обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами и чтобы начато было оно немедленно…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 313, 315.)
Как часто разного рода лжецы издеваются над якобы заявлением Ленина о том, что, мол, у нас каждая кухарка будет управлять государством… Но, как видим, Ленин говорил о совершенно ином, во-первых…
Во-вторых же, эти идеи Ленина, проведённые в новой России в жизнь, и дали тот аппарат управления, который восхитил и изумил нацистских деятелей из «Das schwarze Korps»…
Тогда Ленина понимали в этом не все… В той же брошюре «Удержат ли большевики государственную власть?» Владимир Ильич описывал разговор с неким богатым инженером незадолго до июльских дней… Ленин не назвал его по имени, но скорее всего, имелся в виду Леонид Красин, в 1912 году отошедший от партии, в 1917 году занимавший пост директора петроградских заводов «Сименс и Шуккерт» и вернувшийся к большевикам лишь в 1919 году.
«Инженер был некогда революционером, — писал Ленин, — состоял членом социал-демократической и даже большевистской партии. Теперь весь он — один испуг, одна злоба на бушующих и неукротимых рабочих. Если бы ещё это были такие рабочие, как немецкие, — говорит он (человек образованный, бывавший за границей), — я, конечно, понимаю вообще неизбежность социальной революции, но у нас, при том понижении уровня рабочих, которое принесла война… это не революция, это — пропасть.
Он готов бы признать социальную революцию, если бы история подвела к ней так же мирно, спокойно, гладко и аккуратно, как подходит к станции немецкий курьерский поезд. Чинный кондуктор открывает дверцу вагона и провозглашает: «Станция социальная революция. Alle aussteigen («всем выходить»)!» Тогда почему бы не перейти с положения инженера при Тит Титычах на положение инженера при рабочих организациях…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 321.)
Ирония Ленина была несомненной, но горькой… Красина ли конкретно он имел в виду, или не Красина (хотя, скорее всего, Красина), но пример с Красиным вполне представителен. Ровесник Ленина, талантливый инженер, он был в юности активным большевиком, в 1905–1907 годах руководил боевой технической группой при ЦК, а потом «устал» и «отошёл». А ведь Ленин тоже мог «устать», «отойти», быстро заработать себе имя и состояние той же адвокатурой или стать университетским профессором…
Конечно, не только Ленин не отошёл в годы реакции от борьбы за будущее трудящегося большинства, и как раз это обеспечивало партии большевиков уникальную устойчивость против «сволочизма» вождей и давало партии людей не только талантливых, но и идейных.
Да и Леонид Красин, чей прах в 1926 году был погребён в Кремлёвской стене, успел неплохо послужить новой России на постах наркома внешней торговли, полпреда в Англии и во Франции. Но к новой России он своих соотечественников не вёл… И о нём ли, не о нём, но о таких, как он, о слое «богатых инженеров» красиных, Ленин писал:
«Этот человек видел стачки. Он знает, какую бурю страстей вызывает всегда, даже в самое мирное время, самая обыкновенная стачка. Он понимает, конечно, во сколько миллионов раз должна быть сильнее эта буря, когда классовая борьба подняла весь трудящийся люд огромной страны, когда война и эксплуатация довели почти до отчаяния миллионы людей, которых веками мучили помещики, десятилетиями грабили и забивали капиталисты и царские чиновники. Он понимает всё это «теоретически», он признаёт всё это губами, он просто запуган «исключительно сложной обстановкой»…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 322.)
Вот ответ самого Ленина всем своим горе-«обвинителям» на все времена… Если ты не социальная тля, не клоп на теле общества, не образованный обыватель, а политический борец за честное общество, то ты должен понимать и признавать реальности социальной ситуации не губами, а умом и сердцем… Не на словах, а на деле! И делать это дело в любой, в том числе и в «исключительно сложной обстановке»…
Вот Ленин и был занят осенью 1917 года невероятно сложным делом — совершением социальной революции, которая одна могла вытащить — пусть и не сразу — Россию из той социальной катастрофы, до которой довели Россию оппоненты Ленина…
Ленин раз за разом говорил в 1917 году о том, что у России есть три выхода: 1) сползание в хаос; 2) военная диктатура корниловцев в интересах правящей кучки; 3) диктатура пролетариев и беднейших крестьян, способная сломить сопротивление капиталистов и проявить, говоря словами Ленина, «действительно величественную смелость и решительность власти».
В опубликованной в сентябре 1917 года в «Правде» статье «Один из коренных вопросов революции» Ленин цитировал видного эсера И. А. Прилежаева… Тот в эсеровской газете «Дело народа» «оплакивал, — как писал Ленин, — уход Пешехонова (одного из руководителей партии «народных социалистов» («энесов») и министра продовольствия Временного правительства. — С.К.) и крах твёрдых цен, крах хлебной монополии».
Прилежаев сокрушался: «Смелости и решительности — вот чего не хватало нашим правительствам всех составов (имелись в виду разные составы Временного правительства. — С.К.)… Революционная демократия не должна ждать, она должна сама проявить инициативу и планомерно вмешаться в экономический хаос… Если где, так именно здесь нужны твёрдый курс и решительная власть».
Владимир Ильич эти стенания и тоску Прилежаева по «твёрдой руке» прокомментировал так:
«Вот что правда, то правда. Золотые слова. Автор не подумал только, что вопрос о твёрдом курсе, о смелости и решительности не есть личный вопрос, а есть вопрос о том классе, который способен проявить смелость и решительность. Единственный такой класс — пролетариат. Смелость и решительность власти, твёрдый курс её, — не что иное, как диктатура пролетариата и беднейших крестьян. И Прилежаев, сам того не сознавая, вздыхает по этой диктатуре».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 206–207.)
Замечу, к слову, что бывший кадет Василий Маклаков (1869–1957), в 1917 году — посол Временного правительства во Франции, затем дипломатический представитель Колчака, Деникина и Врангеля, в беседе с Василием Шульгиным в 1921 году в Париже заявил, что большевики, за которыми он признал «решимость принимать на свою ответственность самые невероятные решения», восстанавливают, во-первых, военное могущество России и, во-вторых, восстанавливают границы Российской державы до её естественных пределов (Чему свидетели мы были. Переписка бывших царских дипломатов. Сборник документов. Книга вторая. М.: Гея, 1998, с. 375).
Милюковы и Маклаковы в реальном масштабе времени — посреди катастрофы — лишь вздыхали и пакостили, а Ленин и его партия действовали, не боясь принимать на свою ответственность самые трудные, но необходимые для выхода из катастрофы решения.
В КОНЦЕ октября (начале ноября) 1917 года Керенский решил пойти ва-банк — он попытался закрыть большевистские газеты «Солдат» и «Рабочий путь» и даже арестовать руководителей Петросовета во главе с Троцким… На 22 октября (4 ноября) 1917 года в Петрограде был назначен казачий «крестный ход» — фактически демонстрация готовности властей использовать силу и в то же время — смотр этой силы.
Петроградский Совет обратился к казакам с воззванием, большевистские делегаты появились в казачьих казармах… Представители казачьих полков были приглашены в Смольный на совещание полковых комитетов, проводившееся Петроградским Советом 21 октября (3 ноября). На совещании казаки заявили, что они против рабочих и солдат не пойдут, и в ночь накануне «хода» Временное правительство казачий «ход» отменило — чтобы не осрамиться окончательно.
Ленин в письме Свердлову писал: «Отмена демонстрации казаков есть гигантская победа. Ура! Наступать изо всех сил, и мы победим вполне в несколько дней! Лучшие приветы. Ваш».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 434.)
Письмо из конспиративных соображений Владимир Ильич подписал просто «Ваш», однако все эти «соображения» он через два-три дня пошлёт к чёрту — уже навсегда!
УВЫ, О ТЕХ ДНЯХ в советское (точнее — в хрущёвско-брежневское) время было написано настолько не всё, что сегодня проходимцы, или глупцы, или гешефтмахеры от истории, манипулируя цифрами и фактами, пытаются доказать недоказуемое, то есть, во-первых, политическую недобросовестность Ленина и, во-вторых, не его ведущую, решающую роль в событиях…
Не буду много останавливаться на разборе всех этих глупостей или лжей различных авторов, а приведу лишь один пример и им ограничусь… Некто Сергей Шрамко, густо оснастившись якобы фактами, утверждал в 2007 году в журнале «Сибирские огни»:
«Когда в сентябре 1917 года Ленин, обращаясь к членам своего ЦК, пишет: «За нами большинство класса, авангарда революции, авангарда народа, способного увлечь массы. За нами большинство народа… За нами верная победа…» — вряд ли стоит его слова воспринимать всерьёз. Истинная стратегия большевиков в те дни(жирный курсив везде мой. — С.К.) выражена иной фразой вождя: «Прежде всего мы должны убедить, а потом принудить. Мы должны во что бы то ни стало убедить, а потом принудить». Вот такую простенькую задачу ставит перед единомышленниками Ленин: сначала — любой ценой (пусть даже ценой обмана) убедить. Придём к власти — сможем принуждать…»
Неискушённый читатель, у которого под рукой нет первоисточника приведённых Шрамко цитат, из контекста заявления Шрамко сделает однозначный вывод о том, что обеленинские цитаты относятся к периоду до взятия власти большевиками и по времени близко соседствуют.
Но это — не так, да ещё и как не так!
Первая цитата, обозначенная у Шрамко сноской «8» (В. И. Ленин. ПСС, 5 изд., т. 34, с. 244), взята из ленинского письма в ЦК «Марксизм и восстание», написанного в Гельсингфорсе 13–14 (26–27) сентября 1917 года, а вторая цитата, обозначенная сноской «9» (В. И. Ленин. ПСС, т. 43, с. 54) — это слова из речи о профессиональных союзах, произнесённой Лениным 14 марта 1921 года на Х съезде РКП(б) — через три с половиной года