Подробный анализ политической ситуации 1922–1923 годов и поведения основных фигур показывает, что «общеизвестный» конфликт Ленина со Сталиным не имел под собой никакой почвы и, похоже, создан искусственно, задним числом, с помощью подложных текстов. Похоже, Сталин в 1922 году не имитировал абсолютную лояльность, одновременно изолируя Ленина от руководства партией, – но в самом деле относился к Ленину с глубочайшим уважением, хотя и в их отношениях случались дождливые дни. Но и Ленин, не нарушая естественную в силу разницы культур дистанцию, воспринимал генсека как надежного товарища и свое доверенное лицо, которого он сознательно выдвинул на ответственную должность. Тогда как отношения Ленина с Троцким – описанные самим Троцким как в высшей степени доброжелательные и направленные на заключение политического союза против генсека – не слишком подтверждаются: интенсивность личных контактов между ними в конце 1922 года особо не возросла, равно как и степень близости. Что такого произошло, чтобы Ленин вдруг «прозрел», понял, что ему нужен преемник, разочаровался в Сталине и принялся распускать перья перед Троцким, которого плохо переваривал? Ничего.
И раз Ленин, умирая, вовсе не проклинал Сталина – и между ними не было ни личного, ни политического конфликта, завершившегося запиской о разрыве отношений, – значит, нарисованный XX съездом образ Сталина как извратителя ленинской идеи является мифом и фальшивкой; Сталин оказывается не трикстером, а законным наследником; и пожалуй, мы не можем сказать, что Ленина захлестнули волны сталинской «серой слизи», что она «убила» его, даже в том смысле, что «светская чернь» – Пушкина. Это не то чтобы меняет картину мира, наши представления о позднейшей деятельности Сталина остаются в силе, – однако это дает известной картине мира совсем другую рамку.
Исчезновение остро-конфликтного контекста не означает, что смерть ВИ произошла в прозаических, «неинтересных», нейтральных обстоятельствах. Напротив, с осени 1922-го вокруг него складывается некоторым образом «детективная» ситуация; оказывается, между ним и внешним миром существовал «черный кабинет», в котором шла работа с документами, ранее ускользавшая от внимания наблюдателей; с его и похожими на его – там фабриковались подложные документы, чтобы представить Ленина врагом Сталина; и эта деятельность совершалась незаконно, была преступлением.
К сожалению, в кратком пересказе может сложиться впечатление, что книга В. А. Сахарова – образчик дешевой сенсационной конспирологии. Нет ничего более далекого от истины – это очень серьезное научное исследование, получившее массу обстоятельных рецензий – не «лайков» в Сети, а аргументированных отзывов в академической среде; и если крупная работа прозорливого историка входит в оборот медленнее, чем следовало бы, то только в силу того, что ее выводы действительно революционны.
Возможно, сугубо академический характер исследования отчасти играет против автора, потому что в своих предположениях он основывается только на документах, а когда их нет – просто умолкает. Заявив о высочайшей вероятности фальсификации и доказав, что все общепринятые представления об «агонии» Ленина зиждутся на неверных представлениях, В. А. Сахаров отказывается назвать, кто именно мог быть автором текстов, замечая лишь, что если руководствоваться принципом «кому выгодно», то искать его следует «в очерченном круге политических деятелей: членов и кандидатов в члены Политбюро и политически сочувствующих им лиц из ближайшего окружения Ленина (члены семьи, секретари)», в окружении Троцкого: Радек?
Сам Троцкий? Проблема в том, что, судя по поведению Троцкого, в момент появления этих текстов – крупных козырей в игре за место Преемника – от изумления, что в пандан ему, параллельно работает некая союзная ему сила, он даже не смог сполна ими воспользоваться; они для него такая же неожиданность, как и для Сталина; он как будто не вполне доверяет Ленину, который столько раз отстранялся от него. Пожалуй, будь Троцкий – или кто-то из его окружения – автором, он мог бы разыграть эти козыри лучше.
Мало того: чтобы распространять весной 1923-го фальсифицированные документы, Троцкому надо было быть стопроцентно уверенным, что Ленин точно не выздоровеет; потому что если бы Ленин вдруг обнаружил, что от его имени рассылаются документы, которые он не создавал, то политическая карьера Троцкого на территории России была бы закончена. То же можно сказать и о любом другом авторе.
О любом – кроме, может быть, единственного человека, который мог пойти на такой феноменальный риск, обладая известным иммунитетом от ленинского гнева.
Обводя взглядом скамейку, на которой рассажены те, кто теоретически имел возможность, интерес и смелость сфабриковать – и пустить в оборот – эти тексты, понимаешь, что в этой компании есть словно слепое пятно, фигура, на которую заведомо не обращаешь внимания – просто потому, что там железное алиби, этого заведомо не может быть.
В этом размытом пятне угадывается женский силуэт – но это не Фотиева, не Володичева, не Гляссер, не Флаксерман, не Н. Аллилуева, которые работали секретарями Ленина и многое знали о нем, но не были ни публицистками, ни вообще сколько-нибудь крупными политическими фигурами.
Это…
Больше просто некому.
Это невероятно, но, похоже, это все же так.
Надежда Константиновна Ульянова.
«Соратница», безупречная супруга, превратившаяся, когда муж заболел, в заботливую сиделку и всю себя посвятившая его лечению. Да, но еще и – хранительница ленинских рукописей – и, в сущности, то бутылочное горло, через которое с декабря 1922-го проходили все документы, генерировавшиеся Лениным.
Именно она приносила ленинские «диктовки» в ЦК и удостоверяла их авторство.
Именно она могла присвоить «ленинским» текстам тот или иной статус – например, «Политического завещания» (а не «личных заметок о текущем моменте»), что она и сделала; именно она!
Именно она меняла по ходу свои показания относительно этих текстов: так, сначала характеристики членам политбюро были переданы ей в ЦК просто как ленинские записки – а через год она «вдруг заявляет, что эти записки являются ни более ни менее, как “Письмом к съезду”» – как раз к тому, который должен собраться после смерти Ленина! На этот раз Крупская определила, что «“воля Ленина” состояла в ознакомлении с “письмом” делегатов съезда» (Сахаров).
Она меняла свои показания относительно адресатов этих записок – сначала только члены ЦК, затем съезд партии, затем вся партия целиком (это очень важно – потому что Сталину обычно вменяется в вину, что он не огласил на съезде для всех то, что должен был огласить).
Она владела всеми нюансами политической обстановки, знала мелочи текущего момента.
Она была себе на уме, много кого отталкивала и бралась фильтровать – кто будет, а кто не будет общаться с ее мужем. Классический пример – с Валентиновым: «лучший биограф Ленина» был отставлен от дома из-за того, что чем-то не пришелся ей по душе; вряд ли он был исключением.
Она была писательницей – настоящей, хорошо владевшей словом, со своим узнаваемым стилем: ей принадлежат мемуары о ВИ, которые считаются беззубыми, но на деле – фееричные. Она такая же выдающаяся рассказчица, как красотка на ранних фотографиях: улыбающаяся только глазами, запоминающая шутки и забавные детали: как латали велосипеды калошами; как в Мюнхене, проводя в ресторанах серию конспиративных встреч, наелись рыбы – и у обоих пошла белая пена изо рта, и как пришел доктор, который понял, что у этого финского повара и американской гражданки что-то неладно с документами, – и содрал с них кучу денег; как фыркали, стараясь не смотреть друг на друга, когда слушали ахинею крестьянина про то, что Ленин завалил Кремль швейными машинками; как Ленин после II съезда так однажды задумался на велосипеде, что влетел в трамвай – и едва не остался без глаза; как смеялись над логотипом НВ в пивной «Хофброй» – о, «Народная воля»! как экспериментировали с каплями пота – для сведения букв из паспортов; как члены ЦК резались часами в дурака на даче «Ваза»; как Струве с женой заставляли своего ребенка кланяться портретам Маркса и Энгельса; как по ночам в Шушенском Ленин во сне доигрывал партию в шахматы…
Она знала стиль, манеру, мысли и намерения своего мужа, как, наверное, никто, – столько лет сочиняя за него ответы на письма.
И не только письма.
Тут вспоминается один из ее анкетных ответов – тянущий на признание в том, что она не первый раз незаконно, с чужим идентификационным ключом, проникала в его собрание сочинений – это была анкета для Института мозга: «Так одна статья (1912–1913 г.) в полном собрании сочинений фигурирует как его статья и к ней диаграмма с рисунками. Это не его статья и диаграмма. Это мои».
Она, и только она могла заменить на бумаге Ленина, вышедшего из строя.
Мы можем лишь предполагать, в чем состоял ее – если и в самом деле она создала эти тексты – интерес.
За время болезни Ленина – да и за все 20 лет знакомства со Сталиным – у НК могли возникнуть к нему какие-то претензии; и тогда ее попытка утопить Сталина посредством сфабрикованных писем мужа похожа на изощренную, многоходовую месть. Возможно, с помощью этих текстов нельзя было провести Троцкого в преемники – но теоретически можно было создать такой баланс сил, такую конфигурацию власти, внутри которой НК было бы комфортно после смерти мужа.
НК могла быть равнодушна к Сталину – но она имела основания претендовать на кое-что большее, чем роль статиста, и у нее могли быть свои политические представления о том, что лучше для партии и для страны.
А возможно – дважды два стеариновая свечка – она просто получала удовольствие от манипуляции сильным политиком, сама оставаясь в тени, – и теперь намеревалась продолжить эту деятельность, паразитируя на ком-то, более подходящем для этого, чем Сталин.
Что касается Ленина-политика, то, по правде сказать, утрата авторства нескольких текстов и изменения в составе союзников-противников не слишком меняют что-либо в его образе; в конце концов, ему было свойственно идти на самые экзотические альянсы и рвать с самыми близкими партнерами. Точно так же можно с уверенностью сказать, что в природе не может существовать документа, который – будь он вдруг обнаружен и введен в оборот – что-то радикально изменил бы в образе Ленина. Даже если кто-то найдет документ о работе Ленина на британскую разведку или свидетельство о его эксцентричных сексуальных пристрастиях; нет, даже и с самым тяжелым из жерновов на шее Ленин останется Лениным – революционером, сумевшим построить с нуля структуру, которая смогла захватить власть в период революционного хаоса, превратить этот хаос в нормально функционирующее государство – и стать моделью для перехвата власти в государствах Третьего мира.