Ленина, которого в конце 1904-го мы видим в явно улучшившемся настроении – обмахивающимся программкой на «Даме с камелиями» с Сарой Бернар в главной роли; тыкающим в «Ландольте» шваброй в потолок (привет Георгий Валентинычу); на вечеринке по поводу запуска «Вперед» и – кажется, единственный раз за всю его биографию – танцующим на народном празднике вместе с группой девушек-аборигенок, положивши руки на плечи партнеру – или партнерше. Этот ленинский «Natasha's Dance» – если позволительно называть скакание танцем – на площади Пленпале произвел впечатление сразу на нескольких мемуаристов. Что ж, «помните, – подмигивает сам Ленин в один из этих насыщенных событиями декабрьских деньков в письме М. Эссен, – что мы с Вами еще не так стары. Всё еще впереди».
1905-й.Дача «Ваза»1905–1907
В арсенале Ленина было несколько простых – без лишних нюансов – примеров, на которых он объяснял, в чем разница между большевиками и меньшевиками. Меньшевик, желая получить яблоко, встанет под яблоней и будет ждать, пока яблоко само к нему свалится. Большевик же подойдет и – тут Ленин демонстрировал энергичное хватательное движение – сорвет яблоко. Возможно, в теории все выглядело именно так, однако в начале 1905-го Ленин мог сколько угодно штурмовать находившееся в совместном владении дерево: с помощью лестницы, трясти его или биться об него своей большой головой – никаких плодов там попросту не выросло. Осознание этого обескураживающего факта приводило к тому, что представители обеих фракций предпочитали обдирать кору со ствола и скармливать ее друг другу под разными соусами. «Ленин, – жаловался Мартов Потресову за несколько дней до начала Первой русской революции, – издал новую гнусность, которая затмила все остальные»: каким-то образом перехватив скандальную, по женевским меркам, переписку ЦК и меньшевиков, он пытался раздуть из этой мухи нечто вроде «Меньшевик-гейта», в ходе которого позиции его соперников должны были ослабнуть.
В один из январских дней, намереваясь вознаградить себя за эту трудоемкую и небесполезную в целом деятельность, Ленин явился на обед в столовую четы Лепешинских – не слишком рассчитывая получить там что-либо, кроме стандартного меню пресных яств; каково же было его удивление, когда он вдруг обнаружил, что сама жизнь приготовила для него на десерт карамельное яблоко – самое крупное, сладкое и пригожее из всех, что ему когда-либо доводилось видеть.
Один из очевидцев петербургского 9 января, оказавшийся в тот момент на Дворцовой, так описывает финал мирного похода демонстрации с попом Гапоном: «Мальчики, как любопытные воробьи, уселись на ветвях деревьев и на ограде Александровского сада… Вдруг я увидел, как солдаты стали на одно колено, взяли ружья на прицел… Я ждал рожка или барабана, как предупредительного сигнала. Вместо этого раздался залп, около меня повалились; мальчики, как зрелые плоды, попадали с деревьев, с ограды… Толпа рассеялась и шарахнулась назад и вправо к тротуару….солдаты пристреливали всех оставшихся в полосе выстрелов». Только убитых было более тысячи двухсот, и еще втрое больше – раненых; это не большевистские домыслы, а донесения иностранных журналистов и результаты работы комиссии присяжных поверенных. Дворцовая площадь устелена была телами в несколько слоев.
Трудно сказать, кто именно провозгласил в 1905 году «Великую русскую революцию» – возможно, спровоцировавший ее Гапон; возможно, Парвус; возможно, Ленин, который временно свернул антименьшевистскую кампанию, чтобы выстрелить статьей с призывом к вооруженному восстанию. Все оппозиционные партии, от эсеров-террористов до кадетов-либералов, осознали, что царь совершил промах, что проигрываемая и непопулярная война с Японией непременно войдет в резонанс с событиями 9 января; что такой шанс выпадает раз в столетие – и тот, кто не выжмет из него по максимуму, обречен остаться на свалке истории, и если у буржуазии в принципе есть возможность дорваться до власти в России, то лучше, чем сейчас, вряд ли будет. Так что неудивительно, что даже в немецких газетах конца января 1905-го корреспонденции из Петербурга имели в подзаголовках словосочетание: «Революция в России».
Любопытно, что, поставив точку в статье с тем же, что у всех, названием, Ленин не побежал на вокзал, чтобы успеть запрыгнуть в первый же поезд до Петербурга, но с новыми силами продолжил работу по созыву большевицкой части РСДРП, способной принять его позицию, и, воспользовавшись моментом, формально зафиксировать такие-то и такие решения – которые затем можно будет применять на практике, одновременно клеймя тех, кто эти решения исполнять отказывался, как трусов и оппортунистов; типично ленинская тактика. 9 января только подстегивает его организационную деятельность – которая меняет статус с «энергичной» на «лихорадочную».
Тогда же к оргработе приступила и другая фирма – имевшая серьезное конкурентное преимущество. Священник Георгий Аполлонович Гапон, мотор демонстрации 9 января и основатель легальной рабочей организации, был ровесником Ленина. Уже 10 января он решил пожать плоды своей взрывной популярности – и одновременно взвалить на себя крест собирателя всех противников самодержавия. Почти наверняка использовав переданные ему через финнов деньги японского – Россия находилась в состоянии войны – полковника Акаси, он уехал за границу – разумеется, в Женеву, и затеял там «межпартийную конференцию»: объединить оппозиционные партии для подготовки вооруженного восстания и учредить Боевой комитет.
Одним из первых революционеров, к которому принялся наводить мосты Гапон, стал Ленин – который с брезгливым сочувствием «прощупывал» глазами этого «стихийно» возникшего рабочего лидера: не стоит ли затянуть его в орбиту РСДРП, сделать своим рупором; уже тогда Ленин был не прочь подыскать для себя партнера по тандему – человека из народа, который транслировал бы массам его идеи.
Гапон вызывал у «нормальных» – объединенных в партии – оппозиционеров подозрения не только потому, что не был вооружен никакой внятной теорией; хуже то, что Гапон ранее не имел репутации радикала, подтверждаемой коллегами по какой-либо партии; никто не знал степень серьезности его намерений – и, главное, не мог дать гарантии, что за ним не стоят какие-то силы, для которых он служит ширмой. Не был ли он – терли себе виски неглупые и умевшие осторожничать Ленин, Плеханов, Богданов – инструментом какой-либо группы, клики, организации, которая планировала посредством 9 января перетасовать политическую колоду, сменить правительство на более либеральное («консерватора» Горбачева – если использовать очень грубую аналогию с событиями путча 1991 года – на «либерала» Ельцина)?
Несмотря на предупреждения петербургских большевиков о том, что поп, вероятнее всего, – провокатор, и ощущение, что «таких людей лучше иметь в мучениках, чем среди товарищей по партии» (В. Адлер), Ленин не стал отворачиваться от протянутой руки – и, покрутив пуговицу на груди священника, перепечатал в одном из февральских номеров «Вперед» показавшееся ему разумным письмо попа к соцпартиям России: «Боевой технический план должен быть у всех общий. Бомбы и динамит, террор единичный и массовый, все, что может содействовать народному восстанию. Ближайшая цель – свержение самодержавия, временное революционное правительство». Плюс немедленное вооружение народа, все верно – но не была ли дальнейшая деятельность Гапона, когда тот готов был безоглядно использовать японские, шедшие через финнов деньги на покупку оружия, направлена на компрометацию социалистов? Общение с Плехановым научило Ленина, что одна из главных опасностей для годами накапливаемого социального капитала «честного революционера» – влезть в финансовые дела с иностранными организациями, чья «помощь» легко превращалась газетами в намерение «развалить страну»; проще было взять деньги, даже в самой циничной форме, у кого-то из своих. Так или иначе, но у тех, кого Гапон пытался «объединить» и «увлечь общей работой», нет-нет да и возникало ощущение, что поп находится «в разработке» спецслужб, пусть даже сам того не зная. Впрочем, Горький, который много сделал для того, чтобы «поженить» Гапона с большевиками, никакого подвоха в Гапоне не учуял.
Гапоновская конференция открылась в Женеве дней за десять до III съезда РСДРП, в апреле. Ленин, благо ехать никуда не надо было, посидел на первых заседаниях, но с краю, на приставных, и, увидев, что Гапон дрейфует к эсерам (чья мечта о слиянии терроризма и массового движения после 9 января воплощалась на глазах; подполье им тоже осточертело, и неудивительно, что они клещами вцепились в попа) и, следовательно, не клюнул на его авансы, перестал туда ходить – мотивировав свой отказ от тесного альянса с «чужими» партиями в статье «О боевом соглашении для восстания» звучным лозунгом: «Getrennt marschieren – vereint schlagen»; на самом деле это цитата из статьи Плеханова, подлинного автора лозунга про «врозь идти – вместе бить». Плеханов тоже нашел время встретиться с охмуренным идеологами конкурирующей фирмы попом и повел себя со свойственным ему высокомерием, граничащим с развязностью: «Вы смотрите, батя, эсеры хитры! Самого главного они, верно, вам не показывают». Гапон насторожился: «Чего же именно?» – «А вот по воздуху на воздушном шаре летать. Наверное, про это ничего не говорили?»
Роман Ленина с Гапоном, пусть даже и завербованным в эсеры, тем не менее не закончился – летом они снова встречаются в одном из женевских ресторанов, где – вместе с Бурениным, представлявшим в операции большевиков, – за кружкой пива договариваются о совместном деле, связанном с нелегальными поставками крупных партий оружия из Англии.
Чуть раньше именно там, в Лондоне, состоялся и новый съезд РСДРП – точнее, сработавшейся компании из четырех десятков человек, выбравших ленинскую политическую линию: Богданов, Красин, Луначарский, Рыков, Землячка, Литвинов, Каменев, Цхакая, Лядов и прочие, без оглядки на «партию ужинающих девиц», принимают резолюцию о вооруженном восстании. Никакой интриги или, тем более, сложной драматургии, как в 1903-м, на съезде не возникло – уж конечно, большевики, при живом-то Ленине и в ситуации, когда не то что рыцари большевистского стола, но даже и «все либеральные тараканы выползли из своих щелей» (Красин), не могли не принять такой курс. Проблема была в том, что делать в случае победы восстания: участвовать или не участвовать во временном революционном правительстве, поддерживать ли лозунг: «Вся власть Учредительному собранию» – при том, что власть в итоге восстания наверняка будет перехвачена либеральной буржуазией, которая бросит пролетариату какую-то кость, – а затем сама станет контрреволюционной? Договорились – участвовать, но с буржуазией не блокироваться и все время сдвигать правительство влево, настаивать на рабоче-крестьянской квоте, пропорционально, – тогда есть шанс, что Учредительное собрание выберут по-честному. В финале путешествия Ленин устраивает Цхакая и Землячке экскурсию по Лондону: могила Маркса на Хайгейтском кладбище, Музей естестве