[1119], но М.Ю. Козловский не был намерен сдаваться. Начитавшись неправосудных приговоров и столкнувшись с безразличием членов коллегии ВЧК к человеческим судьбам, он обратился к В.И. Ленину повторно, заявив: вот уже несколько дней, как он «сообщил Сталину, что я к его услугам»[1120], однако Сталин «медлил». Как заявил Козловский, если Сталин и беседовал с кем-либо о делах ВЧК, то, «по крайней мере», не с ним. Козловский лично прислал Сталину 8 дел, которые Козловский опротестовал в ВЧК. Все они свидетельствовали о том, «с каким легким багажом» чрезвычайка отправляла граждан «в лучший мир»[1121]. Коль скоро «подобные дефекты» творились в центре, задавался вполне логичным вопросом Козловский – что же должно было происходить «на местах»[1122].
Ответ как автор записки, так и ее адресат знали заранее – вакханалия террора: необоснованные аресты, конфискации и расстрелы; хорошо еще, когда не сведение старых счетов.
Наркомат юстиции РСФСР выработал проект декрета о ЧК и революционных трибуналах, который, с одной стороны, лишал ЧК права выносить решения по делам и обязывал передавать таковые трибуналам, а с другой – ускорял судопроизводство в трибуналах[1123]. Естественно, принятие такого документа было прямой постановкой карающего меча революции под контроль революционных трибуналов как чрезвычайных (как и самая ВЧК), но вместе с тем и судебных органов Советской России.
В свою очередь, 24 декабря 1918 г. Президиум ВЧК принял решение о командировании инспекционных групп в области и укреплении подразделений ЧК в уездах, автоматически делавшее чекистские органы независимыми от воли уездных советов и их исполкомов[1124]. Впрочем, данное решение было сложно провести в жизнь оперативно. Отсутствие систематической работы местных ЧК усугублялось аналогичным отсутствием действенной системы партийных и государственных органов, хотя Секретариат ЦК РКП(б) и обкомы, в первом случае, и НКВД РСФСР и его местные органы, во втором, продолжали активную работу в этом направлении, развернутую по меньшей мере на полгода ранее Всероссийской ЧК.
28 декабря Президиум ВЧК отклонил предложение Я.Х. Петерса о самостоятельности «тройки» в вынесении расстрельных приговоров «ввиду того, что Революционный трибунал не перешел в ведение ВЧК»[1125]. Как раз в конце 1918 г. Я.М. Свердлов сдавал свои позиции, постепенно уступая власть основателю партии – очевидно, в связи с этим руководимая цекистом Ф.Э. Дзержинским ВЧК увидела просвет в конфликте с Ревтрибуналом при ВЦИК.
30 декабря, аккурат в день ленинского наступления на Я.М. Свердлова и Л.Д. Троцкого в Цека, Президиум ВЧК, предвкушая скорую победу, принял решение об упразднении Московской губернской ЧК и образовании для достижения этой отнюдь не благородной цели ликвидационной комиссии в составе пяти человек[1126]. Радикальное решение вопроса о Московской губернской ЧК сулило политические дивиденды не только руководству органов государственной безопасности, претендовавшему на карательное всевластие в столице и на прилегавших к ней территориях, но и лично В.И. Ленину, поскольку также подрывало авторитет в партии председателя Мосгубисполкома Т.В. Сапронова как одного из видных левых коммунистов, с которыми вождю явно предстояло иметь дело и на VIII съезде РКП(б), тем более что на этот раз предполагалось решать вопрос не о Брестском мире, а о власти партии и государстве. Таким образом, ликвидация Московской губернской ЧК могла укрепить власть В.И. Ленина сразу с двух сторон. Правда, предполагался «своевременн[ый] доклад об упразднении [Московской губернской ЧК на заседании] [Мос] губисполкома»[1127], о чем быстро прознало руководство Мосгубисполкома.
1 января 1919 г. своих бывших сторонников по левокоммунистической оппозиции, а именно Московский комитет РКП(б) и Мосгубисполком, интересы которого представлял МК, поддержал главный редактор газеты «Правда» Н.И. Бухарин, опубликовавший статью о необходимости замены ВЧК «правильно построенным революционным судом» или в крайнем случае подчинения комиссии «ряду связывающих общих норм» – с отказом от политики красного террора. Бухарин подчеркнул, что в противном случае чрезвычайные комиссии начнут «выдумывать» для себя работу, т. е. вырождаться»[1128]. Из тактичности по отношению к еще одному бывшему левому коммунисту – Ф.Э. Дзержинскому – Н.И. Бухарин не уточнил, что чрезвычайные комиссии уже стали выдумывать себе работу, «т. е. вырождаться».
«Железный Феликс», запаса стали в нервах которого было явно меньше, чем о том принято думать (всегда приятно подхватить шутку Л.Д. Троцкого), принимал все близко к сердцу: 6 февраля 1920 г., заслушав приветственное слово от младших товарищей, председатель ВЧК, растрогавшись, заявил: «Только та поддержка, которую я всегда имел со стороны товарищей, работающих в ЧК, только та поддержка и создала успех той работы, за которую не я, а вся ЧК была награждена орденом Красного Знамени. Мы переживали тяжелые дни и месяцы, когда работали в одиночку, когда нас не понимали ни партия, ни другие советские органы, [когда] к нам относились свысока»[1129]. И через пару минут признался: «Раньше […] нам некогда было разбираться в деталях, мы били в определенную точку и таким образом не раз расстраивали те органы, которые были призваны для воссоздания экономической жизни»[1130].
3 января 1919 г. вопрос о взаимоотношениях с ВЧК и ее местными органами был обсужден вначале Президиумом Мосгубисполкома, а затем и пленумом Мосгубисполкома. Президиум собрался в преддверии прибытия докладчика от ВЧК на заседание пленума Мосгубисполкома. Члены Президиума выработали максимум уступок: «Уездные и районные [ЧК] могут быть ликвидированы. Губернская [ЧК] не должна быть ликвидирована, на нее должна быть возложена посылка своих агентов в уезды, причем посылаемые агенты должны находиться при отделах Управления»[1131].
На заседании пленума Мосгубисполкома доклад ВЧК «О ликвидации губ[ернской] ЧК» сделал «представитель ВЧК Краскин», перед фамилией которого в протоколе не поставили даже слово «т[оварищ]»[1132]. Краскин, как сказано в протоколе: «…указывает, что вопрос о ликвидации Мос[ковской] губ[ернской] чрез[вычайной] ком[иссии] был решен на II Всероссийской конференции чрез[вычайных] ком[иссий]»[1133].
Самое по себе простое информирование Мосгубисполкома было вопиющей наглостью, но на этом второстепенный работник ВЧК не остановился, пояснив: «При решении этого вопроса конференция руководствовалась стремлением пресечь, с одной стороны, возникающую борьбу между существующими в одном месте несколькими однородными организациями: как, например, в Москве – ВЧК, [Московская] г[убернская] ЧК, МЧК и Московская у[ездная] ЧК и, с другой – экономией сил и средств. При том же при существовании ВЧК, МЧК и и [Московской] у[ездной] ЧК у [Московской] губ[ернской] ЧК не остается [п] оля (вместо этого слова в протоколе описка по Фрейду – «ноля». – С.В.) деятельности и предлагает поэтому принять постановление (очевидно, в значении смириться. – С.В.) конференции о ликвидации [Московской] губ[ернской] ЧК»[1134].
Стоит ли говорить о том, что члены Мосгубисполкома приняли решение II Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий – однако не к исполнению, как и полагало руководство ВЧК, направляя в Мосгубисполком никому не известного чекиста, а в штыки. Член Мосгубисполкома Иванов сразу припомнил «все [т] е препятствия, которые ставились [Мос] губисполкому при его стремлении создать орган контроля за деятельностью местных чрезвычайных комиссий»[1135]. Член Мосгубисполкома Штернберг «поразился»[1136] доводам докладчика, прямо заявив: «Весь опыт говорит за то, что [ЧК] надо держать под тщательным контролем, т. к. за отсутствием такового контроля они превращаются в бандитские и мародерствующие организации»[1137].
В бой вступила тяжелая артиллерия. Т.В. Сапронов констатировал, что «ВЧК настолько уже не считается с [Мос] губисполкомом, что не считает нужным представить более обоснованный доклад. Более того, задачей ВЧК [стала] не борьба с контрреволюцией, а [борьба] с [Мос] губисполкомом (курсив наш. – С.В.)»[1138]. Свои обвинения Сапронов подкрепил «рядом фактов», среди которых фигурировали: «угрозы арестом, а также и арестов членов местных исполкомов без ведома [Мос] губисполкома, угрозы арестом при проведении в жизнь постановлений [Мос] губисполкома, провокационные действия местных ЧК в период их ответственности только перед ВЧК и т. д.»[1139].
Сапронов подчеркнул, что «вся ответственность» возлагалась за происходящее в Московской губернии центральными властями на Мосгубисполком, а следовательно, «все органы», действовавшие на территории Моск[овской] губ[ернии], должны быть его органами и перед ним ответственны, не исключая и чрез[вычайные] ком[иссии]»[1140]