Заграничная коллегия констатирует:
(1) что переговоры велись тов. Р. Гриммом с одним членом правительства нейтральной страны, министром Гофманом, который не признал возможным официальное вмешательство Швейцарии только потому, что английское правительство, несомненно, усмотрело бы в этом нарушение нейтралитета, так как Англия не хочет пропустить интернационалистов…»
Уже из пункта (1) ясно, что ни о каких особых тайнах переезда говорить не приходится. Причём и условия были вполне однозначными:
«(2) что предложение т. Р. Гримма вполне приемлемо, так как гарантирована свобода проезда независимо от политических направлений, от отношения к вопросу о «защите отечества», о продолжении войны Россией или заключению ею мира и т. д;
(3) что предложение это основано на плане обмена русских эмигрантов на интернированных в России немцев, причём эмигрантам нет никаких оснований отказаться от агитации за такой обмен в России…
План обмена был прост, умён, а при этом тщательно продуман в юридическом отношении, что отмечал и Хальвег, напоминая о юридическом образовании Ленина. Условия ленинского плана позволяли сохранять лицо всем — и ходатаям за эмигрантов, и эмигрантам, и пропускающим их немцам. Люди оказались вне родины вынужденно — как политические эмигранты, но ситуация на их родине изменилась, и они стремятся домой. С другой стороны, на родине эмигрантов застряли и интернированы штатские граждане Германии и Австро-Венгрии. И те и те с точки зрения международного права — некомбатанты (то есть лица невоюющие). Совершить обмен одних на других — акт гуманный.
А политические убеждения? Ну, за них не судят в Европе, а теперь — после русской революции, не должны судить и в России.
Продолжу, однако, цитирование:
«(4) что т. Р. Гримм передал это предложение представителям всех направлений политической эмиграции, заявив со своей стороны, что при данном положении вещей это — единственный путь и что он вполне приемлем при теперешних условиях;
(5)…
(6) что представители некоторых направлений, к сожалению, высказываются за дальнейшие оттяжки, — решение, которое мы не можем не признать в величайшей степени ошибочным и приносящим глубочайший вред революционному движению в России.
На основании этих соображений Заграничная коллегия ЦК постановляет известить всех членов нашей партии о принятии нами предложения и о немедленном отъезде, пригласить их принимать записи от всех желающих и сообщить копию настоящего постановления представителям других направлений.
Цюрих, 31 марта 1917 г.
Н. Ленин
Г. Зиновьев».
Надо ли здесь что-либо много разъяснять? Прибавлю лишь, что Гримм оказался в итоге как посредник не очень приемлем — Ленин заподозрил его в намерении задержать отъезд, и переговоры с посланником Германии фон Ромбергом были переданы большевиками в руки левого циммервальдиста, секретаря Швейцарской социал-демократической партии Фр. Платтена.
Эрнст Нобс (1886–1957), один из лидеров швейцарских социал-демократов, позднее — федеральный советник (то есть — член парламента), в 1949 году — президент Швейцарии, вспоминал: «Когда я спросил Фрица Платтена, как это он согласился договариваться с немецким посольством о поездке Ленина и его спутников через Германскую империю в то время, как до этого шёл разговор о Роберте Гримме, которому эти переговоры предстояло уладить, Платтен ответил: «Тебе ведь известно, что Гримм не большевик, он, напротив, политический противник большевиков, и Ленин поэтому передумал»».
Факт замены Лениным Гримма на Платтена — очередное подтверждение того, что у переговоров с посланником фон Ромбергом о проезде не было «двойного дна». При этом Платтен фигурировал как посредник и в более раннем ленинском плане проезда через Англию.
Нобс, к слову, в начале войны примыкал к интернационалистам (читай — к Ленину), с 1915 года был главным редактором органа СДПШ — газеты «Volksrecht» («Народное Право»), но в 1917 году перешёл на центристско-пацифистские позиции, и 3 марта 1917 года — за считаные дни до получения первых известий о русской революции, Ленин писал Инессе Арманд:
«У нас здесь в Цюрихе дела с немецкими левыми из рук вон плохи. После перехода Нобса и Платтена «назад к Гримму» и вожди «молодых» потянулись за ними. Мюнценберг (руководитель Социал-демократической организации молодёжи Швейцарии. — С.К.) отклонил статьи Радека против Гримма, Бухер (один из руководителей союза молодёжи. — С.К.) и др [угие]. друзья Мюнценберга повторяют те же фразы об «опасности раскола»!! Было бы смешно, когда бы не было так гнусно… (многоточие Ленина. — С.К.)»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 397.)
Между прочим, сразу за цитированным отрывком шло: «Уговариваю Григория (Зиновьева. — С.К.) попробовать немецкую газету (ему дают на неё 300 frs?), но, кажись, и сия последняя карта будет бита». Такие вот «германские миллионы», к тому же — на интернационалистскую пропаганду в Германии.
Из цитированного ленинского письма Арманд от 3 марта 1917 года видно, что Владимир Ильич и Платтена не очень-то высоко тогда ставил. Однако с началом революционных событий в России Платтен — в смысле понимания важности возвращения Ленина в Россию — оказался на высоте. Нобс же на ней не удержался. Еще в самом начале 1917 года — 8–9 января, Ленин в открытом письме к швейцарскому социал-демократу, члену Международной социалистической комиссии в Берне Шарлю Нэну (письмо было опубликовано в 1924 году), писал:
«Чтобы обманывать рабочих, Гримм и Кº не приняли постановления немедленно опубликовать постановления комиссии (образованной в СДПШ для выработки резолюций по военному вопросу. — С.К.), скрывая от рабочих правду…
Как и следовало ожидать, имена Huber, Pfluger, Kloti, G. Muller значатся под резолюцией, признающей «защиту отечества», т. е. оправдывающей измену социализму во время войны, империалистический характер которой разоблачен уже 1000 раз! Имена Nobs, Affolter, Schmid, Naine, Graber значатся под резолюцией, отвергающей «защиту отечества».
Посмотрите же, какую бесстыдную, бессовестную игру с социалистическими рабочими ведут Гримм и социал-патриоты…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 30, стр. 290.)
Имя Нобса упомянуто Лениным в начале 1917 года в числе интернационалистов, однако уже через два месяца Нобс отдрейфовал к социал-патриотам. Зато Платтен вновь стал сближаться с Лениным.
Обращу также внимание читателя на то, что из цитированного письма ясно следует, что во время Первой мировой войны Ленин был противником «защиты» буржуазного «отечества» не только российскими, но и швейцарскими, и вообще любыми рабочими. Он был противником участия трудящихся в империалистической, чуждой их интересам войне, а не сторонником поражения России, хотя и писал, что последнее приемлемее для рабочих и крестьян, чем проливание ими крови за то, чтобы в карманы российских и других мировых богатеев изливались золотые потоки военных прибылей.
ЧТО ЖЕ до переговоров с немцами, то Платтен довёл их до успешного конца. Причём условие об экстерриториальности выдвигалось как ультимативное, и Ромберг попенял Платтену, что не в дипло-матических-де традициях, чтобы частные лица предписывали правительству государства — каким способом должен осуществляться проезд через его страну?
Впрочем, Ромберг рекомендовал Берлину с разрешением не тянуть. Он заявлял, что «учитывая недоверчивый характер русских, которые сначала не хотели верить в возможность безопасного проезда… а также отсутствие единства мнений эмигрантов», не исключается, что русские «опять передумают». Насчёт якобы излишней «недоверчивости» Ромберг был не очень-то прав — любой станет недоверчивым и нервным в той ситуации, в которой оказались эмигранты-ленинцы, тем более что Ромберг отмечал «бесцеремонность контрдействий со стороны Антанты».
Итак, всё уладилось в итоге благополучно. А задержка с отъездом до 9 апреля была вызвана тем, что, как уже ранее было сказано, меньшевики во главе с Мартовым хотя и пожелали вначале примкнуть к отъезжающим, выдвинули дополнительное требование о предварительном согласии Временного правительства или Петроградского Совета обменять выезжающих из Швейцарии эмигрантов на германских гражданских военнопленных.
Заранее было ясно, что согласие получено не будет. Наоборот, во французских газетах появились сообщения, что министр иностранных дел Павел Милюков угрожает эмигрантам, едущим через Германию, арестом, как государственным изменникам. При всей абсурдности угрозы сам её факт был ответом на требование «мартовцев». К слову, угроза Милюкова лишний раз доказывает, что планы переезда никто от российских властей не таил.
И ещё один документ нам надо знать. В связи с угрозой Милюкова все отъезжающие с Лениным давали подписку следующего содержания:
«Я, нижеподписавшийся, удостоверяю своей подписью:
1. что условия, установленные Платтеном с германским посольством, мне объявлены;
2. что я подчиняюсь распоряжениям руководителя поездки Платтена;
3. что мне сообщено известие из «Petit Parisien”, согласно которому русское Временное правительство угрожает привлечь по обвинению в государственной измене тех русских подданных, кои проедут через Германию;
4. что всю политическую ответственность за мою поездку я принимаю на себя;
5. что Платтеном мне гарантирована поездка только до Стокгольма.
9 апреля 1917 г. Берн — Цюрих».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 524.)
Эти подписки были отобраны до выезда из Швейцарии в поезде от Берна в Цюрих.
ВСЮ ПИКАНТНОСТЬ ситуации при проезде транзитом через Германию Ленин, как видим, прекрасно понимал, однако иного пути добраться до бурлившей России не было. Поэтому-то он и настоял на праве экстерриториальности, то есть — проезде без контроля паспортов и багажа, без допущения в вагон кого бы то ни было из германских чиновников и вообще германских граждан. Отсюда и пошёл ездить «пломбированный вагон» по страницам ряда петроградских газет — как пошлый исторический курьёз.