Вот «комната Ленина» – то есть на самом деле Сталина, но тот уступил ее: самая уютная. Вот кровать, где спал Зиновьев – которого Аллилуев описал в воспоминаниях 1927 года, а потом, конечно, вычеркивал. Вот подборочка карикатур на Ленина и большевиков из июльских газет. Тэффи писала, что даже само слово «большевик» «теперь дискредитировано навсегда и бесповоротно. Каждый карманник, вытянувший кошелек у зазевавшегося прохожего, говорит, что он ленинец!». Аллилуев вспоминает, как пришла его дочь Анна со специально купленной для гостя корзинкой клубники (неудачно, потому что Ленин не любил ни клубнику, ни землянику: тогда он сослался на аллергию) и, хохоча, принялась рассказывать, что слышала по дороге, будто Ленин переоделся матросом и уплыл не то на миноносце в Кронштадт, не то на подводной лодке в Германию. Матросом не матросом, однако перед отступлением Ленин – впервые за 1917 год – меняет внешность.
Вот подлинная бритва Аллилуева; пикантная деталь – в роли брадобрея Ленина выступил Сталин, занимавшийся, по-видимому, не столько усами или бородкой, сколько волосами на черепе. Кепка на хрестоматийной фотографии, где Ленин в парике и выдает себя за рабочего, – аллилуевская.
В «Хрониках молодого Индианы Джонса» есть серия про то, как Инди приезжает в Петроград в июле 1917-го: он воюет за Францию и послан в Россию с заданием узнать, когда будет выступление большевиков; его хозяевам надо любой ценой удержать Россию, и они понимают опасность антивоенной пропаганды. В какой-то момент Индиана оказывается на выступлении Ленина – и тот, несмотря на свой вид карикатурного демагога, производит на него неизгладимое впечатление; еще убедительнее выглядят рабочие, которым не нужна война и которых на мирной демонстрации расстреливают казаки. Новые друзья-большевики устраивают Индиане Джонсу незабываемый русский день рождения с чаем и плясками – и искатель приключений, который поначалу кажется кем-то вроде Сиднея Рейли, превращается в кого-то вроде Джона Рида; он, по сути, отказывается воевать против этого славного народа, у которого есть все основания пойти за большевиками. Разумеется, это клюквенная, голливудская, поп-культурная версия истории – однако характерная. Даже Индиана Джонс оказывается ленинцем; вот вам и объяснение, почему беспрецедентные попытки демонизации Ленина в 1917 году оказались безуспешными: версия о «немецком шпионе» получила широчайшее распространение, но так и не укоренилась в сознании масс, так что не прошло и четырех месяцев после репутационной катастрофы, которую потерпел Ленин, как оказалось, что его можно представить в качестве диктатора – просто потому, что именно Ленин был в 1917 году тем политиком, который представлял их интересы.
Июль надо было не забыть как психотравму, а использовать как урок. Именно после неудачного мятежа – и после того, как стало ясно, что мирным путем от буржуазии власть получить не удастся, – в голове Ленина возникает словосочетание «искусство восстания».
И то, что между безоговорочной капитуляцией, которую подписал Ленин 6 июля в сторожке завода «Рено», и второй половиной сентября, когда он сделался одержим идеей немедленного вооруженного восстания, прошло всего два с половиной месяца, многое говорит о его характере.
9 июля Ленин, тщательно изучив карту, выбрался с Аллилуевым и Сталиным через черный ход и отправился в девятикилометровое, словно бы тренировочное перед октябрьским марш-броском в Смольный, путешествие через полгорода: через Кирочную, Литейный, Большой Сампсониевский – аж до Приморского проспекта. Шли друг за другом, чтобы отсечь возможные «хвосты». На вокзале – сейчас его там нет – эскорт передал Ленина рабочему Сестрорецкого завода Емельянову. Петроград был оставлен в чудовищном, но не безнадежном состоянии. Несмотря на разгром, на арест практически всей верхушки Военной организации, на отсутствие возможности выпускать собственные газеты, Ленин принял поражение с достоинством и не собирался цепляться за призрачные шансы захватить власть в неподходящих условиях. Большевики отступили – организованно в том смысле, что понесли не слишком большие потери. Ленин был временно скомпрометирован, но сама партия ни его, ни себя таковыми не считала. Лозунг «Вся власть Советам!» временно был снят – с заменой на «Вся власть рабочим и их партии – большевикам!».
Интересно, что про историю с Разливом сам Ленин особо никогда не распространялся; Молотов, например, даже полагал, что байка про шалаш целиком выдумана. Известно о ней стало лишь в 1924-м, когда на одном из траурных митингов выступил с воспоминаниями Н. Емельянов; информация о Ленине в стогу произвела тогда сенсацию.
Момент тотчас решено было увековечить; видимо, история соответствовала представлениям о том, что перед возрождением, воскресением в Октябре, Ленин должен был претерпеть символическую смерть; травяная могила выглядела для этого подходяще. Нашли скульптора, и Емельянов возил его в лес показывать место – вроде тут. К десятилетнему юбилею на болоте возникло гранитное розоватое фолли, снабженное красивой, рубленоаритмичной, с безумным капслоком, надписью: «На месте, где в июле и августе 1917 года в шалаше из ветвей СКРЫВАЛСЯ от преследования буржуазии ВОЖДЬ мирового октября и писал свою книгу “Государство и революция” – на память об этом ПОСТАВИЛИ МЫ – ШАЛАШ ИЗ ГРАНИТА – рабочие города Ленина. 1927 год». Сооружение, напоминающее мавзолей – ступенчатость, золотые буквы, площадка для трибуны, – кажется гротескным, однако в нем есть свое величие; не только теремок – но и ворота Дарина, ведущие в Морийское царство; вход в царство мертвых – и одновременно лаз в будущее.
Уезжая из Петрограда на «пьяном», с «опоздашками», последнем вечернем поезде, Ленин не предполагал, что окажется в лесу; конспиративное логово намечалось в Сестрорецке. Сестрорецк – километров в тридцати от Питера – к концу XIX века постепенно эволюционировал из промышленного пригорода в дачное место. Песчаные дюны между полотном железной дороги и берегом озера Разлив привлекали как богатых петербуржцев (знаменитая дача Авенариуса), так и квалифицированных рабочих. Около заводи «Жучки» принялся строиться и Емельянов; на его участке оказались несколько строений, в том числе не то сарай, не то сеновал; странным образом, в июле 1917-го в других домиках Емельянова шел ремонт, и семья – отец, сын, семеро сыновей – жила в том же сарае, что и скрывающийся «Константин Петрович»: они внизу, Ленин на чердаке. Емельянов был большевиком, и к нему могли нагрянуть в любой момент; заросли сирени и шиповника казались недостаточной маскировкой, поэтому решено было перевезти Ленина подальше. Сарай, удивительным образом, уцелел и сейчас выставлен за стеклом, в огромном аквариуме, как «Волга» Гагарина в Гжатске.
Емельянов распространил среди соседей слух, будто покупает корову и ему нужно сено, для чего он арендовал на восточном берегу озера участок для покоса и нанял двух чухонцев-косцов – которых и переправил туда на лодке. Это была хорошая версия – разве что недолговечная; в августе уже все покошено, и бездельники-косцы могли вызвать подозрения.
Полчаса плавания на веслах – и десять минут пешком по лесу, вглубь, до прогалины. Общественного транспорта нет; сначала едешь на маршрутке от Черной Речки по Приморскому шоссе минут сорок до Тарховки, там выходишь у памятника: Ленин, скрючившись, с накинутым на плечи спинджачком, пишет на пеньке «Государство и революцию»; пропорции абсолютно египетские – как у кубообразных статуй писцов. Отсюда расходятся две тропы – налево как раз к Сестрорецку, к Сараю, а прямо и затем направо – к Шалашу.
Один из ораторов, выступавших на открытии памятника в 1927-м, проницательно заметил про Разлив: «Сюда следует приходить учиться диалектике истории». Это верно и по сей день – особенно когда проходишь мимо растянувшегося чуть не на километр коттеджного жилого комплекса, каждый кирпич в котором выглядит вызовом самой идее диктатуры пролетариата. Вдоль берега озера Разлив (на сайте написано: «красивейшего берега», но это, пожалуй, преувеличение) проложена асфальтовая тропа: кое-где песчаные, с пляжными грибками участки; местность болотистая, осинничек; в одной рощице – маленький памятник: здесь в сорок каком-то году стояла единственная на Ленинградском фронте женская батарея – и лежат свежие цветы; трогательно. Очевидно, что до появления асфальтовой дороги места были глухие, непролазные, и никаких особых дел тут ни у кого быть не могло. Дорожка вьется аж четыре с половиной километра, а затем приводит на заасфальтированный круг с интуристовской вывеской: «Lenin's Shalash» – гигантской, на фоне красного флага; внутри круга – не то садик, не то скверик с зоопарком гигантских проволочных скульптур: очень страшная обезьяна, носорог, слон, медведь; похоже на иллюстрацию к «Where The Wild Things Are». Именно так – как мальчик из сендаковской сказки, по-видимому, чувствовал себя Ленин, приплывший сюда ночью; впрочем, рядом с ним был Зиновьев.
Как ни крути, Разлив – одно из самых романтических во всей географической «лениниане» местечек: озеро, лес, травяной домик; экология, что называется, и все натуральное. Попробуйте, однако, прожить пару недель – хотя бы и летом – в стоге сена, и посмотрим, будете ли вы похожи на человека, которому по роду занятий нужно выполнять представительские функции и много выступать публично. Рахья рассказывал, что, оказавшись в Разливе, он увидел стог сена и пошел дальше: стог и стог. И только Шотман «остановился возле двух посадских, имевших самый несуразный босяцкий вид, и поздоровался с ними. Я думал, что остановили его какие-то проходимцы, какие-нибудь воры, которые грабят на проселочной дороге… когда подошел, обомлел. Вижу – стоит передо мною Ленин. А я принял его за бродягу».
Кроме гранитного шалаша работники музея сооружают и «естественный», сенной: размером с палатку, на жердях. Хрупкость сооружения наводит на мысли о визборовской атмосфере и соответствующем прохладным ночам эн-зе. Между прочим, в здешнем музее, кроме котелков, весел и прочей туристической экипировки, висит сочащаяся тотальной иронией «против-всех» табличка: «В. И. Ленин был достаточно скромен в еде, чего не скажешь о его последователях. Примером тому служит “Меню столовой ЦК КПСС за 15 апреля 1977 года”» (прилагается: впечатляющее разнообразие в сочетании с дешевизной). «Сегодня подобным меню никого не удивишь, и мы предлагаем отведать блюда из него в ресторане “Шалаш”». Гротескный магнетизм этого места – здесь довольно много посетителей – усугубляется парящей над полянкой гигантской, как из «Руслана и Людмилы», Головой Ленина; не вполне понятно, как она, стоя на тоненькой грани шеи, не падает.