А 9 (22) января 1917 года Ленин в цюрихском Народном доме на собрании швейцарской рабочей молодёжи прочёл на немецком языке доклад о революции 1905 года[215].
Начав доклад со слов: «Юные друзья и товарищи! Сегодня двенадцатая годовщина „Кровавого Воскресенья“, которое с полным правом рассматривается как начало русской революции…», Ленин очень обстоятельно, информативно, простым языком рассказал о ходе и сути революции 1905 года, о её значении для Европы, а закончил так:
«…русская революция… остаётся прологом грядущей европейской революции. Несомненно, что эта грядущая революция может быть только… пролетарской, социалистической…
Нас не должна обманывать теперешняя гробовая тишина в Европе. Европа чревата революцией. Чудовищные ужасы империалистической войны, муки дороговизны повсюду рождают революционное настроение, и господствующие классы… всё больше попадают в тупик, из которого без величайших потрясений они вообще не могут найти выхода…
Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции (жирный шрифт мой. — С. К.). Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодёжь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции»[216].
Мог ли Ленин говорить так, если бы он рассчитывал на скорую «грядущую пролетарскую революцию» в России, на которую якобы получил от кайзера или от Антанты «золотые миллионы»?
Однако за европейским январём пришёл русский Февраль, свергнувший царизм. В России установилось нечто вроде двоевластия: было образовано буржуазное Временное правительство первого состава, но параллельно с ним возник и Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов — во главе, правда, с меньшевиками и эсерами. И Ленин стал рваться в Россию, в гущу событий.
О ПОДГОТОВКЕ к переезду Ленина в Россию — из Цюриха в Петроград транзитом через Германию в пресловутом «пломбированном» вагоне — я подробно писал ранее, в том числе в книге «Ленин. Спаситель и Создатель». И здесь лишь замечу, в качестве «информации к размышлению», что если бы переезд Ленина был обговорён им — как утверждают разного рода мельгуновы и стариковы — с германским генштабом в рамках «агентурной деятельности Ленина» и другого якобы «агента немцев» Фрица Платтена, то обеим сторонам было бы выгоднее организовать переправку Ленина через Германию под видом нелегальной. Тайный переезд есть тайный переезд, его детали всегда можно отказаться оглашать по вполне понятным соображениям — разве можно называть имена «переправщиков», координаты «коридора» и т. п.
А Ленин уезжал громко — в ресторане «Zähringer Hof» было устроено многолюдное, бурное прощание отъезжающих с пока остающимися… При этом в «Zähringer Hof» лились рекой речи, но отнюдь не шампанское… Было зачитано заявление участников поездки, где они подчёркивали, что возвращаются на родину, невзирая на угрозу министра иностранных дел Временного правительства Милюкова предать суду тех, кто проедет через Германию.
Вскоре по ленинскому маршруту — через ту же Германию — правда, без визга газет и милюковских угроз, в Москву вернётся 200 эмигрантов, включая меньшевиков во главе с Мартовым.
Но группа Ленина был первой.
И судьба Ленина совершала…
Но — нет, сказать, что она совершала крутой поворот, будет принципиальной ошибкой!
Никаких крутых поворотов в политической (а значит, и в личной) судьбе Ленина не было… Всю жизнь он, сказавший ещё в юности, после казни брата: «Мы пойдём другим путём», одним путём — прямым, к пролетарской революции, и шёл. Этот путь был всегда непрост, но он был всегда прям. И весной 1917 года судьба Ленина просто выходила, наконец, на широкую и прямую историческую дорогу, которую теперь сам же Ленин и пролагал в будущее.
Поскольку эту дорогу пролагал Ленин, она оказывалась для России в перспективе широкой и прямой. Но могла ли она быть лёгкой — коль речь шла о России?..
Увы, в отличие от Ленина, у России никогда не было прямых дорог — когда по вине чужаков, чаще — по вине, увы, собственной. И с этим — с историческими «кривуляниями» — пора было кончать, пока Россию вообще не увели с торного исторического пути.
28 ноября 1866 года Фёдор Тютчев (1803–1873) записал знаменитое:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить,
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Эти строки порождены не «квасным», не «славянофильским» «патриотизмом» — Тютчев был не только поэтом, но и профессиональным дипломатом, он провёл за границей двадцать лет. Но как раз поэтому он понимал российскую специфику получше «записных» славянофилов. К тому же Тютчев через старшую дочь — фрейлину двора — хорошо знал закулисную жизнь российских «верхов».
Ленин, как любой подлинный сын Отечества, всегда верил в великое будущее России. Но он не просто верил, он и понимал Россию, понимал её умом. И именно в силу понимания Ленин не мог не видеть всей сложности предстоящего России исторического пути на его ближайшем отрезке, в ближайшие годы — очень уж сложно начался для России 1917 год… И мало было надежд на то, что созданные себе самой больные проблемы Россия решит быстро, эффективно и умно.
Однако наличие у России Ленина давало надежду на то, что эти проблемы будут решены.
Вот уже другие поэтические строки, содержащие размышления о России:
Ещё нам далеко до цели,
Гроза ревёт, гроза растёт, —
И вот — в железной колыбели,
В громах родится Новый год…
Черты его ужасно строги,
Кровь на руках и на челе…
Но не одни войны тревоги
Несёт он миру на земле!
Не просто будет он воитель,
Но исполнитель Божьих кар, —
Он совершит, как поздний мститель,
Давно обдуманный удар…
Для битв он послан и расправы,
С собой несёт он два меча:
Один — сражений меч кровавый,
Другой — секиру палача.
Но для кого?.. Одна ли выя,
Народ ли целый обречён?..
Слова неясны роковые,
И смутен замогильный сон…
Не правда ли, это — точный поэтический очерк сути и проблем военного 1917 года, точное описание истощённой войной и возмущённой войной России Николая II? Но в том-то и штука, что написано это в преддверии не 1917-го, а… 1855 года, и написано в России Николая I…
Написано тоже Фёдором Тютчевым!
Уже из этого — внешне поразительного, а на деле — вполне объяснимого совпадения черт двух эпох в истории России внимательный и умеющий мыслить человек может сделать только один вывод: даже в середине XIX века царизм настолько был чужд вызовам времени, что к десятым годам XX века его системный крах был неизбежен при любом мало-мальски серьёзном социальном кризисе.
Так при чём здесь «пломбированный вагон», «пораженческая пропаганда» Ленина, якобы разваливающая армию?
Пропаганду в армии большевики вели, но как раз в окопах их слушали все внимательнее потому, что большевики говорили правду, доходящую до одетых в серые шинели русских мужиков тем проще, чем гнуснее становилась война…
Развалить можно только неустойчивое, непрочное… Разлагается лишь загнивающее… Так что поражение царской России в XX веке программировали сами русские цари, начиная с воцарения — на фоне эшафота декабристов — царя Николая Первого…
А пропаганда Ленина?
Ну, во-первых, в момент самого первого «взрыва» масс, направленного против царизма элитой, голос Ленина в России был слышен очень слабо и не имел решающего значения. Не Ленина — заочно, а Чхеидзе избрали председателем Петроградского Совета, и после приезда Ленина Чхеидзе не переизбрали…
Другое дело, что авторитет Ленина в рабочих массах весь 1917 год рос, а авторитет Чхеидзе падал — до перманентного нуля!
Во-вторых, Ленин не призывал же русский народ просто сдаться, подняв руки перед немцами! Он заявлял, напомню, что «на революционную войну, действительно оправдывающую революционное оборончество, сознательный пролетариат может дать своё согласие лишь при условии: а) перехода власти в руки пролетариата и примыкающих к нему беднейших частей крестьянства; б) при отказе от всех аннексий на деле, а не на словах; в) при полном разрыве со всеми интересами капитала». Где здесь «пораженчество», чёрт бы всех клеветников на Ленина побрал?!
Нет, не ради поражения, а ради победы возвращался на Родину Ленин. Другое дело, что победой для него могла быть лишь победа народа над элитой. При этом без осознания народом полной противоположности интересов «отечества» элит и интересов народного Отечества о победе народа речи быть не могло.
«В ГРУДЕ дел, в суматохе явлений» летели дни весны, лета и осени 1917 года… Если весной массы шли ещё в основном за эсерами (крестьяне) и за меньшевиками (рабочие), и первый Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК), избранный в начале июня 1917 года на I Всероссийском съезде Советов, был эсеро-меньшевистским, то делегаты II Всероссийского съезда Советов уже были готовы идти за большевиками.
После расстрела Временным правительством мирной Июльской демонстрации в Петрограде Ленин был вынужден скрываться — вначале под Петроградом, затем — в Финляндии, а по возвращении нелегально в Петроград осенью — на конспиративной квартире.
25 октября (7 ноября) 1917 года в преддверии открытия II Всероссийского съезда Советов Ленин, придя в Смольный, настоял на немедленном провозглашении Советской власти — ещё даже до штурма Зимнего дворца и ареста Временного правительства.