«А как же быть с оценкой Платтена, напомнившего в 1928 году о трагической судьбе Карла Либкнехта и Розы Люксембург?» — может спросить кто-то.
Но в том-то и дело, что к началу 1919 года европейская «белая» имущая сволочь уже была научена опытом русской Октябрьской революции 1917 года и понимала всю опасность того Либкнехта и той Люксембург, которые пошли в Германии путём Ленина — от политической революции «верхов» к массовой социальной революции «низов».
На примере Ленина элитарии Запада поняли, как смертельно опасно для их своекорыстных привилегий оставлять в живых и давать возможность действовать пролетарским вождям. Потому они и растерзали Либкнехта и Люксембург.
В постфевральской же России опасность Ленина сознавали весной 1917 года не столько элитарии, сколько их союзники-ренегаты из «социалистических» партий. Впрочем, кадет Милюков в монархической России тоже считался «оппозиционером» и в качестве такового о потенциальной силе революционера Ленина тоже знал не так уж и мало.
Соответственно Владимира Ленина-Ульянова в России могли ожидать и превентивные меры пожёстче, чем лишение слова в парламенте. Тем более, что от участия в буржуазных парламентах Владимира Ильича бог миловал.
А ТЕПЕРЬ вернёмся в первую половину апреля 1917 года… Ленин проехал Германию и морем приближается к берегам Швеции.
Наконец, вот он — трап, и за ним — нейтральная территория.
В шведском Треллеборге ожидали Ганецкий и шведский журналист Отто Гримлунд, и все направились в Мальмё. После ужина в честь прибывших поздно ночью выехали в Стокгольм и в 10 утра 13 апреля (н. ст.) 1917 года прибыли в шведскую столицу. Среди встречавших был и Линдхаген — бургомистр Стокгольма, лицо вполне официальное и статусное… Приветствовали бы нейтральные шведы так горячо человека, подозрительного по «германскому шпионажу»?
После встречи — опять обильное угощение, на этот раз — завтрак, насчёт которого Радек острил, что Швеция-де «отличается от всех остальных стран тем, что там по всякому поводу устраивается завтрак».
Может, оно было и так, но вряд ли всё же так уж и по всякому…
Приезд русских эмигрантов, возвращающихся домой, вызвал в Стокгольме немалый интерес. Газета «Politiken» в № 85 от 14 апреля 1917 года поместила сообщение об этом на первой полосе. В частности, там говорилось: «После приветствий и поздравлений группа русских направилась мимо щёлкавших аппаратами газетчиков и кинооператоров к гостинице “Регина”…»
Увы, несколько фото сохранилось, а кинокадры исчезли. Зато сохранилось небольшое сообщение в том же номере «Politiken»:
«Наши друзья не хотели давать никаких интервью. Вместо интервью приехавшие передали через «Politiken» прессе и общественности коммюнике о поездке.
Самое важное, чтобы мы прибыли в Россию как можно скорее, — с жаром сказал Ленин. — Дорог каждый день. Правительства приняли все меры, чтобы затруднить поездку.
Вы встретились с кем-нибудь из немецких товарищей по партии? (Тут надо помнить, что тогда социал-демократы всей Европы считались сотоварищами. — С.К.)
Нет. Вильгельм Янсон из Берлина пытался встретить нас в Лингене у швейцарской границы. Но Платтен отказал ему, сделав дружеский намёк на то, что он хочет избавить Янсона от неприятностей такой встречи».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 95.)
Член Генеральной комиссии германских профсоюзов Вильгельм Янсон — шовинистически настроенный социалист, один из редакторов «Корреспондентского Листка Генеральной Комиссии профсоюзов Германии», добивался встречи с Лениным, но что это было — плохо замаскированная провокация или журналистская назойливость, сказать сложно. В любом случае Янсон успеха не добился.
Вернер Хельвег, упомянув о Янсоне, сообщает также, что ещё одну попытку вступить в контакт с проезжающими предпринял Парвус-Гельфанд — с согласия шовинистического немецкого «социалистического большинства» и германского Министерства иностранных дел. Причём Хельвег пишет, что Парвус намеревался встретиться с Лениным уже в Швеции. Это вполне похоже на правду… С одной стороны, Парвус к тому времени был уже чуть ли не платным провокатором, а с другой стороны, сам факт его контакта с Лениным поднимал бы реноме Парвуса в глазах разнообразных «работодателей» и «спонсоров». Хальвег пишет:
«Но Ленин категорически отказывается встретиться с Парвусом-Гельфандом, которого он осуждает как «архишовиниста». Большевистский вождь отвечает лишь одно: он не занимается дипломатией, его дело — социальная революционная агитация. Парвус в состоянии раздражения поручает одному из посредников передать своё возражение, из которого видно, как мало понимает он суть ленинской натуры: «Скажите Ленину — пускай он только агитирует, но если для него не существует государственной политики, то он станет безвольным орудием в моих руках»…»
Если приведенное заявление не апокрифично (а скорее всего, оно аутентично), то оно показывает, что Парвус, нередко вертевший Троцким, не только плохо понимал суть ленинской натуры, но и плохо читал уже опубликованные ленинские работы. Иначе он знал бы, что государственная политика для Ленина существовала, но не в рамках буржуазного государства, а в рамках пролетарского государства нового типа, за реализацию которого Ленин и собирался бороться по возвращении в Россию.
СРАЗУ после приезда в Стокгольм в русском генеральном консульстве Владимир Ильич получил официальное свидетельство № 109 о проезде всей группы эмигрантов в Россию.
13 же апреля в гостинице «Регина» прошло совещание русских эмигрантов с шведскими левыми социал-демократами. Председательствовали бургомистр Стокгольма Карл Линдхаген и Ленин. Ленин сделал сообщение о поездке, Линдхаген выступил с речью «Свет с востока». Шведы высказали полную солидарность с таким шагом русских социал-демократов, как решение проехать через Германию, а социал-демократ Карл Карльсон, редактор газеты «Politiken», выразил надежду, что революция в России перерастёт в международную революцию (В. И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 530, прим. 62).
Провёл Владимир Ильич и отдельное узкое совещание только со «своими». Поскольку оба члена Заграничной коллегии ЦК, то есть — Ленин и Зиновьев, возвращались на родину, было решено образовать в Стокгольме представительство ЦК — Заграничное бюро (ЗБ) ЦК в составе Вацлава Воровского, Якуба Ганецкого, давно работавших в шведской столице, и Карла Радека, который дальше не поехал и оставался в Швеции. Его, как и Фрица Платтена, не впускало в Россию Временное правительство.
Членам ЗБЦК были даны инструкции и переданы средства Заграничной коллегии: 300 франков и ценные бумаги — облигации шведского государственного займа той же стоимости, в которые в своё время вложил партийные средства ещё Александр Шляпников, ранее уехавший на партийную работу в Петроград.
В ПОЛОВИНЕ седьмого вечера 13 апреля, после прощального обеда, Ленин с товарищами, которых провожало около ста человек, выехал из Стокгольма — уже обычным пассажирским поездом в обычном вагоне. Вместе с ним в одном купе ехал писатель-коммунист Давид Сулиашвили, и его воспоминания дают объёмную и явно достоверную картину последнего проезда Ильича по шведской территории. Сулиашвили вспоминал: «Как только мы расположились в купе, Ленин достал кипу газет, улёгся на верхней койке, зажёг электричество и начал читать».
Что ж, это был стиль, свойственный Ленину во все периоды его жизни. Ведь газеты — это ничем не заменимый источник сведений о том, как и какую информацию (или дезинформацию) получает из газет массовый читатель. Знать это политическому лидеру-большевику было более чем необходимо — не зная врага, не будешь знать, как с ним бороться, как переубеждать тех, кто ещё верит и доверяет политиканам из элитарного меньшинства и политиканам, обслуживающим интересы элитарного меньшинства.
Наутро в коридоре вагона провели собрание и условились, что переговоры на границе будут вести Ленин и старый большевик Миха Цхакая. Поезд тем временем неспешно вёз своих пассажиров в небольшой шведский рыбачий посёлок Хапаранда на северном берегу Ботнического залива.
В Хапаранду группа Ленина добралась 15 (2) апреля, откуда путь лежал уже в Торнео в русской Финляндии. При взгляде на карту Швеции и Финляндии маршрут на Хапаранду и Торнео обескураживает. Зачем Ленину понадобилось ехать из Стокгольма к чёрту на кулички, через всю Швецию, в далёкую Хапаранду и, перебравшись оттуда в соседний Торнео, ехать к финско-русской границе через всю Финляндию, если от Стокгольма через Аландские острова до финского Або — рукой подать?
Уж не знаю — то ли в этом выразилось стремление Милюковых как-то уязвить Ленина и хотя бы на пару суток оттянуть его появление в Петрограде, то ли сказались опасности военного времени, но в любом случае задумываешься — как может быть мелок и глуп воспитанный старым, антиленинским миром человек, идя на войны во имя прибылей той элитарной кучки, против которой так страстно боролся Ленин. На войны, которые простое и человечное делают сложным, а страшное и подлое — допустимым…
Так или иначе, эмигранты добрались до шведской Хапаранды.
Ботнический залив был ещё вовсю покрыт льдом.
Поздней осенью 1907 года Ленин шёл по непрочному льду южной части этого залива, уходя из России во вторую эмиграцию. Теперь, через десять лет, ранней весной 1917 года, он переехал по его льду из Хапаранды в финский Торнео на санях-вейках.
Несмотря на то что над зданием вокзала в Торнео был вывешен красный флаг, эмигрантов обыскали английские (!) офицеры-контролёры из штаба войск Антанты (?!) (В. И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 647). Причём Ленина и Миха Цхакая в отдельной комнате раздели догола (!). В последнее просто не верится, но об этом пишет такой авторитетный и информированный лениновед, как Владлен Логинов.
В любом случае факт обыска и издевательств над Лениным со стороны английских офицеров никем не отрицается. А действия англичан на территории