Смерть или победа!» – таков наш общий лозунг»[625]. Большевистским верхам остался лишь шаг до осуществления массового красного террора.
30 августа в Петрограде убит М.С. Урицкий, притом что 28 августа Петросовет принял грозное решение: «Если хоть волосок упадет с головы наших вождей, мы уничтожим тех белогвардейцев, которые находятся в наших руках, мы истребим поголовно вождей контрреволюции»[626]. В ответ было расстреляно 900 заложников в Петрограде и 512 в Кронштадте[627]. В Петроград выехал для руководства расследованием Ф.Э. Дзержинский. Вечером в Москве ранили В.И. Ленина. Вначале все считали, что ранили смертельно.
Ф.Э. Дзержинский на момент покушения находился в пути в колыбель революции, поэтому видные работники ВЧК собрались на «междурайонное совещание по вопросу о проведении террора в связи с покушением на тов. Ленина» в его отсутствие. Протокол данного совещания представляет собой, по сути, план действий ВЧК и местных чрезвычайных комиссий. Было принято решение о расстреле всех контрреволюционеров, о взятии заложников у буржуазии (крупных фабрикантов) и т. н. «союзников», причем специально оговаривалось: никаких ходатайств не принимать. Районным ЧК был предоставлен карт-бланш на проведение арестов и взятие заложников. Для размещения задержанных предполагалось устройство в районах «маленьких концентрационных лагерей». Собравшиеся постановили: «Сегодня же ночью Президиуму ВЧК рассмотреть дела контрреволюционеров и всех явных контрреволюционеров расстрелять. То же сделать районным ЧК. Принять меры, чтобы трупы не попадали в нежелательные руки. Ответственным товарищам из ВЧК и районных ЧК присутствовать при крупных расстрелах. Поручить всем районным ЧК к следующему заседанию доставить проект решения о трупах»[628]. На всякий случай решили арестовать левых эсеров, далее в протоколе зафиксировали: «Что касается пр[авых] эсеров, центровиков, меньшевиков, кадетов и других черносотенцев (курсив наш. – С.В.), то вопрос о них ясен»[629].
2 сентября ВЦИК собрался на заседание. По воспоминаниям коменданта Кремля П.Д. Малькова, Большой ресторанный зал гостиницы «Метрополь», где проходили заседания ВЦИК, «был переполнен»[630]. Однако в данном случае присутствовали только члены ВЦИК[631]. Изложение событий, которые имели место на заседании ВЦИК, П.Д. Мальков свернул всего в один абзац: «На трибуну поднялся Яков Михайлович. Не раз я его слушал, но, пожалуй, никогда так страстно не звучал его голос, как в тот день, когда заговорил он об Ильиче, заговорил о том, что каждый из нас, сидящих в зале, всегда рос и работал в качестве революционера под руководством Ленина, что Ленина в партии заменить не может никто»[632]. Действительно, примерно с этого Я.М. Свердлов и начал заседание. И если бы он ограничился тем, что написано в воспоминаниях П.Д. Малькова, историки были бы вынуждены признать, что Я.М. Свердлов действительно был «лучшим другом» и «младшим братом» вождя мировой революции.
Я.М. Свердлов, будучи, по образному выражению собственной супруги, «опытным кормчим»[633], поставил «обсуждение» вопроса «о создании Единого военного совета и назначении Главнокомандующего» (именно так был обозначен вопрос об установлении военной диктатуры) вторым пунктом повестки дня, а первым – ратификацию дополнительного договора с Германией[634]. Помимо собственно ратификации предполагался обмен мнениями об общей характеристике внешнеполитического положения. Выступивший нарком по иностранным делам РСФСР Г.В. Чичерин, расписав желание как Советской России, так и «германских правящих кругов» к «мирному сожительству»[635], уточнил: революция обращает свой «фронт против наступающего англо-французского империализма»[636]. Почему именно англо-французского, ясно из опубликованного в тот же день, 2 сентября 1918 г., официального сообщения о ликвидации заговора, руководимого англо-французскими представителями во главе с начальником миссии Великобритании Робертом Брюсом Локкартом, французским генеральным консулом Гренаром, французским генералом Лавернем. Предполагались захват, посредством подкупа латышских стрелков, Совета народных комиссаров и провозглашение в Москве военной диктатуры. Вся организация, построенная по строго заговорщическому принципу, действовала под прикрытием дипломатического иммунитета и на основании удостоверений за подписью Локкарта, многочисленные экземпляры которых удалось изъять ВЧК. Причем на конспиративной квартире заговорщиков был захвачен сам Локкарт, который, впрочем, сразу по установлении личности был освобожден[637].
Чтобы тезис о наступлении Великобритании и Франции на Советскую Россию не был забыт во время дебатов по первому вопросу (по заявлению председателя ВЦИК, «для дополнения […] картины международных отношений и международного положения», обрисованной занудным докладом Г.В. Чичерина), Я.М. Свердлов, «прежде чем приступить к следующему вопросу», предоставил слово «только что вернувшемуся (весьма кстати! – С.В.) из поездки по разным странам, в том числе […] Англии» Н.Л. Мещерякову[638]. Тот выступил с предельно честной характеристикой момента. С одной стороны, подчеркнул, что мировая революция «придет не так скоро и не так просто»[639] (это заявление явно не лило воду на мельницу Я.М. Свердлова и Л.Д. Троцкого), но с другой – очень удачно высказался по вопросу об интервенции. По сведениям, полученным от заместителя наркома по иностранным делам РСФСР М.М. Литвинова, план кампании англичан против Советской России был рассчитан на три года[640]. В заключение от имени «молодых вождей» рабочих Англии и Скандинавских стран Н.Л. Мещеряков выразил уверенность, что «русской революции удастся продержаться до тех пор, пока на помощь не придут новые рабочие батальоны»[641] (т. е. международный пролетариат). После столь необходимого разъяснения Я.М. Свердлов предоставил слово «для доклада» Л.Д. Троцкому.
Впоследствии трибун революции, обличая сталинских фальсификаторов, писал: «Подобно некоторым другим, Луначарский умеет писать об одном и том же вопросе и за, и против. В 1923 г. [он писал: ] «Когда Ленин лежал раненый, как мы опасались, смертельно, никто не выразил наших чувств к нему лучше, чем Троцкий. В страшных бурях мировых событий Троцкий, другой вождь русской революции, вовсе не склонный сентиментальничать, сказал: «Когда подумаешь, что Ленин может умереть, то кажется, что все наши жизни бесполезны, и перестает хотеться жить» (стр. 13)». Что это за люди, которые умеют и так, и эдак […]»[642]
Нарком просвещения А.В. Луначарский действовал «подобно» Л.Д. Троцкому, который после ранения вождя мировой революции, очевидно, сам говорил «и так, и эдак», ориентируясь на конкретную аудиторию. В частности, 2 сентября 1918 г. на заседании ВЦИК Л.Д. Троцкий сразу оговорился, что он выступает перед «высшим органом Советской Республики» не по делам военного ведомства (т. е. отнюдь не с докладом), а вследствие ранения В.И. Ленина, и не отказал себе в удовольствии позлорадствовать по поводу ранения вождя: «Мы знали, что о т. Ленине по его характеру никто не может сказать, что ему не хватает металла, сейчас у него не только в духе, но и в теле металл…»[643] В организме вождя будто бы не хватало железа, и металл ему добавили. Согласитесь, Луначарскому, если Анатолий Васильевич разговор не придумал, Троцкий заявил нечто совсем-совсем иное. Притом что если между заявлениями Луначарского о Троцком прошли годы, то между двумя фразами самого Троцкого о Ленине – дни или, в крайнем случае, недели.[644]
Шутка на грани фола, попав на страницы советской прессы, стала достоянием масс – и отнюдь не только большевистских. 3 сентября, прочитав номер «Известий ВЦИК», московский обыватель Н.П. Окунев зафиксировал в своем дневнике: «По поводу ленинской драмы Троцкий успел сочинить и произнести такую крылатую фразу: «Сейчас у него не только в духе, но и в теле металл»[645]. Когда речь идет о жизни настоящих друзей, люди «крылатые» фразы не сочиняют.
На заседании ВЦИК 2 сентября 1918 г. после столь своеобразной «преамбулы» Л.Д. Троцкий перешел к сути, констатировав, что в области командования нет единства, а аппарат военного управления рассчитан «на старый фронт». По словам Троцкого, в области командования вследствие «героической работы по военному упрочению всех рубежей Советской Республики» были достигнуты лишь незначительные улучшения[646]. Троцкий призвал в условии «концентрированного бешенства» мирового империализма «…Советскую Республику превратить в военный лагерь и все наши средства, все силы, все достояние страны, личное достояние граждан и каждого гражданина в отдельности […] прямо поставить на защиту Советской Республики». А для этого поставить «во главе всех вооруженных сил и средств страны» один руководящий орган «в лице Революционного совета» и одного главнокомандующего; подчинить все центральные военные органы «этому Революционному военному совету»