(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 398).
А уже 2 (15) марта 1917 года…
А уже 15 марта 1917 года…
А УЖЕ 15 марта 1917 года Ленин пишет из Цюриха в Кларан Арманд:
«Дорогой друг!
…Мы сегодня в Цюрихе в ажитации: от 15.III есть телеграмма в “Zurcher Post” и в “Neue Ziircher Zeitung”, что в России 14.III победила революция в Питере после 3-дневной борьбы, что у власти 12 членов Думы, а министры все арестованы.
Коли не врут немцы, так правда.
Что Россия была последние дни накануне революции, это несомненно.
Я вне себя, что не могу поехать в Скандинавию!! Не прощу себе, что не рискнул ехать в 1915 г.!
Лучшие приветы! Ваш Ленин».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 398.)
Вот как Ленин узнал о революции в России, пока ещё — по «испорченным телефонам», через европейскую прессу, не имея точной информации.
Собственно, первую весть принёс Ульяновым польский социал-демократ, затем большевик М.Г. Вронский, член Социал-демократической партии Королевства Польского и Литвы с 1902 года. По воспоминаниям Крупской, Ленин после обеда уже собрался уходить в библиотеку, и тут пришёл Вронский со словами: «Вы ничего не знаете? В России революция!»
«Когда ушёл Вронский, — писала Надежда Константиновна, — мы пошли к озеру, там на берегу под навесом вывешивались все газеты тотчас по выходе».
Маленькая деталь, но и она показывает скудость средств Ульяновых… Не мысливший своей работы без газетной информации, Ленин тем не менее не имел финансовой возможности газеты выписывать или просто покупать. В работе он пользовался фондами библиотек, а для прочтения экстренных телеграмм из России пришлось прогуляться к уличному стенду.
«Перечитали телеграммы несколько раз, — продолжала Крупская. — В России действительно была революция. Усиленно заработала мысль Ильича. Не помню уж, как прошли конец дня и ночь».
Конечно же известия из России сразу взвинтили Ленина, да и могло ли быть иначе!?
Столько лет напряжённой работы в отрыве от Родины, напряжение военных лет, когда он понимал, что царизм ведёт страну к взрыву, и вот, похоже, — взрыв произошёл, а его отделяют от России границы и линии фронтов!
Последняя фраза письма в Кларан: «Я вне себя, что не могу поехать в Скандинавию!! Не прощу себе, что не рискнул ехать в 1915 г.!» — по скрытому накалу страстей просто-таки достойна Шекспира.
В те дни Ленин написал явно не одно письмо, касающееся ошеломляющей новости, но в Полном собрании сочинений опубликованы лишь те немногие, которые сохранились. Впрочем, и их достаточно для того, чтобы понять, насколько «основательны» в кавычках все антиленинские обвинения!
16 марта (по европейскому стилю) 1917 года Владимир Ильич пишет уже Александре Коллонтай в Христианию (Осло):
«Дорогая А.М.! Сейчас получили вторые правительственные телеграммы о революции 1 (14).III в Питере. Неделя кровавых битв рабочих и Милюков + Гучков + Керенский у власти!! По “старому” европейскому шаблону…
Ну что ж! Этот “первый этап первой (из порождаемой войной) революции” не будет ни последним, ни только русским. Конечно, мы останемся против защиты отечества, против империалистической бойни, руководимой Шингарёвым + Керенским и Кº.
Все наши лозунги те же. В последнем № «Социал-Демократа» мы говорили прямо о возможности правительства «Милюкова с Гучковым, если не Милюкова с Керенским». Оказалось и — и: все трое вместе. Премило! Посмотрим, как-то партия народной свободы… даст народу свободу, хлеб, мир… Посмотрим!»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 399–400.)
Говоря о своём прогнозе по составу правительства, Ленин имел в виду опубликованную 31 января 1917 года в № 58 газеты «Социал-Демократ» свою статью «Поворот в мировой политике», которую я уже упоминал. Там Ленин писал, что Николаю грозит перспектива «иметь дело с правительством Милюкова и Гучкова, если не Милюкова и Керенского».
И продолжая письмо к Коллонтай, Ленин сразу же намечал линию большевиков в революции:
«Главное теперь — печать, организация рабочих в революционную с.-д. партию… А г. Чхеидзе хоть и говорил архилевые речи во время революции или накануне её…, но, конечно, ни капли доверия не заслуживает…
… Республиканская пропаганда, борьба против империализма, по-прежнему революционная пропаганда, агитация и борьба с целью международной пролетарской революции и завоевания власти «Советами рабочих депутатов» (а не кадетскими жуликами).
… После «great rebellion» 1905 — «glorious revolution» 1917! («После “великого мятежа” 1905 — “славная революция” 1917!». — С.К.)…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 400.)
Пусть читателя не сбивает с толку то, что Ленин буржуазный Февраль назвал «славной революцией», да ещё и по-английски…
«Glorious revolution» — «славная революция», так в Англии назвали государственный переворот 1688–1689 годов, когда господствующие классы, недовольные самодержавной политикой короля Якова II, ущемлявшей интересы буржуазии и грозившей народным возмущением, свергли короля и передали королевскую власть зятю Якова — штатгальтеру Голландии Вильгельму Оранскому. Аналогия с Февралём напрашивалась сама собой, что Ленин и отметил.
Показательно и то, что письмо Владимир Ильич закончил так: «Если вернут наших депутатов, надо одного привезти непременно на пару неделек в Скандинавию. Крепко жму руку. Ваш Ленин». Имелись в виду большевики — депутаты IV Государственной думы А. Е. Бадаев, М.К. Муранов, Г. И. Петровский, Ф.Н. Самойлов, Н.Р. Шагов, сосланные в 1914 году на вечное поселение в Восточную Сибирь… Как видим, Ленин ещё не был уверен в устойчивости возникшей ситуации и в действительно революционном размахе перемен. Но процесс действительно «пошёл».
17 МАРТА 1917 года Ленин пишет Коллонтай новое обширное письмо, начинающееся не без раздражения:
«Дорогая А.М.! Сейчас получили Вашу телеграмму, формулированную так, что почти звучит иронией (извольте-ка думать о “директивах” отсюда, когда известия архискудны, а в Питере, вероятно, есть не только фактически руководящие товарищи нашей партии, но и формально уполномоченные представители Центрального Комитета!)
Только сию минуту прочёл телеграмму Петербургского (оторванный от России, Ленин называет Петроград по привычке Петербургом. — С.К.) телеграфного агентства от 17 с программой нового правительства и с известием о сообщении Bonar Low, что царь ещё не отрёкся и что он неизвестно где…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 401.)
Как видим, Коллонтай запрашивала у Ленина «директивы», однако попытки Коллонтай получить от Ленина, застрявшего в Швейцарии, вдали от центра событий, какие-то «руководящие указания», действительно выглядели чуть ли не издёвкой, о чём милейшая Александра Михайловна в «ажитации» просто не подумала.
В действительности же Владимир Ильич 17 марта даже не знал, что Николай отрёкся ещё два дня назад в пользу брата Михаила, а день назад — не процарствовав и дня — отрёкся и Михаил.
Между прочим, факт отречения Михаила практически никогда и никто не комментировал так, как того этот факт заслуживает. А ведь отказ брата царя принять на себя бремя высшей власти ярче даже, чем отречение Николая, выявлял всю глубину кризиса царизма, всю его гнилость — с одной стороны. С другой же стороны, этот факт показывал и то, насколько низко пала в России к весне 1917 года популярность монархии — и как политического института вообще, и как «романовского» «семейного предприятия» в частности.
Возвращаясь же к Ленину, подчеркну, что в преддверии Февраля 1917 года связь Ленина с Россией была настолько скудной и неоперативной (это — при якобы германских миллионах в кармане!), что он даже не знал точно, кто там есть в Питере из «фактически руководящих товарищей». Это вполне показательно — события Февраля стали для Ленина неожиданными.
Каменев и Сталин тогда ещё были в Сибири, в столице «на хозяйстве» находился Молотов. Он вошёл в состав Исполнительного комитета Петросовета, однако не в его силах было овладеть ситуацией.
Всё же в письме Коллонтай от 17 марта Ленин сообщает:
«Мы начали выработку тезисов…
… По-моему, главное теперь — не дать себя запутать в глупые “объединительные” попытки с социал-патриотами (или ещё опаснее, колеблющимися, вроде ОК [Организационный Комитет меньшевиков. — С. К.], Троцкого и Кº) и продолжать работу своей партией…
Сейчас на очереди — уширение работы, организация масс, пробуждение новых слоёв, отсталых, сельских, прислуги, ячейки в войске для систематической, обстоятельной Entlarvung (разоблачения. — С.К.) нового правительства и подготовки завоевания власти Советами рабочих депутатов. Только такая власть может дать хлеб, мир и свободу…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 401–402.)
Из письма видно, что хотя события в тактическом плане были для Ленина неожиданными, в стратегическом отношении они его врасплох не застали — стратегия была определена давно. В своём месте, мы увидим, что стратегию большевиков в 1917 году Ленин сформулировал действительно задолго до Октября 1917 года, а точнее — ровно за два года до того, как эта стратегия была реализована.
Но стратегия стратегией, а руководством к действию она может стать лишь после возвращения Ленина на родину. А вот с этим-то и получалась незадача. И Ленин тут же прибавляет: «Мы боимся, что выехать из проклятой Швейцарии не скоро удастся»…
Написал ли бы это Ленин в конфиденциальном деловом письме, если бы он сотрудничал на протяжении мировой войны с кайзеровскими ведомствами?
На следующий день, 18 марта 1917 года, он посылает Арманд в Кларан открытку, текст которой привожу полностью:
«Дорогой друг! Пишу в дороге: ездил на реферат. Вчера (субботу) прочёл об амнистии. Мечтаем все о поездке. Если едете домой, заезжайте сначала к нам. Поговорим. Я бы очень хотел дать Вам пор