Впрочем, суть уже близкой «орлиной власти» определяли, конечно, не «курицы» и не «чижики».
25 сентября (7 октября) Предпарламент открылся, и в тот же день состоялось важнейшее заседание Петросовета, обеспечившее теперь большевистский его характер. В Исполком Петросовета вошли члены РСДРП(б) Троцкий, Каменев, Коллонтай, Иоффе, Карахан, Шляпников, Бубнов, Красиков, Залуцкий, Фёдоров, Сокольников, Евдокимов, Юренев.
В президиум были избраны Троцкий, Каменев, Рыков и Фёдоров (последний в бурях истории затерялся), от эсеров — Чернов и Каплан, от меньшевиков — Бройдо. Председателем Петросовета стал Троцкий.
(Спиридович А. И. Большевизм: от зарождения до прихода к власти. М.: Эксмо — Алгоритм, 2005, с. 359.)
Как видим, в новый Исполком Петросовета, явно не без влияния Троцкого, прошёл ряд «свежеиспечённых» большевиков из числа «межрайонцев», зато там не было ни Сталина, ни Свердлова, ни Дзержинского и ряда других толковых в деле товарищей. Уже это показывает, что подлинным центром готовящихся событий Петросовет Троцкого не был. Это был не штаб, а дискуссионный клуб, где хорошо было запускать «пробные шары»…
В Московском Совете большевики тоже получили большинство — председателем Московского Совета был избран большевик Ногин.
В Вашингтоне, Лондоне и Париже, а также — в самом Петрограде было понято, что спецоперации Запада в России грозит окончательный крах со стороны социалистической революции Ленина.
Для России наступал «момент истины».
НАЧИНАЯ с поздней весны 1917 года Россия стремительно левела, всё более доверяя большевикам.
Вот несколько цифр…
Из 1090 делегатов Первого Всероссийского съезда Советов эсерами были 285, меньшевиками — 248, большевиками — 105 делегатов.
А из 649 делегатов, приехавших на Второй съезд Советов, открытие которого намечалось на 25 октября 1917 года, уже не менее 300 были большевиками. При этом и часть эсеров «полевела».
Все месяцы от Февраля до Октября только большевики усиливали своё влияние и наращивали силы.
На выборах в районные думы Петрограда в конце мая — начале июня 1917 года за списки большевиков проголосовало 20 процентов избирателей, на выборах в городскую думу Петрограда 20 августа (2 сентября) они получили уже 33 процента всех поданных голосов, а на выборах в районные думы Москвы, состоявшихся 24 сентября (7 октября), — и вовсе 51 процент (В. И. Ленин. ПСС, т. 54, с. 690).
Если посмотреть статистику по России, то она — да, будет не в пользу большевиков — это показали в ноябре 1917 года выборы в Учредительное собрание, где большевики получили более 20 % голосов, а эсеры — 60 % голосов. Но в Петрограде — чиновном Петрограде — 6 мест из 12 получили большевики. Ленин тогда дал интервью корреспонденту «Associated Press» Гуннару Ярросу, где подчеркивал важность этого факта и справедливо утверждал, что он означает победу в общенациональном масштабе (В. И. Ленин. ПСС, т. 54, с. 381–382).
Некто Сергей Шрамко, натаскав в свои работы гору «информации» и толкуя её вкривь и вкось в духе дешёвых «сенсаций», злорадно сообщает — без ссылки на источник, что «в июле — августе 1917 г. прошли выборы в городские думы. Эсеры и меньшевики, вместе взятые, по 50 губернским городам набрали 57,2 %, по 418 уездным городам — 34,5 %. Кадеты, соответственно, — 12,9 % и 5,4 %. Большевики — 7,5 % и 2,2 %. Беспартийные — 13,6 % и 50,7 %. Национальные группы (где и какие? — С.К.) — 7,8 % и 7,2 %. А в деревне влияние большевиков было всегда гораздо меньше, чем в городе».
(С. Шрамко. Забытый автор Октября. Ж. «Сибирские огни», № 11, 2007.)
Однако цифры надо, во-первых, уметь и хотеть анализировать, а во-вторых, цифры, выдранные из динамики эпохи, ничего не доказывают. Я верю приведённым Шрамко цифрам и даже благодарен ему за них, но они говорят… не в пользу Шрамко, начиная с того, что после июльских провокаций контр- революции против большевиков летом 1917 года в провинции ничего иного ожидать и не приходилось. Тому эффекту, который обеспечил в провинции антибольшевистский «жёлтый» «пиар», мог бы позавидовать Геббельс!
Бросьте камень в воду: в точке падения образовавшаяся круговая волна очень мала, но когда она расходится, то становится огромной — недаром говорят, что слухи ширятся, как круги по воде. Вот так ширились летом 1917 года антибольшевистские сплетни, центром которых была Северная столица. Это, конечно же, сказалось на провинциальных выборных цифрах большевиков.
Далее: брать среднюю цифру по всем губернским городам чохом — то же, что выводить среднюю температуру по больнице, беря данные по горячечному отделению и моргу.
Скажем, Тифлис и Тамбов — города губернские, Харьков и Екатеринослав — тоже. Но уверен, что в двух последних городах за большевиков проголосовало и летом 1917 года в разы больше людей, чем в двух первых. Большевиков поддерживали промышленные центры, а много ли их было в царской России.
Что же до мнения мало-, да что там «мало-» — неграмотной! — деревни, то его тогда определяли непредставительные факторы. Деревне до большевиков надо было «дозреть», что постепенно и происходило!
Наконец, в уездных городках, жизнь которых хорошо описал Чехов на примере «маленького города С.», народ летом 1917 года вообще ошалел от происходящего, да и какие там были «партии» — в «маленьких городках С.»! Вот и «победили» там «беспартийные», но значило ли это хоть что-то в политическом отношении?
Рабочие же центры и, прежде всего, обе столицы были за большевиков. К тому же совместные действия эсеров, меньшевиков и большевиков по подавлению корниловского мятежа объективно давали возможность объединения сил. И Ленин 6 (19) сентября в № 3 газеты «Рабочий путь» — в очередной раз переименованной «Правды» — публикует статью «О компромиссах».
Даже жандарм Спиридович — уже в эмиграции — оценил её как попытку Ленина «подействовать на меньшевиков с целью привлечь их на свою сторону».
(Спиридович А. И. Большевизм: от зарождения до прихода к власти. М.: Эксмо — Алгоритм, 2005, с. 357.)
Начал Ленин сразу с сути:
«Компромиссом называется в политике уступка некоторых требований, отказ от части своих требований в силу соглашения с другой партией.
Обычное представление обывателей о большевиках, поддерживаемое клевещущей на большевиков печатью, состоит в том, что большевики ни на какие компромиссы не согласны ни с кем, никогда.
Такое представление лестно для нас… но надо всё же сказать правду: такое представление не соответствует истине…
Задача истинно революционной партии не в том, чтобы провозгласить отказ от всяких компромиссов, а в том, чтобы через все компромиссы, поскольку они неизбежны, уметь провести верность своим принципам, своей революционной задаче…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 133.)
Ленин писал, что большевики, «как и всякая другая политическая партия, стремится к политическому господству для себя», но теперь в русской революции «наступил такой оригинальный поворот», когда партия может предложить добровольный компромисс не буржуазии — «прямому и главному классовому врагу», а «главенствующим» мелкобуржуазно-демократическим партиям, эсерам и меньшевикам.
«Компромисс состоял бы в том, — продолжал Ленин, — что большевики, не претендуя на участие в правительстве… отказались бы от выставления немедленно требования перехода власти к пролетариату и беднейшим крестьянам… Условием, само собой разумеющимся и не новым для эсеров и меньшевиков, была бы полная свобода агитации и созыва Учредительного собрания без новых оттяжек и даже в более короткий срок…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 135.)
Ленин спрашивал: «Что выиграли бы обе «соглашающиеся» стороны от этого «компромисса», т. е. большевики с одной, блок эсеров и меньшевиков, с другой стороны?», и сам же отвечал:
«Большевики выиграли бы то, что получили бы возможность вполне свободно агитировать за свои взгляды и при условиях действительно полного демократизма добиваться влияния в Советах…
Нам бояться, при действительной демократии, нечего, ибо жизнь за нас…
Меньшевики и эсеры выиграли бы то, что получили бы сразу возможность осуществить программу своего блока, опираясь на заведомо громадное большинство народа и обеспечив себе «мирное» пользование своим большинством в Советах…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 136.)
Ну, и где здесь какая-либо апология единоличного «захвата власти»?
Это было предложено эсерам и меньшевикам публично незадолго до созыва Всероссийского демократического совещания! И если бы на этих условиях Ленин был легализован, то Октября 1917 года, который стал неизбежным к концу октября 1917 года, могло и не быть.
Не быть по замыслу самого Ленина!
НА ОСНОВЕ предложений Ленина Советы стали бы едины, в Учредительном собрании полностью легализованные большевики получили бы не менее трети голосов. В блоке с эсерами и меньшевиками это составило бы не менее 80 % голосов, и на базе Декларации Керенского (не Ленина!) от 8 июля, реализация которой стала бы возможна при предлагаемом Лениным компромиссе, Россия могла бы, легитимно выведя из управления страной кадетов, пойти по демократическому пути…
И от всего этого отказались предавшие народ эсеры и меньшевики, идущие на поводу у кадетов, то есть — у крупного капитала.
Так кто несёт ответственность за то, что будущее оказалось не мирным — Ленин или Керенский и Чернов с Церетели — Чхеиздзе и Либерданами?
Ленин ведь тогда, в сентябре 1917 года, предупреждал, что если компромисс не будет достигнут, «Коммуна неизбежна в России», потому что «всякий революционный рабочий и солдат будет неизбежно думать о Коммуне, верить в неё, неизбежно сделает попытку осуществить её, рассуждая: народ гибнет, война, голод, разорение идёт всё дальше. Только Коммуна спасёт. Погибнем, умрём все, но осуществим Коммуну