Подлость, схватился за голову Ленин; симметричная – мог бы вежливо улыбнуться в ответ Дейч.
Очевидно, что в какой-то момент делегаты начали торопиться с завершением съезда – осознав, что ресурс времени и денег не бесконечен. Спешка также усиливала нервозность: договариваться было уже некогда. Резолюции принимаются быстро, будто не глядя, – лишь бы закончить, шут с ним, как-нибудь. В процессе этого «как-нибудь» у партии и возникает организационная оболочка. РСДРП дирижируют ЦК (практическое руководство), ЦО (редакция «Искры»: идеологическая часть) и Совет партии (координирующая инстанция). Не самая эффективная, как выяснится при возникновении конфликтной ситуации, структура; очень похоже на то, что важнее окажутся конкретные личности, а не названия постов, которые они занимают или не занимают.
Формально Ленин (вошедший в ЦО и ЦК) мог обливаться шампанским в свое удовольствие: хотя ему не удалось убедить товарищей принять первый параграф устава – и буржуазная безответственная профессура получила право беспрепятственно проникать в ряды РСДРП, все прочие пункты были приняты в его редакции. Программа партии оказалась по-ленински радикальной: в ней, помимо очевидных целей – свержение самодержавия, уничтожение сословий, право наций на самоопределение и возвращение крестьянам земель, отнятых в 1861 году, – фигурировало намерение осуществить социалистическую революцию и учредить диктатуру пролетариата; ничего подобного ни у какой другой социал-демократической партии не было. В ЦК и Совете партии оказались лояльные Ленину люди. «Искра» зачищена даже несколько сильнее, чем хотелось бы. Что касается Мартова, то к концу съезда тот, кто дневал и ночевал в кухне Ульяновых, производил впечатление человека, готового вытатуировать себе на лбу «Ленин – подонок».
Разумеется, он тоже вышел из редакции – из солидарности с «уволенными».
В советских источниках II съезд трактуется как победа Ленина – пусть несколько омраченная тем, что по ходу ему пришлось избавиться от некоторых прекрасных иллюзий: «разлетелись мечты Владимира Ильича о создании единой и сплоченной революционной русской социал-демократии».
Победа?
Формально – да; однако мероприятие, на котором должны были объединиться все здоровые силы марксистов, по сути, закончилось расколом; Бунд и рабочедельцы ушли, «Южный рабочий» был поглощен грубо – и, плохо перевариваемый, в любой момент мог отрыгнуться; редакция «Искры» треснула; итого – три пробоины минимум.
Назвать этот съезд «удачным опытом объединения ранее разрозненных организаций» можно лишь в насмешку.
Справедливо или нет, козлом отпущения за неудачу был назначен Ленин. Вместо того чтобы принимать поздравления как объединитель, он столкнулся с цунами ненависти.
Положение, в котором он оказался уже через год, – полная организационная катастрофа, было прямым следствием той пирровой победы на съезде; дальше все шло как по рельсам – на которые он сам себя дал поставить.
Ленин все сделал неправильно.
Изначально у него на руках были все козыри – статус автора «Что делать?», партнера Плеханова, члена редакции всесильной «Искры»; но он плохо разыграл их.
Итоги съезда показывают, что Ленин оказался плохо подготовлен – точнее, плохо подготовил общественное мнение.
Неправильно было полагаться исключительно на атакующую тактику – и взять на себя роль old-school number 9; это привело к колоссальным – стратегическим – провалам в обороне.
Неправильно было недооценивать противоречия между группами – и объединять их любой ценой. Быстро выяснилось, что вспыхивавшие во время съезда конфликты были симптомом более глубоких противоречий между теми, кто по неосторожности принял слово «социал-демократия» за общий знаменатель для групп разного происхождения и преследующих разные цели. Эта изначальная ошибка обойдется дорого – и будет «вычищаться» на протяжении десятилетий. Съезд, по сути, задал modus vivendi этой несчастливой, с первого дня существования раздираемой внутренней склокой партии; как они начали свою совместную жизнь, так и жили, в вечной ссоре – и экстраполировали эту дурную судьбу на страну, которую получили в управление.
Неправильно было позволить съезду превратиться в марафон. Раскололись бы «искровцы» на съезде, если бы он длился пять дней, а не месяц? Не факт. На съезде то и дело возникали прения между самими «искровцами» по вопросам, о которых следовало договориться заранее, а не обсуждать их на людях. Например, по поводу самой «Искры» – почему, собственно, не сделать, кроме теоретической сугубо партийной газеты, еще одну – популярную, для рабочих, не разбирающихся в нюансах, но готовых бороться с капитализмом под флагом социал-демократии. Ленин был жестко «против» – а вот Плеханов, например, «за»; у обоих были свои аргументы, и не важно, кто был прав; но они стали обсуждать это на публике. Это свидетельствует о слабости Ленина: нельзя раскалывать, если в своей позиции ты опираешься на тех, с кем сам пока не договорился.
Во всем виноват Плеханов? Ну так кто виноват, что Ленин цеплялся за Плеханова и, уцепившись, подыгрывал плехановскому легкомыслию – вместо того, чтобы контролировать его длинный язык или, по крайней мере, извиниться за его «ослов», оттолкнувших Бунд. Неверно было раскалываться с «Искрой», не решив сначала объединительную задачу съезда. Неправильной была ставка на альянс с Плехановым – после стольких ссор с ним, после того, как Ленин сам сравнил себя с задерганной лошадью, которая когда-нибудь «сбросит не в меру ретивого кучера»: было ясно, что кучер ценит свою лошадь ровно до того момента, пока не появится кто-то более подходящий с копытами. Удивительно: Плеханов всегда действовал на Ленина гипнотически – у него словно был для Ленина чемодан с кнопкой, как у Урри для Электроника; и на этот раз Ленин купился на плехановское красное словцо – которое тот произнес в ответ на реплику Акимова об объективных разногласиях между ними: не стану разводиться с Лениным и надеюсь, что и он не намерен разводиться со мной».
Ленин, улещенный, поплыл – ну еще бы.
Ошибка. Акимов был прав – и Акимов своего добьется, а Ленин уже осенью 1903-го почувствует, что пол уходит у него из-под ног.
Троцкий задним числом цитировал Плеханова, который после съезда оправдывался перед Аксельродом за свой союз с Лениным: «Из такого теста делаются Робеспьеры». Лестно, несомненно: не просто либеральничающий литератор – терминатор революции, неподкупный, бесчувственный, авторитарный; но «Робеспьер» было и обозначением политика, который недостаточно гибок – и поэтому эфемерен; легко демонизируется («якобинец») и окарикатуривается («максимильен ленин» – тоже бонмо Троцкого); по сути, это не Ленин оперся на Плеханова, а Плеханов расколол Ленина с его товарищем Мартовым – и в течение ближайших месяцев выдавил Ленина отовсюду.
Неправильно было постоянно «пастись в офсайде», надеясь на то, что закулисные переговоры обеспечат ему голевой пас из глубины поля – и отдать центр «балалайкиным» – Мартынову, Акимову и особенно Троцкому: Троцкому, который выделялся своим стремительным (ему всего 23 года), эффективным и зрелищным дриблингом; которому удавалось срывать аплодисменты даже чаще, чем Плеханову, не говоря уж о невеликом златоусте Ленине (который хотел было разыграть Троцкого как карту – предложив сначала реформировать редакцию «Искры» не за счет сокращения штатов, а за счет увеличения, взять седьмым Троцкого; однако Плеханов разгадал комбинацию Ленина и уверенно отобрал у него инициативу; Троцкий же из обычного валета превратился в джокера, взбесившуюся пушку, орудие, которое могло как помочь Ленину, так и шандарахнуть по его тылам). Троцкий – объясняющий, что неплохо было бы подождать, пока пролетариат вырастет количественно, и тогда его диктатура будет выглядеть естественной, а не продуктом заговора партии, использовавшей в качестве своего орудия рабочий класс, – воплощал в себе как амбиции партии, так и здравый смысл; остроумный, договороспособный, предприимчивый (несмотря на шпильки мемуаристов о том, что они уже тогда раскусили его и прозвали Балаболкин), он выглядел куда более предпочтительной альтернативой «старикам» в качестве вождя, чем Ленин, – хотя все постоянно обсуждали именно ленинские тезисы, ленинские предложения, ленинскую книгу; но сама фигура Ленина вызывала гораздо бóльшую аллергию, чем Троцкого; проблема РСДРП, которая останется на десятилетия.
Неправильно было идти на разрыв внутри «Искры» тогда же, на съезде: рано. Да, идея выставить из «Искры» Аксельрода, Засулич и Потресова имела под собой подоплеку: им можно было вменить, что даже и как «литературная группа» они не слишком хорошо справлялись с должностными обязанностями – статистика это доказывала. Но собственно в «Искре» они не особо мешали; другое дело, что по сути редакция должна была «проапгрейдиться» до ЦК партии, и каждый раз консультироваться с Засулич уже не по поводу статей, а по поводу тактических ходов, особенно в те моменты, когда нужно было переманеврировать и переиграть Плеханова, Ленину казалось глупым. Именно поэтому Ленин атаковал их.
Однако момент разрыва с Потресовым, Засулич и Аксельродом был выбран неверно, ситуация еще не созрела, и потерял Ленин от сброса этого «балласта» гораздо больше, чем выиграл.
И даже предположение П. Лепешинского о том, что «вся принципиальность Мартова по поводу пресловутого первого пункта проистекала из желания эмансипироваться от Ленина – высказать свой собственный зигзаг мысли», – не спасает Ленина: он прекрасно знал Мартова – и почему же не сумел удержать его на коротком поводке, не придушил его до съезда? Хороший политик не вышел бы на съезд, не договорившись с другом, – а плохому пришлось затем сражаться уже не с ним, а с целой партией, которая была сагитирована «раскрепощаться от ига ленинского централизма».
Ленин чудовищно, по-германновски, просчитался – он придумал «верную» комбинацию – но вместо этого обдернулся, и пиковая дама, которая подморгнула ему, перепугала его по-настоящему.