Сам факт намерения Ленина добиться у немцев разрешения на транзит через Германию секретом не был, об этом хорошо знали в руководстве как швейцарских, так и шведских социал-демократов, которые участвовали в ситуации. Были осведомлены французы, итальянцы и само собой — немецкие политики. При этом Эрцбергер за время войны эволюционировал от пропаганды широких аннексий к идее скорейшего мира по соглашению, к которой склонялся как раз после русской Февральской революции. (В скобках сообщу, что в октябре 1918 года Эрцбергер возглавил немецкую делегацию на переговорах о перемирии с Антантой и подписал от имени Германии Компьенское перемирие. В 1921 году он был убит крайними реакционерами за приверженность политике выполнения унизительного для немцев Версальского договора.)
Итак, ходатайство за Ленина как тоже сторонника мира, оказывалось для Эрцбергера вполне логичным шагом. Конечно, немец стоял в 1917 году за империалистический мир, а Ленин — за мир без аннексий и контрибуций, но католик Эрцбергер в подобных нюансах был не силён.
Причём напомню, что Эрцбергер — вроде бы хлопотавший за Ленина в 1917 году, в 1919 году вместе с другим социал-ренегатом, Бернштейном, публично заявлял о получении большевиками из Германии 50–60 миллионов марок. Ситуация, которую сложно определить иначе, чем «гримаса истории». Впрочем, для истории в её буржуазной ипостаси это случай достаточно рядовой.
Вернёмся далее к словам «несёт ответственность…», использованным фрау Людендорф. Обычно так говорят тогда, когда возлагают на кого-то вину. И её стали позднее возлагать на Людендорфа — после того, как выяснилось, что не в последнюю очередь деятельность Ленина в России запрограммировала поражение Германии. Вступаясь за супруга, Маргарита Людендорф и заявила, что она «совершенно точно» знает, что муж «лишь безмолвно терпел провоз Ленина и Троцкого» и что «идея исходила от Эрцбергера».
Ошибка фрау Людендорф насчёт Троцкого (он проехал через Канаду и Англию) показательна — её муж действительно был в той ситуации фигурой, «стоящей, — как выразился Хальвег, — в стороне». Причём мы имеем свидетельство и самого Людендорфа. В 1937 году он заявил (жирный шрифт мой. — С.К.).
«Я должен раз и навсегда ясно сказать — ни о Ленине, ни о Кинтале (вторая Циммервальдская конференция социалистов в 1916 г. — С.К.) я не имел никакого понятия. Об этом транспорте я был поставлен в известность имперским руководством, кажется Министерством иностранных дел, лишь постольку, поскольку выдачей паспортов по тогдашней структуре армии ведали представительство Генерального штаба в Берлине или Отдел IIIb. В этом деле они следовали лишь указаниям руководства империи. Меня же только спросили: имею ли я что-либо возразить против этого…»
То есть участие германского Генштаба в «транспорте» ленинской группы было обусловлено установленным Генштабом техническим регламентом! В военное время выдачей документов по обеспечению подобной акции ведали военные власти. И по тем же законам военного времени подданный государства, воюющего с Германией, оказавшись на территории Рейха, подлежал немедленному аресту теми же военными властями. Поэтому без согласования технических деталей транзита с Верховным командованием могли возникнуть непредвиденные помехи, вплоть до крайне острых. Недаром ведь группу Ленина в проезде по Германии сопровождали военные, а не полицейские чины — по причине всё того же режима военного времени. Когда гремят пушки, молчат не только музы, но и штатская Фемида.
К тому же, с кем же ещё могли советоваться имперский МИД и политическое руководство Германии в ходе принятия решения, как не со своими собственными спецслужбами, то есть — с разведкой Генштаба? В информационных сетях бродят то ли сплетни, то ли сведения о том, что бывший шеф кайзеровской разведки Вальтер Николаи, попав в 1945 году в советский плен, ставил себе в заслугу, что принимал-де участие в «переправке» Ленина в Россию.
Могу поверить в том смысле, что с Николаи это в 1917 году обсуждали — в Берлине, и что Николаи были поручены технические детали. Ведь полковник Николаи и был тогда начальником Отдела IIIb (служба информации и контрразведка Генштаба). Но это касалось лишь внутренних отношений германских ведомств, к чему Ленин отношения, естественно, не имел.
К тому же, как свидетельствовал Николаи, задолго до того, как он был пленён советскими войсками, но уже после того, как второй Рейх рухнул — первоначально Верховное командование возражало против плана Министерства иностранных дел. Да оно и понятно — реальные инициативы всеми ходатаями адресовались дипломатам: Ромбергу в Берне, Брокдорф-Ранцау в Копенгагене, так что наиболее точную оперативную информацию имел всё же МИД. А военные — везде военные, а в кайзеровской Германии тем более: «Я зольдат и в политике не разбираюсь».
СОШЛЮСЬ ещё раз на Вернера фон Хальвега… Он отмечает, что в тот момент Германия «со всей очевидностью» боролась «за своё существование», и ей представлялось, что «пригодно любое средство»… Признаёт Хальвег и то, что столь разные «партнёры» «объединились для достижения единой цели: сидящего в Цюрихе на Шпигельглассе революционера, выступающего за всемирную революцию, выпустить как джинна из бутылки», движимые лишь одним общим побуждением — стремлением к миру.
К весне 1917 года внутреннее положение Рейха оказывалось почти катастрофическим. Хлеб и жиры заменялись суррогатами, рацион питания дошёл до минимума, потребного для существования… Не только в стране, но и в армии прибегали к суррогатам из соломы и древесины для питания лошадей, а иногда и людей. Масса населения, особенно из среднего класса, голодала. Положение в Австро-Венгрии было ещё хуже… Написавший об этом в своих «Очерках русской смуты» генерал Деникин процитировал и Людендорфа — его оценку чисто военной ситуации: «Положение было невероятно трудно и почти безвыходно. Нечего было больше думать о наступлении. Надо было сохранить резервы для обороны».
В этой ситуации впору было хвататься и за соломинку. Австро-венгерский дипломат барон Хеннет, находившийся в Берне во время переговоров «русских революционеров» (точнее — Гримма и Платтена) с германским посольством в Швейцарии, писал: «Вся эта история точно характеризуется словами одного из здешних дипломатов, который занимался данной поездкой: «Офицер, происходящий из старейшего прусского рода, должен быть придан в качестве почётного сопровождающего этому русскому революционному сброду, высылаемому в Россию, но обхаживаемому в настоящий момент с единственной надеждой в какой-то мере ускорить заключение мира — таково положение вещей»».
Оставим резкость выражений на совести имперских дипломатов, но смысл вполне однозначен. Лжецы толкуют о том, что Ленина якобы «держали в резерве» «всю войну», но вот оно — истинное положение вещей.
Причём отдам должное Хальвегу ещё раз — он очень точно определил позицию Швейцарии и Швеции и те побудительные мотивы, которые обусловили содействие официальных лиц двух нейтральных стран проезду группы Ленина через Германию. Хальвег совершенно справедливо отметил, что Швейцария и Швеция испытывали потребность в скорейшем мире не меньше, чем Германия, но — по другой причине… Поскольку вокруг швейцарского мирного «оазиса» царили война, бедствия, обнищание, непрочное благоденствие нейтралов могло быстро смениться такими же бедами. С одной стороны, для Швейцарии и Швеции усиливалась опасность быть прямо втянутыми в войну. С другой стороны, даже для нейтральных стран экономическое положение при дальнейшей затяжке войны ухудшалось.
Вот почему правительство, например, Швеции так быстро согласилось — по ходатайству за группу Ленина шведских социал-демократов — на проезд группы по территории Швеции без утомительных и долгих формальностей. Казус с заполнением анкет на борту шведского парома «Королева Виктория» показателен. Членам ленинской группы их вручили для заполнения по установленному порядку, но если бы они были обычными пассажирами, то могли возникнуть и проволочки. Однако шведам тоже нужен был Ленин в России, потому что им тоже был нужен мир. Шведы тоже хватались за соломинку, потому что Ленин был единственным крупным российским социалистическим политиком, выступавшим за немедленное перемирие и заключение мира всеми воюющими державами. И могли ли шведские министры знать, что Ленин был намерен бороться за мир хижинам, объявляя войну дворцам.
Точнее, знать-то они это могли — Ленин открыто писал об этом в своих трудах. Но знать и понимать — далеко не всегда одно и то же.
МИР был нужен и Швейцарии… Известный нам федеральный советник Роберт Гримм сообщает: «Федеральный советник Гофман связывал с русской революцией надежды на скорое окончание войны, на более быстрое достижение мира и, тем самым, на облегчение положения Швейцарии. Он говорил мне это с глазу на глаз совершенно откровенно. Его интересы были связаны исключительно со Швейцарией, но отнюдь не с какой-либо из воюющих стран».
Артур Герман Гофман (1857–1927) — швейцарский государственный и политический деятель, был одним из руководителей либеральной партии. С 1911 года он был членом правительства Швейцарии — Союзного совета, а в 1914–1917 годах — президентом Союзного совета и руководителем внешней политики Швейцарии. Гофман тоже содействовал российским эмигрантам в получении разрешения на транзит через Германию, но — неофициально.
Весной 1917 года в Швейцарии была выпущена листовка «Протокол собрания членов РСДР Партии, объединённой Центральным Комитетом, от 8 апреля 1917 г.», где было напечатано Постановление Заграничной коллегии ЦК РСДРП. Любой желающий может ознакомиться с ним в томе 31-м Полного собрания сочинений В. И. Ленина (стр. 83–84).
Ввиду важности этого документа приведу его почти полностью (пункт 5 малосущественен):
«Заграничная коллегия Центрального Комитета РСДРП постановляет принять предложение, сделанное тов. Робертом Гриммом относительно возвращения в Россию через Германию эмигрантов, желающих вернуться на родину.