. Вполне резонное предложение Инессы Арманд – «в виду того, что ВЧК не предоставила доказательств и доводов, которые говорили бы за необходимость ликвидации [Московской] губ[ернской] ЧК», доклад ВЧК «не обсуждать» и перейти «к очередным делам» – представитель ВЧК Краскин принял, потребовав заключительного слова.
Слово для ответа на критику ему предоставили, но вместо вдумчивого предложения Краскин начал свое «заключительное слово» словами, которые не свидетельствовали ни о его уважении к заслуженным членам партии, заседавшим в Мосгубисполкоме, ни о его тактичности в целом. В протокол заседания, первый и последний раз на всем протяжении текста, была внесена прямая речь: «Я думаю, что здесь сидят более или менее внимательные люди, которые могли бы понять…»[1141]
Бестактность Краскина вызвала шквал возмущения: «Подымаются резкие протесты, – зафиксировано в протоколе. – Председатель призывает Краскина к порядку, тем не менее Краскин продолжает вести себя вызывающе и продолжает говорить (так в тексте, видимо, следует – дерзить. – Авт.). Его прерывают резкими протестами. Тов. Штернберг предлагает выразить самый резкий протест ВЧК против поведения ее представителя. Председатель (Т.В. Сапронов. – С.В.) заявляет Краскину, что он не дает ему слово и предлагает [товарищам] послать протест Президиуму ВЧК, довести до сведения [В] ЦИК (и, надо полагать, Я.М. Свердлова и Л.Б. Каменева как основных застрельщиков дискуссии о ВЧК. – С.В.) об оскорблении [Мос] губисполкома и удалить Краскина. Предложение принимается»[1142]. Т.В. Сапронов попросил Краскина удалиться.
Мосгубисполком для начала передал выработку «резолюции-протеста»[1143] в Бюро Московского окружного комитета РКП(б) как, во-первых, партийный, а не советский орган, а во-вторых, как в очаг оппозиции, в котором у председателя Мосгубисполкома Т.В. Сапронова были сильные позиции. Затем Мосгубисполком поставил на голосование предложение члена президиума исполкома И.Ф. Арманд не принимать решение II Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий о ликвидации Московской губернской ЧК, которое, естественно, прошло. На заседании тут же составили и передали телефонограмму в Президиум ВЧК[1144].
Казалось бы, на этом заседании к вопросам ВЧК собравшиеся уже не должны были вернуться. Однако дискуссия разгорелась вновь (теперь в отсутствии представителей ВЧК): ответственный сотрудник отдела юстиции Мосгубисполкома Саврасов изложил «новые положения» «проект[а] декрета о реорганизации революционных трибуналов». «Прежде всего новый декрет, – пояснил Саврасов, – задачей чрезвычайных комиссий ставит предупреждение и пресечение преступлений, причем окончательное решение по возникающим делам передается всецело революционным трибуналам. Следственная часть организуется при чрезвычайных комиссиях, и с этой целью состав следователей чрез[вычайных] ком[иссий] и революционных трибуналов сливается в один орган»[1145].
По итогам выступления представителя отдела юстиции развернулись прения, в результате которых Мосгубисполком вполне мог дать и достойный ответ II Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий, приняв резолюцию о необходимости «окончательной ликвидации чрезвычайных комиссий». Член Мосгубисполкома Иванов отметил, что проект декрета, «по существу», отводил чрезвычайным комиссиям «роль органов административной репрессии», т. е. «пресечения и предупреждения преступлений», которую, по его мнению, «могли бы взять на себя отделы Управления», с тем чтобы «окончательно ликвидировать чрез[вычайные] ком[иссии]»[1146]. Иванову вторил и член Мосгубисполкома Пирейко, указавший, что чрезвычайные комиссии «себя изжили» и зачастую «сами» начали создавать «себе дела»[1147]. Однако в данном вопросе мнения собравшихся разделились.
Что характерно, член Президиума Мосгубисполкома И.Ф. Арманд посчитала ликвидацию чрезвычайных комиссий «преждевременной», аргументируя их потенциальную необходимость «в случае нового обострения внутренней гражданской войны»[1148]. Выступивший последним Т.В. Сапронов «вполне» разделял «стремление в ограничении прав чрезвычайных комиссий, да и в окончательном ликвидировании» их «никакого ущерба» он не находил, полагая, что штаты ЧК «непропорционально» разрослись, притом что: «…теперешнее их (ЧК. – С.В.) существование выражается в стремлении создать себе привилегии в сравнении с остальными советскими служащими»[1149].
Однако, вместо того чтобы порадовать Президиум ВЧК телеграммой во ВЦИК с предложением о ликвидации ЧК в целом, Мосгубисполком ограничился предоставлением заключительного слова представителю отдела юстиции Саврасову, по итогам которого признал «правильным и отвечающим моменту» выработанный Наркоматом юстиции РСФСР проект реформы революционных трибуналов и предложил ограничить деятельность чрезвычайных комиссий исключительно функциями розыска, предупреждения преступлений и их пресечения, без права «выносить решения по существу дел»[1150]. Все дела Мосгубисполком предлагал передавать «для их решения в ревтриб[унал]»[1151], т. е. чрезвычайные комиссии превратить в следственный орган без права на репрессии по собственной инициативе.
ВЧК пришлось пойти на серьезные уступки местному руководству. Прежде всего – воссоздать МЧК как орган, нацеленный на борьбу с контрреволюцией на территории Москвы. «Московская чрезвычайная комиссия была призвана к жизни в начале [1919 г.], – признавались спецслужбисты девятью месяцами позднее. – До этого ее функции исполнялись ВЧК, и последняя была настолько перегружена по Москве, что фактически только эту работу и исполняла»[1152]. С одной стороны, такая реорганизация позволяла ВЧК отвлечься от местных проблем и развернуться в общегосударственном масштабе, с другой – создать полностью подконтрольный себе орган, который неизбежно станет работать параллельно с Московской губернской ЧК и отвлечет на себя внимание руководства Московского губернского исполнительного комитета от судьбы Всероссийской чрезвычайной комиссии.
8 января 1919 г. члены Комиссии ВЦИК по выработке Положения о ВЧК закончили свою работу и явили В.И. Ленину воистину «чуть-чуть радикальный»[1153], как пояснил в сопроводительном письме Л.Б. Каменев, проект реорганизации ВЧК.
«В настоящее время главные силы контрреволюции в России фактически раздавлены, – с некоторым опережением событий заявлялось в проекте. – Охрана Советской Республики от возможных проявлений и попыток контрреволюционных сил и беспощадное их подавление отныне может быть достигнуто планомерной и решительной деятельностью революционно-судебных органов репрессии. Посему [В] ЦИК постановляет: 1. Приступить немедленно к ликвидации ВЧК и всех местных ЧК. 2. Функции борьбы с контрреволюцией в полном объеме передать революционным трибуналам, реорганизуемым на основе устранения всех излишних формальностей, ускорения хода дела и более тщательного и партийного подбора их членов с предоставлением революционным трибуналам неограниченного права в определении меры репрессий. 3. Общий надзор за революционными трибуналами, быстротой и действ[ен] ностью репрессии сосредоточить в Особом отделе при ВЦИК»[1154].
В довершение всех бед для В.И. Ленина подробное «Положение» о революционном трибунале в проекте предусматривалось поручить внести во ВЦИК Народному комиссариату юстиции РСФСР. Документ помимо самого Л.Б. Каменева подписали Д.И. Курский, Л.С. Сосновский и А.В. Луначарский[1155].
Все исследователи, которые анализировали предложение о создании Особого отдела при ВЦИК, согласны, что оно было отклонено потому, что напрямую затрагивало ленинские интересы, однако на констатации этого факта единство во взглядах историков заканчивается.
Введший в научный оборот документ Б.В. Павлов счел, что принятие предложения «значительно бы усиливало позиции советских органов по отношению к ЦК партии, что, естественно, было уже неприемлемо для В.И. Ленина»[1156]. Опубликовавший документ Д.С. Новоселов сделал вывод, что «воплощение этого предложения в жизнь объективно способствовало бы усилению влияния Свердлова, т. к. именно в его руках в качестве председателя ВЦИК оказался бы контроль за карательно-репрессивной системой»[1157]. При всем уважении к коллегам заметим, что, на наш взгляд, первое предположение ошибочно, а второе нуждается в уточнении: реальный политический расклад был сложнее. Поскольку документ подписали члены Президиума ВЦИК Л.С. Сосновский и Л.Б. Каменев, речь, видимо, шла об организации «демократического» контроля над ВЧК и от предложенной комиссией реформы объективно выигрывал не Я.М. Свердлов лично, а Президиум ВЦИК как альтернативный Совнаркому центр власти. Именно исходя из таких соображений, председатель Моссовета Л.Б. Каменев, выступивший 30 ноября при создании Совета обороны на стороне В.И. Ленина, уступил соблазну сыграть в столь важном вопросе не на стороне вождя – и, кстати, как установил сам Д.С. Новоселов, сполна за это расплатился, «неожиданно»[1158] отправившись на фронт в самый разгар внутрипартийной борьбы.