам ультиматум с угрозой отставки. Немцы накануне предъявили еще более жесткие требования и ожидали ответа в течение 48 часов. Страсти были накалены до предела.
– Политика революционной фразы окончена, – выкрикивал Ленин. – Если эта политика будет теперь продолжаться, то я выхожу и из правительства, и из ЦК. Для революционной войны нужна армия, ее нет. Значит, надо принимать условия.
Собравшимся Ленин запомнился, как разъяренный зверь. «Он ходил буквально, как тигр в клетке. Не хватало только хвоста, чтобы бить себя по бокам. Тигр ходит мягко и упруго, но со стальной твердостью. Так тогда шагал Ленин»1357, – писал Осинский. «Мы, “молодые”, “левые”, уже сделали ошибку, помешав заключить мир сразу, и продолжали упорствовать, – самокритично вспоминал позднее Бухарин. – И вот на решающее заседание Цека вбегает Ильич. Он – как громадный лев, запертый мальчишками в клетку. Он бегает по комнате, гневный, с суровой решимостью в лице, на котором подобрались и сжались все мускулы.
– Больше я не буду терпеть ни единой секунды. Довольно игры!
И Ильич ставит ультиматум. И Ильич ломает прежнее решение»1358.
Бухарин, Троцкий, Урицкий, Ломов по-прежнему резко против принятия немецких условий. Троцкий заявил об уходе в знак протеста с поста наркома иностранных дел. Вопрос о мире выносится на голосование. За предложение Ленина всего семеро из 15 – сам Ленин, Зиновьев, Сталин, Стасова, Сокольников, Смилга. Четверо против – Бубнов, Урицкий, Бухарин и Ломов. Исход решили голоса четверых воздержавшихся – Троцкого, Дзержинского, Иоффе и Крестинского, – которые тоже не были за мирный договор. Их позицию суммировал на заседании ЦК Дзержинский:
– Подписывая этот мир, мы ничего не спасем. Но согласен с Троцким, что если бы партия была достаточно сильна, чтобы вынести развал и отставку Ленина, тогда можно было принять решение против. Теперь – нет1359.
После голосования в отставку со своих постов в партии и правительстве попросились Бухарин, Ломов, Бубнов, Пятаков, Яковлева, Урицкий. Ленин предложил перенести обсуждение этой волны отставок на следующий день. Сталин поинтересовался:
– Не означает ли уход с постов фактического ухода из партии?
Если бы из партии тогда исключали противников Брестского мира, то, полагаю, исключить пришлось бы подавляющую ее часть.
– Уход из ЦК не значит уход из партии, – отрезает Ленин1360.
Теперь ВЦИК. Вечером Ленин собирает его большевистскую фракцию. Рассказывала Клавдия Тимофеевна Свердлова, вторая жена Председателя ВЦИК: «Яков Михайлович берет слово и коротко, двумя-тремя фразами, от имени Ленина и своего, напоминает собравшимся точку зрения большинства ЦК – мир. Прения закончены. Подавляющим большинством голосов большевистская фракция выносит постановление: отстаивать на заседании ВЦИК предложение о заключении мира с Германией… Как ни бурно шло заседание большевистской фракции, оно не могло идти ни в какое сравнение с тем, что поднялось на совместном заседании большевиков с левыми эсерами, происходившем уже в большом зале Таврического. Буйствовал и кое-кто из “левых большевиков” – прежде всего Рязанов, – не пожелавших соблюдать партийную дисциплину и вновь выступавших против заключения мира. Прямо-таки неистовствовали левые эсеры, многие из которых кричали, что, какие бы решения ни приняли фракции, они будут голосовать против мира.
Яков Михайлович предоставляет слово Ленину. Речь ВИ лишена искусных ораторских приемов, но логика его непреоборима… Все! Третий час ночи, дальше откладывать заседание ВЦИК и вести споры по фракциям нельзя… В три часа пополуночи с 23 на 24 февраля 1918 года открылось заседание Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета… В который уже раз за эти сутки Ленин взошел на трибуну, вновь и вновь разъясняя, растолковывая, убеждая… Невзирая на всю несокрушимость ленинских доводов, меньшевики и эсеры, правые и левые вместе, с пеной у рта долбили свое – нет, нет и нет! Нельзя принимать германские условия. Война! Война!! Война!!! “Левые коммунисты” угрюмо молчали.
– Поименное голосование! – требуют меньшевики и эсеры. – Поименное!
Ну что же! Пусть будет поименное. По списку Яков Михайлович вызывает одного за другим членов ВЦИК»1361. Левые коммунисты ушли из зала, не голосуя. Это и объяснило успех Ленина. За – 114, против – 85, воздерживается – 35. В полпятого утра Совнарком в соответствии с решение ЦИК «постановил условия мира, предложенные германским правительством, принять и выслать делегацию в Брест-Литовск»1362.
Пока шли споры в Таврическом дворце, германские войска подступили к Ревелю и Пскову. Мобилизация дала весьма скромные результаты – несколько десятков тысяч красноармейцев. Но и их оказалось почти достаточно. «В течение ночи и следующего дня на фронт Нарва – Себеж были направлены все намеченные нами “разведывательные группы”, – рассказывал Бонч-Бруевич. – Формирование же отрядов продолжалось и 24 февраля. Так зародилась “завеса”, как форма обороны революционной России от вероломного нападения милитаристской Германии. 23 февраля днем я снова побывал у Ленина…