Деятельность Боевой технической группы осуществлялась по нескольким направлениям: образование, вооружение (приобретение, производство и доставка оружия), охрана массовых мероприятий, планирование непосредственно боевых акций и управление фондом жилых и нежилых помещений, использовавшихся как явочные квартиры и склады для нелегальных товаров.
«Ленинская» дача в Куоккале вовсе не была революционным островом в океане самодержавия. Весь Карельский перешеек, не говоря уже о «дальней», за Выборгом, Финляндии – российской, но полуавтономной, представлял собой огромный архипелаг, где под видом дачников гнездились стаи социалистов и куда «царские ищейки», знающие, чего им может стоить столкновение с вооруженными людьми, в 1905–1906 годах не осмеливались соваться. Имея минимальные навыки изменения внешности, можно было кататься по железной дороге: хочешь в сторону Финляндии, хочешь в Петербург, соблюдая некоторые предосторожности на пограничной станции Белоостров и на Финляндском вокзале.
В Финляндии располагались шахидские лаборатории, производившие взрывчатку для бомб, перевалочные базы с оружием – которое тащили из-за границы или с Сестрорецкого завода в Петербург и дальше по стране; сюда (обычно в Териоки – нынешний Зеленогорск) съезжались из Петербурга и других городов уполномоченные, представители и депутаты на совещания, конференции и съезды, где вырабатывалась тактика партии: провоцировать ли вооруженное восстание, бойкотировать ли Думу, объединяться ли с другими оппозиционными партиями? Некоторой аналогией для этого «красного тыла русской революции» может служить Чечня в начале 1990-х – формально находящаяся в составе России, но де-факто самостоятельная – и опасная для федералов (и точно так же уже тогда сюда перегоняли угнанные автомобили: когда в ноябре 1917-го у Ленина увели машину прямо со двора Смольного, воры планировали перекрасить ее и продать именно в Финляндии).
Обычно у какого-то финна снималась дача – часто фиктивно, потому что финны спали и видели, как бы сбросить «русское иго», и иногда позволяли русским революционерам жить в своих летних домиках бесплатно.
Многие предполагают, что Ленин уже в 1905-м был одержим химерой с налету захватить Петербург или Москву – и именно поэтому благословил развернувшуюся уже вечером 9 января гонку вооружений. На самом деле, восстание должно было начаться само, стихийно, – и уж тогда как раз и понадобится много оружия, чтобы оно в считаные часы не было подавлено полицией; и вот тут Боевая техническая группа – имея небольшие, но достаточные резервы для того, чтобы совершить блицнападения на государственные арсеналы и завладеть большим количеством оружия, – сыграет свою роль; восстание, которое продержится хотя бы несколько дней, успеет стать маяком для других регионов – а уж когда начнет полыхать вся страна, солдаты будут примыкать к нему со своим оружием. Пока же наиболее сознательные особи из рабочих и солдат – «как муравьи», по удачному выражению одного мемуариста, – искали оружие где только можно – и растаскивали царские хранилища, перенося всё, что плохо лежит, на свои подпольные базы.
Существовало несколько способов добычи – в диапазоне от кустарных до впечатляюще промышленных. Революционеры пользовались безалаберностью и жадностью всех, до кого могли дотянуться; с бору по сосенке собирали деньги и браунинги у «сочувствующих» страданиям пролетариата либералов – которые пытались таким образом снискать расположение боевиков и обезопасить себя в случае чего, то есть по сути покупали страховку.
Именно автоматический револьвер оказался главным оружием декабря 1905 года – однако события на Пресне показали, что противостоять полиции с револьверами крайне сложно. Для баррикадной войны нужны были винтовки – которые изыскивались как в естественных местах своего «обитания», так и в совершенно неожиданных. Однажды, в 1905-м, большевики обнаружили на запасных путях около Петербурга вагон с винтовками, который правительство собиралось отправить на Дальний Восток для войны с Японией, но непостижимым образом забыло о нем; его тут же разгрузили и перепрятали.
В те месяцы казалось, что даже и просто гулять все выходили с оружием. Когда Камо появился в Питере, неся под салфеткой нечто большое и круглое – прямо по улице, чуть ли не по Невскому, все, кто знал его, были уверены, что это бомба; что кто-то может нести банальный арбуз, никому в голову не приходило.
Одной из сокровищниц, куда большевики наведывались с регулярностью скупого рыцаря, был Сестрорецкий оружейный завод. Это было винтовочное эльдорадо – мемуаристы жмурятся от удовольствия, вспоминая «рекордные дни, когда удавалось увозить из Сестрорецка до 80–90 штук в день, в то время как сам завод производил около двухсот винтовок в день». Крупными партиями перемещать добычу было опасно – поэтому винтовки таскали на себе, от двух до четырех штук за раз, в зависимости от пола контрабандиста. Мужчины обычно скрывали ношу под пальто, женщины – под платьем. Из полотенец делали помочи вокруг шеи – к плечам, к концам привязывали приклады ружей. Сгибаться было нельзя – и если вы обнаруживали, что у вас развязались шнурки или из-под полы пальто или оборок платья торчат дула, то приходилось выкручиваться с помощью товарищей. О том, участвовал ли сам Ленин в перевозке оружия, неизвестно, но в то время трудно было найти члена РСДРП, который бы не имел опыта такого рода: «Некоторые наши девицы доходили до совершенства, навязывая на себе до восьми винтовок».
Апофеозом охоты большевиков на оружие стала экспроприация «бабушки» – конспиративное имя для скорострельной корабельной пушки Гочкиса, украденной из двора гвардейского флотского экипажа на Крюковом канале. Этот удивительный трофей вызвал у рабочих прилив энтузиазма – и хотя немедленного применения для орудия не нашлось, предполагалось, что когда начнется восстание, из него будет обстрелян Зимний дворец; кто мог знать, что через 12 лет в распоряжении восставших окажется целый крейсер? До поры до времени «бабушку» закопали на Васильевском острове – и потратили много усилий, чтобы раздобыть для нее снаряды.
Однако наиболее перспективными Красин, Литвинов, Богданов и Ленин сочли поставки из-за границы. Во-первых, в Европе можно было закупить винтовки и пистолеты в значительных объемах – из списываемых по истечении определенного срока. Во-вторых, в Бельгии и Германии, где производилось самое современное оружие, можно было заказывать партии именно того, что нужно. Красин и Литвинов – иногда под своими именами, чаще в маскараде (так, Литвинов однажды приобрел на датском правительственном заводе девять кавалерийских пулеметов, три миллиона патронов и тысячу килограммов динамита под видом офицера армии республики Эквадор, состоящего при эквадорском же атташе, тоже фальшивом, из большевиков) – ездили на заводы в Льеже и закупали там пулеметы и винтовки, последние десятками тысяч. По странному совпадению «производство браунингов на заводе в Герстале увеличилось более чем вдвое за время революционных событий 1905–1906 гг. в России».
Самым известным проектом (на самом деле совместным – эсеров и большевиков), в подготовке которого принимал живейшее участие Ленин, проведший в Женеве многораундные переговоры с инициатором затеи, Гапоном, – была доставка оружия на специально приобретенном в Англии судне «Джон Графтон». Деньги на эту авантюру дал – это можно утверждать с точностью в 99 процентов – глава японской разведки в Европе полковник Акаси Мотодзиро (1864–1919); ему, однако, не удалось заключить договор напрямую с большевиками и эсерами: посредником был финский социалист и писатель Циллиакус. Штука еще в том, что если со стороны большевиков приемкой груза «Графтона» в Финляндии занимались Красин и Ленин, то от эсеров работал Азеф – руководитель Боевой группы партии и, по удивительному совпадению, агент охранки. К приемке груза (16 тысяч ружей, три тысячи револьверов, три миллиона патронов к ним и три тонны взрывчатки) готовились несколько месяцев – хранить его предполагалось в десятках мест – от имений матерей большевиков Буренина и Игнатьева до специально оборудованного склепа с раздвигающейся, как в «Индиане Джонсе», надгробной плитой на Волковом кладбище. В результате ряда явно неслучайных событий – по-видимому, стараниями Азефа, – подойдя в августе 1905-го к финляндскому берегу, «Джон Графтон» принялся искать место для причала, но где бы он ни появлялся, оказывалось, что на берегу его ждала русская полиция. Кончилось тем, что корабль сначала сел на мель, а затем капитан, из опасений, что груз достанется полиции, приказал взорвать его – благо динамита на борту было предостаточно. Большая часть непострадавшего оружия досталась-таки полиции – меньшую растащили финские рыбаки, у которых еще долго потом агенты Красина скупали улов. В декабре 1905-го в Москве обнаруживались винтовки «Веттерлей», скорее всего, именно с «Графтона»; некоторые экземпляры того же происхождения «всплывали» аж в Гражданскую. Странным образом, этот сюжет не использован, кажется, никаким беллетристом. Полковник Акаси Мотодзиро в своем итоговом, составленном для японского Генштаба по результатам своей шпионской деятельности докладе (с удивительным для подобного рода документа названием «Rakka Ryusui» – «Опавшие цветы, унесенные потоком») приписывал себе едва ли не всю революцию 1905 года; правда, однако ж, состояла в том, что колоссальные деньги, потраченные японцами, пошли прахом. Что касается мнения, будто японцы в самом деле поддерживали революционный пожар в России в 1905–1906 годах, то это неправда хотя бы в силу масштабов движения: никакие иностранные деньги в принципе не могли спровоцировать ничего подобного.
Образовательный аспект «курса на вооруженное восстание», взятого на III съезде РСДРП, состоял в создании целой сети подпольных школ, где будущие шахиды, под руководством большевистских инструкторов, проходили военную подготовку: как пользоваться огнестрельным и холодным оружием, обращаться с бомбами, строить баррикады плюс тактика уличного боя, основы диверсионной деятельности, техники и правила экспроприаций, управление транспортом (лошадью, паровозом, автомобилем). Собственно, эти школы были курсами для инструкторов – которые затем должны были обучить рабочих. Курсы лекций о приемах стрельбы, об уличных боях, о постройке баррикад читались рабочим едва ли не легально – например, в Корниловской школе – той самой, на Невской заставе, где Крупская в середине 1890-х работала учительницей. Самым популярным местом, однако, была Финляндия – тамошние перелески использовались как тиры, где боевики учились стрелять из винтовок и пистолетов.