[1342]. Естественно, исполком тут был ни при чем и расстрелять предлагалось военных комиссаров Полевого штаба РВСР, одним из которых, между прочим, был член Реввоенсовета Республики С.И. Аралов, вечером того же дня сделавший на съезде доклад о военном положении.
Казалось бы, вечером на заседании съезда высказывание Т.В. Сапронова должны были припомнить оппозиционеры и именно они должны были бы делать доклад по военному вопросу. Однако доклад, как уже говорилось, сделал С.И. Аралов, весьма выигрышно, по карте, продемонстрировав расширение территории РСФСР «со времени летней кампании» 1918 года «в два с половиной раза»[1343]. Приписав все успехи на фронтах организации центром армий во главе со специалистами и списав бегство 11‐й армии на ее оторванность и слабость командного состава[1344], т. н. Пермскую катастрофу на стратегические успехи противника и тактическую слабость руководства 3‐й армии[1345] и т. п., Аралов признал и отдельные неудачи высшего военного руководства РСФСР, оправдывая их независящими от Наркомата по военным делам причинами: проблемами с расквартированием частей Красной армии, дезорганизацией воинских перевозок, недостаточно энергичной политической работой[1346], нехваткой профессионалов в самых разных областях военного дела, доходящей на фронте до 60 %[1347], а также поддержкой противников советской власти интервентами[1348], успехами стратегического планирования у белых и организацией ими «сильно дисциплинированных войск в большом количестве»[1349].
Последний фактор, судя по приведенным Араловым цифрам, был явно преувеличен. Так, на Восточном фронте группировке войск Красной армии в составе 104 тысяч «активно действующих штыков» противостоял якобы «в общей сложности на всей линии нашей армии на восьмитысячеверстном направлении […] противник от 500 до 600 тысяч, причем не все резервы противника [были] взяты на учет […]»[1350]. Если бы А.В. Колчак услышал откровение от С.И. Аралова, он был бы, наверное, удивлен: с такими войсками адмирал взял бы Москву, либо вздернув большевиков на виселицу, либо отправив их писать мемуары в эмиграции и готовить «красную весну». Вероятно, Аралов и сам был в курсе серьезного искажения действительности, вследствие чего даже назначил сам себя «унтер-офицерской вдовой», уделив специальное внимание крайне неудачной постановке агентурной и войсковой разведки[1351]. Подобные признания были довольно рискованны, учитывая, что Аралов помимо постов члена Реввоенсовета Республики и военного комиссара Полевого штаба РВСР занимал и пост начальника Регистрационного управления Полевого штаба, основной функцией которого с января 1919 г. (после «потери» ведомством Л.Д. Троцкого военной контрразведки[1352]) как раз и стала военная разведка.
После С.И. Аралова с его отчетом – характеристикой положения на фронтах, весьма благоприятной для высшего военного руководства, выступил Е.М. Ярославский. Он справедливо заклеймил позором Г.Я. Сокольникова и группу меньшинства военной секции, не пожелавших продолжать работу после поражения в голосовании[1353], и доложил о принятии за основу тезисов В.М. Смирнова с внесенными поправками, уделив особое внимание снятию из этих тезисов 10‐го пункта – о критике Совета обороны, Реввоенсовета Республики и Наркомата по военным делам с рядом его подразделений (пункт был зачитан далеко не весь, и основная критика до сведения собравшихся доведена не была). Ярославский констатировал, что «этот пункт был большинством секции опровергнут» и заменен другим пунктом: «военным комиссарам предоставляется право решающего голоса во всех вопросах, кроме оперативного, т. е. и в вопросах формирования, и в целом ряде других вопросов, кроме оперативного»[1354].
Однако от критики Л.Д. Троцкого и его окружения Е.М. Ярославский отнюдь не отказался, правда, он, как на этом и настаивал на заседании военной секции К.Е. Ворошилов, соблюдал сугубую осторожность. Искрой, которая должна была разжечь пламя, должна была стать «Пермская катастрофа» – в 3‐й армии Восточного фронта, вина за которую не вполне заслуженно пала на Л.Д. Троцкого и ударила по авторитету в партии Я.М. Свердлова. Е.М. Ярославский не согласился со словами С.И. Аралова о причинах падения Перми и напомнил об итоговом Отчете Комиссии ЦК в составе И.В. Сталина и Ф.Э. Дзержинского, но прямо не процитировал основные тезисы документа. Суть отчета состояла в том, что РВСР и подчиненный ему Наркомвоен обвинялся в расстройстве «т. н. директивами и приказами [аппарата] управления фронтом и армиями», а основной вывод напрямую затрагивал Троцкого и его сторонников: «Без соответствующих изменений в военном центре нет гарантий на успех на фронтах»[1355]. «Доклад, который был сделан Центральному комитету [Сталиным и Дзержинским], – сказал Ярославский […] – рисует совершенно иную картину падения, чем [та, что] нам нарисовал т. Аралов. И если бы мы всем [делегатам] указали, в чем причина поражений […] то, несомненно, этих поражений было бы гораздо меньше»[1356]. Таким образом, в критике Троцкого и поддержавшего его ЦК партии Ярославский предложил заочно поучаствовать членам ЦК Сталину и Дзержинскому. Ленинской установкой на отстаивание Троцкого Сталин был поставлен в крайне двусмысленное положение. Со стороны Ярославского это был блестящий полемический ход, который, к несчастию военной «оппозиции», т. е. большинства военных делегатов, так и не стал началом массированной атаки.
Г.И. Сафаров, получивший слово вслед за Е.М. Ярославским, подчеркнул отсутствие принципиальных различий в программах «большинства» и «меньшинства» и справедливость заявления Г.Я. Сокольникова о том, что основная проблема якобы заключалась в мелкобуржуазности среднего крестьянина, составлявшего костяк РККА. По словам Сафарова, было необходимо, чтобы Красная армия стала «не только орудием пролетарской диктатуры», но и «школой политического воспитания, школой организационной […] для воспитания широких масс, которые мы вовлекаем в армию»[1357]. Кроме того, Сафаров указал на необходимость создания стройной системы политических органов в армии под руководством ЦК РКП(б) вместо оторванного от партячеек в действующей армии Всебюрвоенкома, для того чтобы «комиссары, [рассеянные] по ротам, полкам и дивизиям […] каким-то образом были связаны с вами, т. Ленин (! – С.В.) […] партийной связью»[1358].
Затем слово было предоставлено сторонникам Л.Д. Троцкого – на сей раз А.И. Окулову, который, как это ни «странно», вернул дискуссию в изначальное русло, т. е. к обсуждению вопроса о привлечении военных специалистов в контексте взаимоотношений Троцкого и большевиков, находившихся на центральной работе, с военными партийцами на фронтах. Окулов обрушился на царицынцев с критикой их баржей смерти[1359], политики на местах, вызвавшей озлобление населения, признаний бывшего члена РВС 10‐й армии Ф.К. Минина в том, что указанный военный совет «называется революционным потому, что он имеет право отменять все законы центра в революционном порядке»[1360]. Последнее обстоятельство не вызвало бы ни у кого удивления еще в 1918 г., когда Наркомат по внутренним делам РСФСР боролся с аналогичными заявлениями тысяч местных советов, не подчинявшихся центральному правительству, но в марте 1919 г. казалось опасным анахронизмом. Тем более дико было то, что светлая мысль о природе революционности была озвучена видным большевистским организатором. Итоговый призыв также соответствовал остроте момента – призвать «к железной дисциплине […] друг друга и всех товарищей по партии»[1361], т. е. задушить оппозицию и оппозиционеров на корню. Причина такой открытости ясна: за А.И. Окуловым теперь стоял не только весьма сомнительный, по крайней мере, для военных делегатов, авторитет Л.Д. Троцкого, но и ленинский ЦК РКП(б), включая связанного партийной дисциплиной И.В. Сталина[1362].
К.Е. Ворошилов ответил достойно: контробвинением А.И. Окулова в показательных командировках в Царицын с целью «разогнать, дезорганизовать и уничтожить» 10‐ю армию только за то, что эта армия была «образована […] не военспецами» и «обходилась безо всяких военспецов»[1363]. И сослался, как до него Е.М. Ярославский, на доклад членов ЦК И.В. Сталина и Ф.Э. Дзержинского и на авторитет…председателя РВСР Л.Д. Троцкого, который, обследовав организацию конницы, «расцеловавшись с командиром, заявил: «Нас пугали, что мы не в состоянии организовать кавалерии, но то, что я вижу, я не видел никогда, ни на одном фронте, это кавалерия, которой не было в царской армии»[1364]. Понимая, что Троцкого уже не свалить, Ворошилов решил, по крайней мере, добиться того, чтобы с мнением оппозиционеров считались. Упрекнув Ленина за поддержку сторонников регулярной армии в вопросе о «взятии» Украины, он призвал учитывать «обстановку» и специфические условия конкретных армий и регионов вместо бездумных угроз тюрьмой за самочинные захваты городов