х войск, заложников расстреливать беспощадно…» Усилиями сего «белого рыцаря» в Сибири за три месяца было расстреляно восемь тысяч человек. А поэтесса Марина Цветаева примерно в это время в Москве пела:
Белая гвардия – путь твой высок…
Божье да белое твое дело…
И эти её благоглупости до сих пор повторяют разного рода фанатики белой идеи.
Если уж мы заговорили о количестве жертв белого террора, то недурно вспомнить ещё несколько фактов. При занятии Перми белые сразу же расстреляли четыре тысячи человек. Пока Екатеринбургская губерния находилась под «белыми», «защитники веры и Отчества» расстреляли 25 тысяч человек! Сейчас много говорится о красном терроре в Петрограде после убийства Урицкого. Действительно, за один месяц – октябрь 1918-го – в ответ на убийство Урицкого и покушение на Ленина чекистами были расстреляны восемьсот человек (затем аресты и расстрелы в Петрограде пошли на убыль, а в ноябре 1918-го приказ о терроре был официально отменен). Но вот в 1919 году белые занимают Енисейск. В течение одного месяца они расстреливают более семисот жителей! (Константин Хиценко. «Белый террор в России // «Военное обозрение». 15 августа 2013). Население Енисейска тогда равнялось семи тысячам человек. То есть «белыми рыцарями» был убит каждый десятый житель города! Если бы Колчак занял Петроград и его войска проявили тот же градус жестокости, что и в Сибири, то ими были бы расстреляны за месяц… восемьдесят тысяч петроградцев (население Петрограда составляло тогда восемьсот тысяч человек). Сравните это с 800 жертвами петроградской ВЧК в октябре 1918‐го!
Итак, ни Колчак, ни Деникин, ни Врангель и их штабы и правительства в жестокости ничуть не уступали большевикам, а скорее даже превосходили. Исследователь Вадим Эрлихман утверждает, что белый террор унёс триста тысяч жизней, тогда как по данным историка спецслужб Олега Мозохина жертв красного террора с 1918-го по 1921 год было около пятидесяти тысяч человек.
При этом важно: никто, даже враги Ильича, никогда не утверждали, что ему доставляло особое удовольствие подписываться под приказами о расстрелах или он лично участвовал или изъявлял желание участвовать в пытках и казнях (Петр Первый, например, имел такую «слабость» и лично пытал даже своего сына, что не мешает конной статуе Петра возвышаться над Невой в Петербурге, а нашим либералам восхищаться царем-реформатором!). Совсем наоборот, по воспоминаниям Горького, Ленин сильно переживал по этому поводу и грустно сетовал после прослушивания классической музыки, которую он очень любил: «…часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя – руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми… Должность адски трудная!»
Показательно, что Ленин, убеждённый в том, что бывают случаи, когда не обойтись без террора, был все же уверен, что это печальная необходимость и что идеалом является общество, где не будет никакого насилия человека над человеком.
Можно сказать и больше: сегодняшние «лениноеды» не любят упоминать о том, что хотя Ильич вовсе не был моралистом и, когда нужно, был готов проявить суровость, считал, что следует избегать чрезмерной жестокости. В беседе с американским писателем Стеффенсоном в 1919 году Ленин заявил: «В революции, как и на войне… террор есть и будет». Но при этом «…террор наносит вред революции, вредит ей извне и изнутри… Мы обязаны думать, как уменьшить… контролировать и направлять его…» И это были не просто слова. Антисоветчики любят приводить слова чекиста Мартина Лациса из его статьи 1918 года в журнале «Красный террор»: «Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, – к какому классу он принадлежит». Из них делают вывод, что такова была точка зрения всей Советской власти и её главы – Ленина. Но это явная ложь! Как раз Ленин резко осудил эту статью Лациса. Он публично назвал её нелепостью, а в кругу близких даже припечатал таких чекистов, как Лацис, фразой «опасные дураки». Лацис вынужден даже был публично оправдываться: «Владимир Ильич напомнил мне, что наша задача отнюдь не состоит в физическом уничтожении буржуазии, а в ликвидации тех причин, которые порождают буржуазию…»
Ленин выступал против практики «открытых мандатов», когда чекистам выдавалось разрешение на арест, а то и расстрел, а нужную фамилию они вписывали сами. Ленин неоднократно по просьбам граждан требовал разобраться, правильно или нет арестован конкретный человек, и многим вмешательство Ленина спасло жизнь. Кстати, разбираясь с конкретными делами, Ленин пришёл к выводу, что ПетроЧК работает из рук вон плохо, что она «не умна», и требовал кадровой чистки. Не без влияния Ленина в январе 1920 года Пленум ЦК РКП (б) принял решение с февраля объявить мораторий на расстрелы органами ЧК «врагов Советской власти». Наконец, в 1921 году, как только был введён НЭП, Ленин провёл через ЦК постановление о сужении компетенции ЧК, уменьшении арестов, введении хотя бы месячного срока для рассмотрения дел и постановки ЧК под контроль Наркомюста с изменением названия (как известно, ЧК стала ГПУ).
Итак, Ленин ни по своему характеру не был человеком злым и жестоким, ни по убеждениям не проповедовал вечное и принципиальное насилие, как это делают, например, фашисты. Напротив, он лично боролся за смягчение и ограничение террора. Но даже если бы он и был жесток, то что из того? Как я уже говорил, дело ведь не в личных свойствах людей, пусть даже людей самых гениальных и вознесённых историей в правители государств. Дело в исторических обстоятельствах, в социальных тенденциях, в настроениях масс. Гражданское противостояние в России, война всех против всех, беспощадный, временами бессмысленный бунт, были предопределены сотнями лет крепостного права, издевательств верхов общества над многомилионной крестьянской массой, нещадной сверхэксплуатацией народа. Поэт Александр Блок писал об этом: «Надо было веками угнетать, насиловать, топтать людей и их человеческое достоинство, чтобы породить такой взрыв народной ярости и ненависти». В народе накопилось столько злобы и ненависти, что к концу XIX века это было очевидным даже для заграничных наблюдателей. Фридрих Энгельс в работе «О социальном вопросе в России» писал: «Положение русских крестьян со времени освобождения от крепостной зависимости стало невыносимым, что долго это удержаться не может, что уже по этой причине революция в России приближается, – это ясно». Но при этом Энгельс и Маркс предсказывали, что эта революцию будет больше напоминать крестьянские Жакерии Запада с их безумными жестокостями, чем ту революцию, которую один из основоположников описывал в «Принципах коммунизма».
То же самое заявлял и Николай Гаврилович Чернышевский, знавший ситуацию в России изнутри: «Произойдут ужаснейшие волнения, и в этих кровавых волнениях может родиться настоящая народная революция; камень тяжёл, огромен, но он висит над пропастью: стоит только немного сдвинуть его с места, и он пойдёт под уклон, всё сметая на своём пути».
Так оно и произошло. С 1902 года в России начинаются крестьянские волнения. В 1905–1906 годах они перерастают в настоящую крестьянскую войну; помещичьи имения горят по всей европейской России, правительство бросает против крестьян армию с артиллерией.
Сильно ожесточила людей империалистическая война. Большая часть мужского населения прошла через фронт, требование убивать врагов, получила в руки оружие и научилась им владеть, измучилась в результате военных тягот, стала тихо ненавидеть офицерство и руководство государства, не понимая, сколько ещё воевать и какой в этом смысл…
Февральская революция 1917 года была бескровной только в демагогических сочинениях современных антикоммунистов. На деле сотни полицейских, жандармов, офицеров погибли в февральские дни. Это подробно описано в мемуарах. Ненависть к представителям старого режима была так велика, что генералов, чиновников, армейских офицеров солдаты, мещане, рабочие забивали насмерть без суда и следствия, часто убивая и случайных людей, и тех, кто уже арестован. Так, начальник Петроградской жандармерии семидесятилетний генерал-лейтенант Волков был захвачен толпой прямо в кабинете, избит, уведён в Таврический дворец, где Керенский лично пообещал ему безопасность под арестом, но той же ночью Волкова застрелил пьяный начальник караула. Но бесчинства низших чинов были откликом на те бесчинства, от которых некогда страдали они сами. Полицейским припоминали и поборы с населения, и разгоны демонстраций, когда люди гибли от удара нагайки в висок. Офицеров ненавидели за избиения солдат и отношение к ним как к «пушечному мясу». Конечно, как нередко бывает, иногда страдали не сами изверги в погонах, а случайно подвернувшиеся толпе их честные сослуживцы…
Общеизвестно, что во время штурма Зимнего дворца солдатами и матросами были специально загажены уникальные и дорогие старинные вазы – просто из желания досадить бывшим господам. В деревнях помещичья собственность была почти повсеместно разграблена, имения сожжены, а самих помещиков изгоняли и даже убивали. Но особенно шокировали Ленина стихийные разгромы школ (Крупская пишет об этом в своих воспоминаниях): когда комиссары спрашивали солдат, зачем они это делают, те отвечали: «Здесь учились дети ненавистных бар».
В этих условиях, когда общество окончательно раскололось на два враждебных непримиримых лагеря, взаимный террор был просто неизбежен. Достаточно было спички, чтоб разгорелся пожар. Этой спичкой стали выстрелы в Ленина и Урицкого.
При этом надо осознавать, что с одной стороны был организованный, провозглашённый государственными органами, проводимый по приговорам каких-никаких, но «государственных комиссий» террор (и красный, и белый), а с другой – просто беспорядки, массовые убийства, своеобразные суды Линча по-русски, а также жертвы развала экономики и цивилизации. Бесчинства творили и красные, и белые, и многомилионные крестьянские массы, которые вообще не примыкали ни к одной из партий (их назвали «зелёными»), а также многочисленные националисты (от петлюровцев до банд басмачей). В городах действовали десятки банд уголовников, с которыми удалось справиться лишь к 1925 году. И жертв от погромов и бесчинств было намного больше, чем от открытого государственного террора.