«Выделите две тысячи, лучше три тысячи, крон для нашей поездки. Намереваемся выехать в среду (4 апреля. — С.К.) минимум 10 человек. Телеграфируйте».
Ганецкий смог прислать 1000 франков — примерно 700 рублей.
Вот и все «финансовые потоки»!
2 апреля Ленин пишет письмо главному «архивариусу» партии В. А. Карпинскому и его помощнице С. Н. Равич, в котором даёт инструкции по оформлению архива (снятие копий, переплёт и т. д.), а также сообщает:
«Дорогие друзья!
Итак, мы едем в среду через Германию.
Завтра это решится окончательно.
Вам пошлём кучу тючков с нашими книгами, бумагами и вещами, прося пересылать по очереди в Стокгольм для пересылки нам в Питер.
Вам же пошлём денег и мандат от ЦК на ведение всей переписки и заведывание делами…
Р. S. Денег на поездку мы надеемся собрать человек на 12, ибо нам о ч е н ь помогли товарищи в Стокгольме…»
Напоминаю, это всё была чисто внутренняя переписка, на публику и на стариковых не рассчитанная. Письмо к Арманд было опубликовано впервые в 1978 году в Полном собрании сочинений, телеграмма Ганецкому и письмо Карпинскому — в 1930 году в XIII Ленинском сборнике. Так что эти документы удостоверяют подлинное финансовое положение Ленина со всей очевидностью факта — в отличие от подложных «документов» американца Сиссона и т. п., включая «многомиллионные» подсчёты профессора Фишера.
УЖЕ в начале европейского апреля Ленин сидел, что называется, «на чемоданах». Казалось бы, можно вздохнуть с облегчением, присесть по русскому обычаю на дорожку и отправляться в путь, но тут…
Но тут заартачились швейцарские меньшевики во главе с Мартовым, а с ними и эсеры… Они стали возражать против постановлении Заграничной коллегии ЦК большевиков о принятии предложения Гримма о немедленном переезде и требовали подождать санкции на проезд со стороны Петроградского (эсеро-меньшевистского) Совета рабочих и солдатских депутатов.
Иными словами, на быстрейший приезд Ленина в Россию должна была дать согласие та «петросоветская» шушера, которая дудела в одну дуду с Милюковым.
Каково?!
Линия «швейцарских» меньшевиков и эсеров была понятной — Ленин в Швейцарии был им намного менее политически опасен, чем в Петрограде, и затяжки с его отъездом были им выгодны. С другой стороны, и петроградским меньшевикам с эсерами в Петросовете, начиная с Чхеидзе и Керенского, Ленин в Питере нужен был не более, чем Гримму в Цюрихе…
Меньшевики не только возражали, они осведомили Гримма, и дело застопорилось. Владимир Ильич был взбешен и в записке в Цюрихскую секцию большевиков написал (2 или 3 апреля):
«Дорогие друзья!
Прилагаю решение… ЦК нашей партии (о проезде. — С.Х)…
… От себя добавлю, что считаю сорвавших общее дело меньшевиков мерзавцами первой степени, «боящихся» того что скажет «общественное мнение», т. е. социал-патриоты!!! Я еду (и Зиновьев) во всяком случае.
Выяснить точно, (1) кто едет, (2) сколько денег имеет…
Мы имеем уже фонд свыше 1000 frs (франков. — С.К.) на поездки. Думаем назначить среду 4.IV, как день отъезда.
Паспорта у русского консула брать в с е м по месту жительства тотчас…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 427.)
Последняя фраза, между прочим, ясно показывает, что подготовка к переезду совершалась хотя и без согласия Временного правительства, но и не втайне от него! Хотя Милюков публично грозил предать суду всех, кто поедет через Германию, — об этом Ленин пишет в очередном письме Карпинскому и Равич, сообщая также:
«… Платтен берёт на себя всё. Ниже сообщаю вам копию условий, которые Платтен предъявил. По-видимому, они будут приняты. Без этого мы не поедем. Гримм продолжает уговаривать меков (меньшевиков. — С.К.), но мы, разумеется, действуем совершенно самостоятельно. Мы думаем, что отъезд состоится в пятницу, среду, субботу…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 427–428.)
А далее Ленин пишет, что он хочет, чтобы «перед отъездом был составлен подробный протокол» с подписанием его представителями печати и европейских социалистов.
Он просил переговорить немедленно с Анри Гильбо — французским журналистом-социалистом, издателем журнала «Demain» («Завтра»), а также — «если Гильбо сочувствует», попросить Гильбо «привлечь для подписи и Ромена Роллана» — знаменитого французского писателя прогрессивных взглядов, противника войны.
Хотел Ленин привлечь к освещению отъезда и адвоката Шарля Нэна, одного из лидеров Социал-демократической партии Швейцарии, редактора газет «La Sentinelle» («Часовой») и «Droit du Peuple» («Народное право»).
В изображении Николая Старикова переезд Ленина совершался чуть ли не в величайшей тайне, в лучших традициях «рыцарей плаща и кинжала». Как видим, в действительности Ленин был готов сообщить о своём вынужденном проезде через Германию всей Европе! 6 апреля Ленин лично отправил телеграмму Гильбо с просьбой привезти Роллана и Нэна или Грабера — второго редактора газеты «La Sentinelle».
Реально «Протокол о поездке» для печати подписали Платтен, Гильбо, французский социалист-радикал Фердинанд Лорио, специально приехавший из Парижа, немецкий социал-демократ Пауль Леви (Гарштейн) и представитель польской социал-демократии Вронский. В этой декларации говорилось:
«Мы, нижеподписавшиеся интернационалисты, полагаем, что наши русские единомышленники не только вправе, но обязаны воспользоваться представившимся им случаем для проезда в Россию…»
Коммюнике о проезде было опубликовано в шведской социалистической газете «Политикен».
ОПЯТЬ начали ставить палки в колёса меньшевики. Ленин через Ганецкого запросил «мнение Беленина» (в данном случае под «Белениным» имелся в виду не Шляпников, носивший этот псевдоним, а Бюро ЦК в Петрограде), и 5 апреля Бюро через Ганецкого дало директиву: «Ульянов должен тотчас же приехать» (В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 556, прим. 479).
Да, надо было торопиться — в Питер начинала съезжаться вся «головка» большевиков. Ленин в Цюрихе получил из Перми телеграмму за подписями Каменева, Муранова и Сталина, возвращавшихся из сибирской ссылки: «Salut fraternel Ulianow, Zinowieff. Aujourdhui partons Petrograd…» («Братский привет Ульянову, Зиновьеву. Сегодня выезжаем в Петроград…») (В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 428).
Через Платтена германскому посланнику Ромбергу были переданы условия, где главными пунктами были следующие:
«Едут все эмигранты без различия взглядов на войну. Вагон, в котором следуют эмигранты, пользуется правом экстерриториальности, никто не имеет права входить в вагон без разрешения Платтена. Никакого контроля, ни паспортов, ни багажа. Едущие обязуются агитировать в России за обмен пропущенных эмигрантов на соответствующее число австро-германских интернированных».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 120.)
6 апреля (или даже 4 апреля) Платтен сообщил о согласии Берлина — можно ехать!
Сборы проходили нервно, все были как на иголках. И это — не мой домысел, достаточно привести две телеграммы Ленина Ганецкому от 7 апреля… Первоначально отъезд был назначен на среду 4-го, но даже 7 апреля Ленин был ещё в Берне и телеграфировал в Стокгольм:
«Завтра уезжает 20 человек. Линдхаген (социал-демократический депутат риксдага, бургомистр Стокгольма. — С.К.) и Стрём (секретарь Социал-демократической партии Швеции. — С.К.) пусть обязательно ожидают в Треллеборге. Вызовите срочно Беленина, Каменева в Финляндию…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 431.)
Но в тот же день в Стокгольм уходит другая телеграмма:
«Окончательный отъезд в понедельник. 40 человек (реально уехало 32 человека. — С.К.). Линдхаген, Стрём непременно в Треллеборг…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 431.)
Комментировать здесь что-либо нужды, пожалуй, нет. И так ясно — атмосфера была, мягко говоря, не из спокойных. Кто-то спохватился в последний момент и хотел ехать тотчас, кто-то колебался и оставался…
Но всё это было делом десятым по сравнению с главным: Ленин ехал в Россию!
ПЕРЕД отъездом Ленин снял со счёта 95 (девяносто пять) франков, а сберегательную книжку с остатком в 5 франков 5 сантимов передал остающейся пока в Швейцарии большевичке Раисе Харитоновой. И сберегательная книжка Ленина заслуживает отдельного пояснения.
Дело в том, что во время войны жизнь четы Ульяновых в «свободной» Швейцарии была для Ульяновых не такой уж и свободной — Ленин и Крупская жили в Швейцарии на особом, по сравнению с другими эмигрантами, положении. После освобождения Ленина осенью 1914 года из австрийской тюрьмы Ульяновы получили по ходатайству швейцарских социал-демократов убежище в Швейцарии с правом проживания в столице Берне до 12 (25) января 1917 года. Но — в отличие от «довоенных» эмигрантов — без права свободного перемещения из кантона в кантон, из города в город.
Это было, конечно, неудобно во всех смыслах. Когда Ленин в январе 1916 года собрался в Цюрих для работы в библиотеке, потребовалось особое полицейское разрешение. Во время написания своего знаменитого труда «Империализм как высшая стадия капитализма» Владимир Ильич испросил право на пребывание в Цюрихе без специального оформления — кроме прочего, в Цюрихе жить было дешевле, а «германские миллионы» существовали лишь в будущем воображении стариковых и Мельгуновых…
Квартировали Ульяновы, к слову, у сапожного мастера Каммерера по адресу Шпигельгассе, 14 — в старой части города, где селилась рабочая беднота.
Поскольку вид на жительство в начале 1917 года заканчивался, 15 (28) декабря 1916 года Ленину вновь пришлось обратиться в полицейское управление Цюриха с заявлением о продлении срока проживания до 31 декабря 1917 года. В заявлении указывалось, что требуемый залог в 100 франков внесён в Цюрихский кантональный банк на счёт № 611361.
Вот с этого счёта и были сняты 95 франков на расходы, а остаток должна была реализовать Харитонова — казначей Цюрихской секции большевиков, и реализованные деньги принять как членские взносы за апрель за Ленина и Надежду Константиновну. Харитонова была поражена, что Владимир Ильич «в такой волнующий момент подумал об уплате членских взносов» в то время, как «никто из отъезжающих товарищей не вспомнил об этом».