(В. И. Ленин. ПСС, т. 31, с. 151–152.)
После Октября 1917 года в этой констатации для того, чтобы она по-прежнему отражала суть дела, следовало лишь заменить слова «оказавшаяся у власти…» на «отстранённая от власти…» и «новое правительство…» на «низложенное правительство…».
Что же до блока буржуазии с контрреволюционерами, то после Октября 1917 года он лишь укрепился. Ещё в августе 1917 года был образован, например, «Совет общественных деятелей», куда вошло до сорока крупнейших промышленников и кадетских лидеров. И они, конечно, не только заседали, особенно — после падения Временного правительства.
За день до начала Октябрьского восстания городская дума Петрограда в «чрезвычайном заседании» 24 октября образовала «Комитет общественной безопасности», а сразу после ареста Временного правительства в противовес Военно-революционному комитету 27 октября образовался «Комитет спасения родины и революции», куда вошли те же многие члены Петроградской городской думы, члены «Временного совета республики» — «Предпарламента», бывшие «социалистические» члены ЦИКа первого созыва и т. д… В том числе — члены Центрального комитета Всероссийского военного флота — Центрофлота, который, в отличие от Центрального комитета Балтийского флота — Центробалта, был большевикам враждебен.
Против большевиков выступало и руководство Викжеля — Всероссийского исполнительного комитета железнодорожников, и это была очень грозная опасность, причём со стороны коммуникаций — не единственная… Так, почта и телеграф формально были в руках большевиков, однако не только их оппоненты, но и они сами первые дни были отрезаны от русской провинции и внешнего мира, потому что почтовые и телеграфные работники отказывались передавать депеши новой власти — Советской. Только царскосельская правительственная радиостанция работала на большевиков.
Керенский, соединившись с казаками Краснова, издал в Гатчине приказ как Верховный главнокомандующий, где говорилось: «Приказываю всем частям Петроградского военного округа, по неразумию и заблуждению примкнувшим к шайке изменников родины и революции, вернуться, не медля ни часу, к исполнению своего долга».
(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 132.)
29 октября (11 ноября) Керенский на белом коне (а как же!) под колокольный звон вступил в Царское Село, но ситуацию не удержал. Одновременно в Петрограде началась контрреволюционная авантюра с участием правых эсеров Авксентьева и Гоца, спровоцировавших выступление юнкеров. Юнкера, переодетые в форму Семёновского полка, зная большевистский пароль, сменили караулы у телефонной станции и заняли её, телеграф и ещё ряд зданий.
В Петрограде и под Петроградом начались весьма кровопролитные бои, красногвардейцы и матросы отбивали телефонную станцию, обстреливали Михайловское и Владимирское юнкерские училища… Бои шли несколько дней, жертвы с обеих сторон исчислялись не одной сотней убитых и раненых…
Авантюра Керенского провалилась, как провалилась и эсеро-юнкерская авантюра. Но всё это провоцировало ожесточение, вело к гражданской войне.
(Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 1. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Политиздат, 1978, с. 14–19.)
Викжель обнаглел настолько, что созвал конференцию по формированию нового правительства во главе с Черновым, где большевикам отводилось меньшинство мест, а Ленин и Троцкий были вообще отведены, в том числе — по настоянию союзников. В составе правительства предполагалось четыре большевика «второго плана», включая Каменева, четыре «оборонца»-эсера и два меньшевика-«интернационалиста».
(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 217; Садуль Ж. Записки о большевистской революции. 1917–1919. М.: Книга, 1990, с. 48–49.)
Сами такие факты доказывали, что власть Ленин не подбирал, а отбирал, а это, как говорят в Одессе, «две большие разницы».
Впрочем, начавшийся в Питере процесс большевизации набирал силу по всей России… Ленина решительно поддержал Гельсингфорс, в Казани большевики арестовали комиссара Временного правительства, в Красноярске провозгласили Советскую власть, Московский совет подавляющим большинством поддержал выступление петроградцев… В Киеве большевики столкнулись с сопротивлением националистов, но Харьков был за Советы, и так далее…
Однако и сопротивление «бывших», которые не хотели становиться «бывшими», нарастало. В количестве ста тысяч экземпляров распространялась газета старого ЦИКа «Голос солдата», сменившая название на «Солдатский голос». В ней писалось: «Люди, нанесшие свой предательский удар ночью, люди, закрывшие газеты, недолго удержат страну во мраке. Страна узнает истину! Она оценит вас, господа большевики! Мы все увидим это!»
(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 135.)
Ну, в конце концов, это было тявканье из подворотни. А вот саботаж структур государственной власти был делом серьёзным.
Не так уж сложно было сломать в балтийском Петрограде влияние эсеровского Центрофлота — большевистский Центробалт его перешибал. И даже с меньшевистским Викжелем можно было разобраться — рядовые железнодорожники поддерживали в большинстве своём большевиков.
Даже православной церкви «временные» были не очень-то по душе, и со 2 (15) ноября 1917 года священники всех петроградских церквей перестали поминать Временное правительство на ектеньях — молитвах «за правящий дом»!
(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 214.)
Но государственные служащие, но буржуазные специалисты — тут так просто ничего не решалось…
ЗАКАНЧИВАЛАСЬ осень, подступала зима, и ситуация в Петрограде складывалась сложная, особенно с продовольствием. Ничего иного не было бы и без взятия власти Лениным — зимнему Питеру так или иначе пришлось бы расплачиваться за грехи «правления» «временных». В то же время в ситуации появлялось и нечто новое, чего без взятия власти большевиками не было бы…
И этим «новым» был очевидный саботаж мероприятий новой власти органами старого режима. Если при «временных» чиновники работать просто ленились, то на Советскую власть они не только не желали работать, но стремились вредить и пакостить ей.
Имея в виду влияние большевиков на ситуацию в России с Февраля до Октября 1917 года, можно выделить три основных периода. С начала революции до расстрела мирной Июльской демонстрации авторитет большевиков и Ленина в народе лишь возрастал. Затем наступил временный спад, но этот второй период был недлительным — уже с конца августа начинается новый рост авторитета и влияния большевиков, хотя Ленину и приходилось скрываться до 24 октября 1917 года. При этом большевики даже после того, как стали всё больше контролировать ситуацию в ходе своего августовско-сентябрьского «ренессанса», не совершали ничего, что могло бы осложнить работу любых органов и структур Временного правительства, связанных с обеспечением жизни населения.
Зато большевикам после Октября 1917 года пришлось столкнуться с нарастающим саботажем их работы по снабжению столицы топливом, продовольствием и т. д. Определённые круги явно предпочитали быть «мёртвыми, чем красными», а точнее — по-людоедски вели дело к тому, чтобы в руководимом большевиками Питере в зиму с 1917 на 1918 год было как можно больше мёртвых, для того чтобы там становилось как можно меньше красных.
Этот момент обычно забывается, или все тяготы первой «советской» зимы в Петрограде (и не только в Петрограде) вменяются в вину Ленину и большевикам. Но в действительности-то виновных надо искать не в «красном», а в «белом» лагере, всё более становящемся, впрочем, грязным!
Можно изложить эту мысль и проще…
Большевики до взятия власти никогда не мешали Временному правительству налаживать жизнь в стране как можно лучше, то есть — не пакостили Керенскому! Наоборот, они всегда были готовы поддержать такие действия власти, которые шли на пользу народу. (Другое дело, что таких действий у Временного правительства было — кот наплакал.)
И даже когда к осени большевики восстановили и усилили своё влияние, они никогда и ни в чём не использовали это влияние для ухудшения ситуации по принципу: «Чем хуже, тем лучше», чтобы усиливать недовольство народа Временным правительством.
А вот отстранённые от власти имущие круги сразу же стали — где только можно, саботировать все меры новой Советской власти, направленные на смягчение кризиса и облегчение жизни населения Петрограда.
Хозяев поддержали их служилые чиновные холуи… Спаянная общей выгодой компания мелко пакостила Ленину, чтобы дискредитировать его, а это больно ударяло по населению.
Но что было до проблем «голытьбы», поддержавшей большевиков, титулярным, надворным и статским советникам, которым Советская власть не могла дать ничего, кроме уравнивания их в правах с рабочими и крестьянами? А как раз в этом-то служилая шушера не только не нуждалась, но не желала этого всеми фибрами своей канцелярской души… Тем более что Советская власть отменила царскую «Табель о рангах», то есть — все эти титулы надворных и статских «высокоблагородий» и «высокопревосходительств»…
Государственные, муниципальные и банковские служащие, даже врачи, даже многие учителя повели себя как враги Ленина, но объективно оказывались при этом врагами простого народа. В Петрограде шестнадцать министерств бастовали под руководством двух «социалистических» министерств, созданных в августе, — министерств труда и продовольствия.
Вот как описывал саботаж в первые дни Советской власти Джон Рид — хронист эпохи вполне точный:
«Оппозиционные силы, всё ещё державшие в своих руках экономическую жизнь страны, принялись за организацию хозяйственного разгрома и со всей способностью к совместным действиям… старались мешать Советам в их работе, разваливать и дискредитировать их.