Теперь же газета была не боевой, однако за неимением гербовой пишут и на простой… И хотя Ленин к чисто интеллигентской ипостаси безнадёжно отстающей от жизни горьковской «Новой жизни» относился скептически-насмешливо, называя ново-жизненцев «якобы-интернационалистами» и «тоже-марксистами», 11 (24) июля 1917 года ему пришлось «обратиться к гостеприимству» новожизненцев, дабы опубликовать там письмо, в котором, в частности, говорилось:
«Газеты известного рода повели бешеную травлю против нас, обвиняя в шпионстве или в сношениях с вражеским правительством.
С каким неслыханным легкомыслием… ведётся эта травля, показывают следующие простые факты.
«Живое слово» сначала напечатало, что Ленин — шпион, а потом, под видом не меняющей дело «поправки» заявило, что в шпионстве он не обвиняется! Сначала выдвигают показания Ермоленки (прапорщик-провокатор. — С.К.), потом вынуждены признать, что прямо неловко и стыдно в подобных показаниях подобного человека видеть довод…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 6–7.)
Ленин приводил ещё ряд доводов и замечал: «И всё это — при участии или даже по инициативе Алексинского, не допущенного в Совет, признанного, иначе говоря, заведомым клеветником!! Неужели можно не понять, что такой путь против нас есть юридическое убийство из-за угла?..»
Потом статьи «с чердака» пошли одна за другой, из которых особый интерес представляет статья «Начало бонапартизма», опубликованная 29 июля 1917 года в газете «Рабочий и солдат».
«Самая большая, самая роковая ошибка, — писал Ленин, — которую могли бы теперь, после образования министерства Керенского, Некрасова, Авксентьева и Кº, сделать марксисты, состояла бы в принятии слова за дело, обманчивой внешности за сущность…
Предоставим это занятие меньшевикам и эсерам, которые играют уже прямо-таки роль шутов гороховых около бонапартиста Керенского. В самом деле, разве это не шутовство, когда Керенский, явно под диктовку кадетов, составляет нечто вроде негласной директории из себя, Некрасова, Терещенко и Савинкова, умалчивает и об Учредительном собрании и вообще о Декларации 8 июля, провозглашает в обращении к населению священное единение между классами, заключает на никому не известных условиях соглашение с поставившим наглейший ультиматум Корниловым, продолжает политику скандально-возмутительных арестов, а Черновы, Авксентьевы (министр внутренних дел, эсер. — С.К.) и Церетели занимаются фразёрством и позёрством… Церетели и Дан проводят в Центральном Исполнительном Комитете Советов пустейшие, начинённые бессодержательнейшими фразами резолюции, напоминающие худшие времена бессилия кадетской первой Думы перед лицом царизма».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 48–49.)
Это была не только точная оценка российской ситуации в тогдашнем реальном масштабе времени. Эти слова, как и те, что будут приведены ниже, сказаны — весьма вероятно — и о нашем будущем, поскольку в буржуазной «России» нет и не может быть подлинной стабилизации. Ведь замени в нижеприводимой оценке Керенского на Путина и получишь вполне возможную в РФ через пару лет ситуацию:
«Министерство Керенского, — несомненно есть министерство первых шагов бонапартизма.
Перед нами налицо основной исторический признак бонапартизма: лавирование опирающейся на военщину (на худшие элементы войска) государственной власти между двумя враждебными классами и силами, более или менее уравновешивающими друг друга…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 49.)
Пока что враждебность, несочетаемость интересов основной массы населения Российской Федерации и интересов чиновно-собственнической «Элиты» не осознаёт в РФ на массовом уровне почти никто. Но это не означает, что антагонизма интересов нет, он есть. А значит, есть и угроза ельциноидного бонапартизма.
Вернёмся, впрочем, к ленинскому тексту:
«…Однако признать неизбежность бонапартизма вовсе не значит забыть неизбежность его краха.
Если мы скажем только то, что в России наблюдается временное торжество контрреволюции, это будет отпиской…
Россия с замечательной быстротой пережила целую эпоху, когда большинство народа доверилось мелкобуржуазным партиям эсеров и меньшевиков. И теперь уже начинается жестокая расплата большинства трудящихся масс за эту доверчивость.
Все признаки указывают на то, что ход событий продолжает идти самым ускоренным темпом, и страна приближается к следующей эпохе, когда большинство трудящихся вынуждено будет доверить свою судьбу революционному пролетариату…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 50, 51–52.)
В столице вовсю распинались о «победах революции и дела свободы», а Ленин предупреждал, что «дело свободы» скоро могут предать в руки новых военно-полевых судов.
В особняках промышленников обсуждались планы подавления революции, а Ленин предвещал скорую власть революционного пролетариата.
Мелкая политическая дрянь — Фёдор Дан красовался на трибуне ЦИК в Таврическом дворце — бывшей резиденции Государственной думы. Политический же гений Ленин считал звёзды на чердаке сарая в рабочем посёлке. Но оказывается, с чердака порой виднее, чем с трибуны Таврического дворца…
Правда, лишь в том случае, если с чердака смотрит Ленин.
И всё же «командный пункт» это был не очень удобный — надо было вести переписку, налаживать курьерскую связь, и регулярное появление новых людей в небольшом посёлке было не очень надёжным, вызывало подозрения… Начались досужие расспросы — кто, да зачем, да почему?
Приходилось перебираться от населённых мест подальше — в шалаш за озером Разлив. В этих местах у Емельянова был покос, и Ленин устроился там под видом косца, живя в шалаше одно время с Зиновьевым.
С ПЕРЕМЕЩЕНИЕМ в шалаш «звёздный» уровень жилища Ленина ещё более повысился — если чердак сарая Емельянова можно было назвать отелем «сотни звёзд», то теперь он проживал в своего рода «отеле» «трёх тысяч звёзд», поскольку именно столько их можно насчитать на небе в безоблачную августовскую ночь…
Он по-прежнему много писал, но, кроме отвлечения на текущие статьи и письма, работал в Разливе над своим новым крупным трудом — книгой «Государство и революция»… Крупным не по объёму — объём как раз оказался невелик, а по социальному потенциалу.
Как читатель, очевидно, помнит, накануне ухода в подполье Ленин писал Каменеву: «Если меня укокошат, прошу издать мою тетрадку: «Марксизм о государстве» (застряла в Стокгольме). Синяя обложка, переплетённая…» Теперь он попросил доставить ему в Разлив эту убористо исписанную тетрадь в 48 страниц, где были выписаны цитаты из Маркса, Энгельса, Каутского, Паннекука, Бернштейна, с собственными замечаниями, обобщениями и выводами и продолжил работу, начатую ещё зимой 1916–1917 года в Швейцарии.
Изучение ленинского труда «Государство и революция» входило в обязательный курс общественных наук во всех советских вузах. И в брежневские времена этот труд казался большинству весьма скучным: что там — дела́ давно минувших дней! Сегодня же знакомство со многими местами ленинской книги, возможно, стало бы для многих думающих или хотя бы пытающихся думать молодых людей откровением.
В чём же отыскивается причина былого безразличия и нынешнего потенциального интереса к одним и тем же идеям?
Причина безразличия крылась в том, что развитая брежневщина усилиями агентов влияния Запада оказалась периодом роста массового материального благосостояния, но в то же время периодом исторического безвременья. А сегодня то, о чём когда-то писал Ленин, вновь стало исторически и социально актуальным, то есть обращённым во вполне возможное наше будущее…
Например, говоря о государственном управлении, Ленин в 1917 году заявлял, что при современном развитии общества и на базе современной техники коммуникаций у функций государственного управления «можно (и до́лжно) отнять всякую тень чего-либо привилегированного, «начальственного»…»
Ленин писал:
«Полная выборность, сменяемость в любое время всех без изъятия должностных лиц, сведение их жалованья к обычной «заработной плате рабочего»… служат мостиком, ведущим от капитализма к социализму».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 33, с. 44.)
Введение этого принципа в жизнь даже капиталистической РФ могло бы и сегодня стать мостиком к новому социализму. Причём надо подчеркнуть, что Ленин имел в виду уравнивание с рабочей зарплатой жалованья должностных лиц, то есть — государственных чиновников, а не специалистов (учёных, инженеров, экспертов и т. д.)!
А как верно Ленин определил ситуацию с парламентами:
«Выход из парламентаризма, конечно, не в уничтожении представительных учреждений и выборности, а в превращении представительных учреждений из говорилен в «работающие» учреждения…
Посмотрите на любую парламентскую страну, от Америки до Швейцарии: настоящую «государственную» работу делают за кулисами и выполняют департаменты, канцелярии, штабы. В парламентах только болтают со специальной целью надувать «простонародье»…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 33, с. 46.)
И здесь есть над чем подумать уже нам, через 100 лет после того, как эта мысль была высказана впервые.
А вот как Ленин, которого обвиняют в «проповеди уравниловки», смотрел на этот вопрос в действительности. Цитируя Маркса, а затем поясняя и развивая его мысли, Ленин заявлял:
«…отдельные люди не равны: один сильнее, другой слабее; один женат, другой нет; у одного больше детей, у другого меньше, и т. д.
…Справедливости и равенства, следовательно, первая фаза коммунизма (социализм. — С.К.) дать ещё не может: различия в богатстве останутся, и различия несправедливые, но невозможна будет эксплуатация человека человеком, ибо нельзя захватить средства производства, фабрики, машины, землю и прочее в частную собственность…
Вульгарные экономисты, в том числе буржуазные профессора, постоянно упрекают социалистов, будто они забывают о неравенстве людей и «мечтают» уничтожить это неравенство. Такой упрёк, как видим, доказывает только крайнее невежество гг. буржуазных идеологов».