Россия оказалась недостойной той свободы, которую она завоевала…» Но тот же Маклаков предупредил коллег и вот о чём: «Власть будет леветь всё больше и больше, пока страна будет праветь все дальше и дальше…» Имея в виду эти слова, Ленин завершил свою статью словами:
«Страной» Маклаков называет капиталистов. В этом смысле он прав. Но «страна» рабочих и беднейших крестьян, уверяю вас, гражданин, раз в 1000 левее Черновых и Церетели, раз в 100 левее нас. Поживёте — увидите».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 32, с. 35.)
Весной 1917 года Ленин оценивал потенциальную «левизну» масс в сто раз больше, чем собственную.
Был ли он прав?
А вот пусть читатель судит сам… В феврале 1914 года неким политиком был сделан прогноз в видах угрожающей миру войны. В прогнозе было отмечено, что в отношении экономического положения Германии интересы Англии и России противоположны, что в случае поражения Германии там начнётся революция, которая «силою вещей перекинется и в страну-победительницу», то есть — в Россию, а в случае если война будет для России неудачной, «социальная революция, в самых крайних её проявлениях, у нас неизбежна».
Это — не ленинский прогноз, это писал в своей знаменитой записке царю Николаю Пётр Николаевич Дурново — монархист из монархистов! Он же предупреждал, что «оппозиционно-интеллигентские партии» не смогут «сдержать расходившиеся народные волны, ими же и поднятые» (Записка П. Н. Дурново. См. в «История России XIX — начала XX века. Хрестоматия. П/р М. Д. Карпачева. Воронеж, 2002, с. 612–636). И, собственно, одна такая, да ещё не в реальном масштабе времени, а прогнозная, оценка Дурново прихлопывает все антиленинские инсинуации.
К Октябрю 1917 года Россию привёл не столько даже Ленин… К ленинскому Октябрю 1917 года пришли сами массы, революционизированные царизмом и его «временным» отродьем в 100 раз более Ленина.
Конечно, подобный прогноз делал не один Дурново — о том прямо и тоже заранее писал тот же Ленин, но записка Дурново выделяется уже тем, что показывает историческую и политическую правоту Ленина.
Могилу себе вырыл сам царизм, столкнула его в неё правящая Элита, а затем — испугавшись ею же совершённого, вместо того чтобы окончательно похоронить покойника, стала размышлять — нельзя ли его воскресить, но в более благопристойном облике?
Результатом подобной «политики» мог быть только прогрессирующий развал, что и стало в послефевральской России происходить.
ПЕРВЫЙ политический послефевральский кризис разразился в конце апреля 1917 года.
18 апреля (1 мая) министр иностранных дел Временного правительства Милюков направил правительствам стран Антанты ноту с заявлением о «всенародном стремлении довести мировую войну до решительной победы и намерении Временного правительства соблюдать обязательства, принятые по отношению к союзникам».
Большевики призвали народ к демонстрациям протеста, и 20–21 апреля (3–4 мая) на улицы вышло 100 000 человек с лозунгами: «Долой войну!», «Вся власть Советам!».
На Невском проспекте произошли столкновения, была стрельба, а кончилось тем, что 2 (15) мая Милюков и военный министр Гучков были выведены из состава Временного правительства.
В то время в России «гостил» французский министр по делам вооружений «социалист» Альбер Тома, вначале обрадованный энтузиазмом многотысячной толпы «за Милюкова», собравшейся на Марсовом поле. В своих мемуарах Милюков и французский посол Морис Палеолог красочно расписывали этот «концерт-митинг», где Милюков произнёс речь, «вибрировавшую, — по словам Палеолога, — патриотизмом и энергией»… Однако инициированная большевиками намного более массовая демонстрация выявляла иную сторону ситуации.
Милюков в эмиграции писал, что «общее настроение толпы отнеслось к ленинцам неодобрительно», что в демонстрации большевиков «участвовали рабочие подростки, не скрывавшие, что им за это заплачено по 10–15 рублей»… Но это всё было ложью и «жалобами на лестнице» — Милюкова из правительства выставили. Зато во Временное правительство — теперь уже коалиционное, вошли представители Петросовета — меньшевистские и эсеровские, естественно.
Все стенания Милюкова разбиваются о простой факт — ему и Гучкову пришлось уйти, и не якобы подкупленные «рабочие подростки» стали тому причиной, а быстрая утрата доверия к Временному правительству широких масс, и прежде всего — столичных рабочих. А их в чиновной столице насчитывалось почти 400 тысяч человек, треть из которых составляли женщины. Эта сила в подкупленных подростках не нуждалась. Но и Ленин пока подавляющим доверием масс не пользовался.
Был и ещё один неоднозначный момент — «правое» крыло в руководстве самих большевиков… Наличие собственных «правых» выяснилось практически сразу после возвращения Ленина — его ясная позиция позволяла быстро прояснять и позиции остальных. Скажем, апрельской Всероссийской конференции предшествовала 1-я Петроградская общегородская конференция РСДРП(б) во дворце «царско-великокняжеской» фаворитки балерины Кшесинской — заняв его, большевики сделали дворец своим штабом. И уже на общегородской конференции Зиновьев и Каменев были склонны поддержать Временное правительство, не форсируя социальную революцию.
Всё же ленинская резолюция получила тогда тридцать семь голосов против трёх.
Победил Ленин и на Всероссийской конференции, но вряд ли его эта победа очень обрадовала — она ведь была одержана над своими! И среди них был «Григорий» — Зиновьев. Вместе с «Григорием» он в эмиграции съел не менее пуда соли, который по подсчётам досужих педантов съедается примерно за пять-шесть лет, и вот теперь между ними начинался «раздрай»…
Неоднозначность положения показали и выборы в ЦК на Апрельской конференции: наряду с Лениным, Сталиным, Свердловым и Смилгой в него вошли «умеренные» Каменев, Ногин, Милютин и Зиновьев…
Давно сказано: «Избави меня, Боже, от друзей, а от врагов я как-нибудь сам избавлюсь». Но в том-то была и загвоздка, что «друзья» Ленина имели и «дореволюционный стаж», и авторитет в массах — как партийных, так и рабочих… Нельзя же было просто сказать тому же «Григорию» Зиновьеву: «Не путайся под ногами!»
Так или иначе, первый российский «временный» кризис был преодолён за счёт вхождения во Временное правительство членов Петросовета. Меньшевик Ираклий Церетели стал министром почт и телеграфов, эсер Виктор Чернов — министром земледелия, «трудовик»-меньшевик Михаил Скобелев получил кресло министра труда, лидер «энесов» — народных социалистов Алексей Пешехонов был назначен министром продовольствия, эсер Павел Переверзев — министром юстиции.
Александр Керенский вошёл в первое коалиционное Временное правительство в качестве военного и морского министра.
Дело имущей Элиты в России было пока что спасено, но… Но крах такого политического «руководства» был лишь делом времени.
Ну, в самом-то деле! Чего иного, кроме краха, можно было ожидать, если тот, кто объявлял себя выразителем коренных интересов рабочих, в решительный момент согласился заведовать почтой, другой «защитничек», став министром труда, не предпринял никаких мер по установлению рабочего контроля в сфере труда, «народный социалист» Пешехонов не смог обуздать спекуляцию продовольствием, эсеровский министр земледелия Чернов отказывал селу в конфискации помещичьих земель, а эсеровский военный министр Керенский начал готовить новое кровавое наступление во имя Антанты?
Как тут не леветь массам?
Напомню и слова Ленина, сказанные в адрес подобных «лидеров»: «Поживёте — увидите!»
ПЕРВЫЙ кризис власти весной 1917 года обнаружил всю непрочность ситуации. В начальный момент кризиса даже соглашательский Исполком Петросовета не был склонен делегировать в правительство своих представителей — после долгих споров 29 апреля Исполком отказался от этой идеи, хотя и большинством всего в один голос: 23 против 22.
Возникала реальная угроза того, что без «социалистической» подпорки «временные» рухнут. Но тогда власть «по факту» перешла бы к эсеро-меньшевистским Советам, а это означало бы и их быстрый крах, поскольку к решительным действиям в интересах масс такие Советы не перешли бы. Поэтому, как только к отставке Милюкова 1 (14) мая прибавили отставку ещё и Гучкова, Исполком Петросовета большинством в 41 голос против 18 проголосовал за правительственную коалицию.
Соглашатели в Петросовете победили, но победа-то была явно из разряда пирровых, то есть — чреватых будущим поражением.
Так или иначе, Временное правительство временно было спасено. Но тут же оно двинулось ко второму кризису, начав подготовку летнего наступления…
В коалиционном правительстве из шестнадцати министерских постов десять занимали крупные помещики и капиталисты (откуда и родился лозунг «Долой десять министров-капиталистов!»), а шесть — «социалистические» министры.
Ленин тогда был по горло занят текущими организационными партийными делами и пропагандой в массах. В одном только мае он выступал на митингах рабочих Путиловского завода и Путиловской верфи; Адмиралтейского судостроительного завода и Франко-Русского завода; в актовом зале Морского кадетского корпуса; на митинге рабочих Обуховского завода совместно с рабочими Семянниковского и Александровского заводов, в вагонных мастерских Николаевской железной дороги, где были также рабочие Александровского механического, Невского судостроительного, Семянниковского заводов и рабочие фабрик Паля и Торнтона…
Выступал Ленин в мае и на Трубочном заводе (где делали не курительные, а снарядные трубки), в Политехническом институте перед студентами и рабочими завода «Айваз», на собрании рабочих фабрики «Скороход»…
Невская застава, Московская застава, Васильевский остров — все рабочие Питера слышали Ленина весной и летом 1917 года не раз и не два… И это — не считая выступлений на чисто партийных собраниях и районных конференциях. Времени было в обрез, и на злобу дня Ленин откликается короткими заметками в «Правде»: «Министерский тон», «Ничего не изменилось» и т. д.