Режим, чьи претензии на власть основываются на авторитете сильной личности, рискует со смертью правителя утратить стабильность. Однако в качестве стабилизирующей силы может быть использован культ покойного правителя; содержанием такого культа становится неиссякшая жизненная сила вождя. Именно это произошло и с Лениным. После его смерти по всей стране был насажден культ, содержание которого выражается в словах: Ленин жив! Кончина не помешала Ленину по-прежнему оставаться лидером Советской России. Как сказано Всероссийским Центральным Советом Профессиональных Союзов:
«Здоровый или больной, живой или покоящийся на Красной площади тов. Ленин остается нашим вечным вождем»[464].
Провозгласить Ленина бессмертным значило заявить о своей преданности партии и правительству. И в первую неделю после смерти вождя это делалось многократно: в лозунгах, стихах и хвалебных речах, которые переполняли страницы газет. Такого рода заявления были политическим актом: в них выражалось желание увековечить ту систему власти, которую олицетворял Ленин. «Не умер и не умрет никогда!», — гласил один из лозунгов[465].
«Он жив. Он жив. Не умер. Не умрет» — этими словами начиналось стихотворение, опубликованное вскоре после смерти Ленина[466]. В другой элегической поэме утверждалось, что никакая смерть не властна над Ильичом[467]. В некоторых более пространных откликах на смерть Ленина объясняется, каким образом Ленин продолжает жить: «Ленин умер, но ленинизм, вкоренившийся во мне, во всем рабочем классе, жив! Жив, товарищи! Для нас Ленин не умер»[468].
Неоднократно подчеркивалось бессмертие дела Ленина. В заголовке первого номера «Известий», вышедшего после смерти Ленина, читаем:
«То, что было смертного в Ленине, умерло, но дело и заветы его пребудут вечно»[469].
В ряде лозунгов и официальных заявлений проводилась мысль, что Ленин вечен и вездесущ — воистину надматериальное существо. Один из панегириков описывает Ленина как жизненную силу, которую невозможно уничтожить:
«Ленин и смерть — это понятия взаимно друг друга исключающие… Ленин — как природа и окружающий нас мир — живет вне наших субъективных представлений»[470].
В последней фразе слиты воедино марксизм и мистицизм: Ленин является вездесущим духом и в качестве бессмертной жизненной силы представляет собой часть объективного мира. Тема несовместимости Ленина со смертью подчеркивается и в стихотворении Владимира Маяковского «Комсомольская»:
«Ленин» и «Смерть» —
слова-враги, «Ленин» и «Жизнь» —
товарищи…
Ленин —
жил.
Ленин —
жив.
Ленин —
будет жить[471].
В некоторых славословиях говорится об особой связи между Лениным и народом:
«… Ленин не умер. Ленин живет. Ленин перестал быть личностью — Ленин стал миллионами. Ленин давно уже сама революция… великая мудрость пролетарской тактики, великая сила пролетариата, воля и уверенность в победе. Ленин не умер. Ленин живет. Нет в мире уголка, где есть трудящиеся, угнетенные, эксплуатируемые, где нет Ленина»[472].
Утверждение, что Ленина заменил коллектив, повторялось в 1924 г. повсеместно. Емельян Ярославский, автор широко известной биографии Ленина, особо подчеркивает эту мысль:
«Да, Ленин умер… Но если мы все будем делать беззаветно дело Ленина, мы сможем своей коллективной силой, коллективной работой, коллективной волей его заменить»[473].
Концепция бессмертия Ленина через претворение его в коллектив перекликается с идеями большевистских богостроителей двадцатилетней давности, которые обожествляли человечество как коллективное существо. Здесь можно вспомнить и христианский догмат, согласно которому после вознесения Христа к его духу получили возможность приобщиться собрания верующих.
Параллель Ленина с Христом явственно прослеживается в ряде приуроченных к его смерти хвалебных сочинений. Любопытно, что эта связь наиболее заметна в статьях, вышедших из-под пера журналистов еврейского происхождения; возможно, она указывает на слабую культурную связь авторов с русским народом, а также говорит об их сознательных попытках соорудить формулировки, которые произвели бы впечатление на православных читателей. Наиболее яркий пример такого подхода к теме дает журналист Лев Сосновский, еврей по происхождению. В день похорон Ленина он опубликовал панегирическую статью, в которой вновь преподносит двойственный образ вождя: Ильича — человека и бессмертного Ленина; эта идея была сформулирована автором после покушения на Ленина в 1918 г. В этой удивительной личности, писал он, соединились двое: Ленин, живущий вечно, и Ильич, простой человек. Характерными чертами Ильича были простота, доступность, глубокомыслие, мудрость и справедливость. Он был «человек редкой моральной чистоты, скромности и выдержки в личной жизни (по-старому сказали бы: святой жизни человек)». Ленин являлся вездесущим бессмертным духом. «Ленин жив, ибо Ленин стучит в сердца и будет стучать, пока не будут загнаны в преисподнюю демоны капитализма и эксплуатации». «Но, — продолжает Сосновский, — если Ленин не умер и не умрет, почему же такая скорбь, такое горе?». Почему сотни тысяч рабочих, несмотря на холодную погоду, выстроились в очередь, чтобы пройти мимо гроба, выставленного в Колонном зале? «Это прощаются с Ильичем. Да, к великому несчастью от нас ушел Ильич. Живой человек, такой знакомый, такой близкий, дорогой и любимый»[474]. Дуализм образа Ленина — подражание Христу, а также средневековому русскому царю (идеализированным представлениям о нем), который был в частной жизни скромен, однако в качестве верховного правителя считался бессмертным и внушал благоговейный ужас. Что бы ни думал по этому поводу сам Сосновский, он, без сомнения, ожидал, что изобретенная им формула «Ильич-Ленин» отзовется в политическом и религиозном сознании читателей — а его публикации в течение многих лет были обращены к крестьянской аудитории[475].
Подобным же образом представила Ленина в день похорон передовая статья «Правды»: смертным и бессмертным одновременно. Ее автор, Петр Стучка, председатель Верховного Суда РСФСР добавляет, что бессмертие Ленина — дело его собственных рук, что накануне болезни он создал в качестве замены себе свой бессмертный образ, чтобы подготовить народ к жизни в его отсутствие. После выстрела в 1918 г. Ильич не мог не выжить, потому что в случае его смерти Советская Россия не вынесла бы этой потери. Ленин знал, однако, что скоро он умрет и партия осиротеет. «Но Ильич и это предусмотрел, он не только обошел Антанту, он перехитрил саму природу. Он и туг дал нам передышку — на деле освоиться с мыслью, как жить без него. А когда Ильича не стало, у нас остался все-таки Ленин. Незаметно перед нашими глазами прошла эта метаморфоза. Он долгое время совмещал Ильича и Ленина, незаметно их совмещал. В то время, как вся Россия до отдаленнейшего уголка знала своего Ильича, уже портрет Ленина шествовал рядом с Божьей матерью по темным селам Италии»[476]. Стучка сознательно рисует Ленина как религиозного лидера, стоящего в одном ряду с Мохаммедом, Христом и Буддой, но добившегося большего успеха. Этим троим для достижения своей цели потребовались века — Ленин преуспел еще при жизни, Ленин добился спасения всех угнетенных во всем мире — влияние Мохаммеда, Христа и Будды распространилось в ограниченных регионах[477].
Описывая Ленина, передовая «Известий» прибегает к религиозной терминологии, редактор газеты (по происхождению еврей, как и Сосновский), утверждает, что имя Ленина вошло в «святцы». Он писал также о могиле Ленина: «Эта могила станет местом мирового паломничества для всех угнетенных и обиженных современным строем»[478]. Паломничество — это посещение верующими святых мест, гробницы. Если могила Ленина является местом паломничества, значит — она свята. В своей известной статье о смерти и похоронах Ленина Зиновьев повторяет утверждение, что могила Ленина является объектом паломничества: «Пройдут десятилетия и века — эта могила будет становиться все более близкой и дорогой десяткам и сотням миллионов людей, всему человечеству. Сюда начнется паломничество не только со всех концов нашего Союза Республик, обнимающего шестую часть всей суши, но и из Китая, Индии, Америки, со всего мира»[479]. Прошло полгода, и набальзамированное тело Ленина было помешено в деревянный мавзолей, и туда потек непрерывный поток паломников.
С момента смерти вождя его останки облеклись жизнью и властью:
«Ленин умер. Но Ленин жив в миллионах сердец… И даже самой физической смертью своей отдает Ленин свой последний приказ: „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“»[480].
Телу Ленина было назначено стать фокусом его посмертного культа. Приверженцы ленинизма желали приобщить к своим политическим идеалам грядущие поколения. Ленинские уголки выступали в качестве местных святынь культа, центров почитания памяти Ленина, который благодаря своим нетленным останкам мог почитаться святым и бессмертным.
Отчет о вскрытии
Перед тем как перевезти тело Ленина из Горок в Москву, его подвергли полному вскрытию. Эту операцию осуществила большая группа медиков под руководством доктора А. И. Абрикосова[481]. Вскрытие длилось 4 часа 40 минут и было произведено в том же доме, где тело хранилось до утра 23 января. Операция подходила к середине, был вскрыт мозг Ленина, и после этого выявилась непосредственная причина смерти больного. Ею оказалось кровоизлияние в мозг. Вследствие тяжелого склероза артерий, питающих головной мозг, кровеносные сосуды мозга были сильно изменены. Склероз заключается в том, что жировые частицы, попадающие в артерии, обызвествляются и препятствуют нормальному току крови; в результате в мозг поступает недостаточное количество кислорода. Кровеносные сосуды мозга были крайне ослаблены. 21 января 1924 г. Ленин перенес удар, в мозг поступила большая масса крови, и пропускная способность измененных склерозом артерий оказалась недостаточной. Поврежденные сосуды мозга подверглись недопустимо большому давлению, их стенки лопнули, и кровь хлынула в ткани мозга. Разрушенные сосуды находились в том участке мозга, который управляет дыхательной функцией, произошла остановка дыхания[482].
В медицинском бюллетене, который циркулировал по Москве вскоре после вскрытия, не содержалось ничего, кроме краткого указания непосредственной причины смерти. Более подробный отчет появился лишь через три дня после вскрытия[483]. При чтении официальных результатов вскрытия, опубликованных 25 января, бросается в глаза прежде всего исключительно подробное описание трупа. Там, где речь шла о состоянии мозга, врачи указывали, что те симптомы, которыми характеризовалась продолжительная болезнь Ленина — паралич и афазия — являлись следствием склеротических изменений в церебральных артериях. В отчете содержалось также детальное описание кожи (в том числе шрамов и иных повреждений), сердца с указанием его точных размеров, содержалась информация о состоянии желудка, почек и прочих органов. Уолтер Дюранти в газетной статье обратил внимание на то, что отчет не произвел на россиян удручающего впечатления, и счел это очередным доказательством разницы между восточным и западным восприятием: «В странах Запада публикация исключительно подробного отчета о вскрытии вызвала бы ужас и отвращение, но русские смотрят на этот предмет иначе; дело в том, что умерший вождь являлся объектом такого пристального интереса, что публика желала знать о нем все»[484]. Судя по мнению Валентинова и его друзей, можно предположить, что в среде тогдашней беспартийной московской интеллигенции отчет вызвал потрясенное недоумение. «Кажется, никогда еще и нигде в мире не представляли, — писал Валентинов, — умерших правителей страны, царей, королей и т. д., в таком обнаженном до последней, до крайней анатомической степени виде. Никаких анатомических секретов, все показано»[485]. Товарищ Валентинова, Е. Л. Смирнов считал, что в отчете нашел отражение характерный для большевиков сугубо материалистический подход к человеческой природе. Еще один его коллега добавляет: «Мы знали Ленина как вождя революции, законодателя, правителя страны, если хотите — диктатора, заменившего династию царей. Можем ему симпатизировать или не симпатизировать, это дело наших убеждений. Но Ленин — человек, это психика, а нам его потрошат, выворачивают наружу и этим как бы внушают: Ленин только материя, только собрание такого-то характера и состояний полушарий головного мозга, кишок, брюшной полости, сердца, почек, селезенки. В этом есть нечто шокирующее»[486]. Валентинов указывает, что его знакомые коммунисты обратили внимание не столько на подробный характер отчета, сколько на некоторые сведения, которые там содержались. Вес мозга Ленина составлял 1340 граммов. Один из сослуживцев Валентинова, член компартии, судя по всему искренне огорченный кончиной вождя, уверял Валентинова, что гениальность Ленина непосредственно связана с большим объемом его мозга[487].
И в отчете о вскрытии, и в опубликованных отрывках из отчетов наркома здравоохранения Семашко и лечащих врачей Ленина подчеркивается, что Ленин страдал весьма серьезным склерозом сосудов мозговых артерий. Даже Крупская писала, что «вскрытие обнаружило колоссальный склероз»[488]. Согласно свидетельствам врачей, обызвествление артерий зашло столь далеко, что во время вскрытия при соприкосновении с металлическим инструментом артерии издавали стук, подобно костям[489]. Печать того времени утверждала, что вследствие закупорки артерий доступ крови в мозг был, по-видимому, прегражден совершенно; просвет внутри артерий был тоньше волоса. Во всех медицинских отчетах делался упор на том, что склероз мозговых артерий у больного зашел крайне далеко, — это, с одной стороны, соответствовало, по всей видимости, действительности, а с другой — освобождало от ответственности врачей, не сумевших спасти пациента. Семашко уверял, что смерть Ленина была неизбежна: кровеносные сосуды и артерии были полностью разрушены, и «с такими сосудами мозга жить нельзя»[490]. Один из лечащих врачей Ленина, доктор Отфрид Ферстер, добавляет, что болезнь «развивалась в соответствии со своими внутренними законами, независимыми от внешних факторов, с беспощадной неотвратимостью»[491]. Троцкий с своем славословии употребил ту же метафору: «темные законы, управляющие работой кровеносных сосудов, оборвали эту жизнь»[492]. Таким образом были реабилитированы доктора: помимо того, ссылка на необоримые законы природы, которые повлекли за собой конец, звучавшая привычно для ушей приверженцев марксизма, объясняла роковую болезнь вождя партии коммунистов наиболее убедительно.
В довершение всего, сугубая тяжесть болезни Ленина ставила его как бы особняком от прочих смертных. Авторы газетных статей рисовали болезнь Ленина как героическую схватку со смертью, и этот образ стал частью ленинского мифа. Ленин, вознамерившись победить болезнь, использовал для этого силу своей воли, — так писал один петроградский журналист. И вождь достиг бы своей цели, если бы не жестокий приступ, унесший его в могилу[493]. Ленин потерпел поражение, потому что его противник, Смерть, был вооружен до зубов, а он безоружен и уязвим. Его сосуды, недостаточно питаемые кровью, потеряли силу, так что смерти достаточно было нанести лишь один жестокий удар — паралич, случившийся в январе 1923 г. — и даже гений Ленина оказался неспособен его отразить. Газеты усиленно внушали мысль, что кто-нибудь другой уступил бы грозному врагу значительно раньше. Семашко указывал, что значительная область мозга вождя была разрушена, однако Ленин сохранял способность читать газеты, интересовался политикой и охотой. Медики, которые производили вскрытие, также поражались этому. Пациенты, страдающие такой глубокой формой склероза, утверждали они, оказываются неспособны к каким бы то ни было умственным усилиям. Этим доказывалась замечательная сила интеллекта вождя[494]. «Только Ильич способен был так бороться со смертью и сохранять в остатках мозга всю ясность мысли, энергии, интерес»[495]. В действительности пресса, сообщавшая в 1923 г. о том, что Ленин продолжает читать газеты и ходить на охоту, прибегала к грубым преувеличениям. Он почти не говорил (произносил всего лишь несколько слов), не мог читать, а походы на охоту ограничивались тем, что Ленина вывозили из дома и сажали в какое-либо другое транспортное средство. Результаты аутопсии доказывали, что сообщения о состоянии больного, которые публиковались в течение 1923 г. были ложными — или силы Ленина выходили за пределы естественного.
Восхищаясь стойкостью Ленина, Семашко взял на себя труд объяснить, чем была вызвана его болезнь. В качестве первого фактора Семашко назвал наследственность. Отец Владимира Ильича умер рано, в возрасте 54 лет, от артериосклероза. Мать Ленина также страдала склерозом, хотя дожила до преклонных лет[496]. Однако, утверждал Семашко, преобладающую роль сыграли не наследственные, а благоприобретенные свойства организма. От склероза пострадал именно мозг, то есть тот орган, который Ленин в наибольшей степени подвергал рабочим, а также стрессовым перегрузкам. Болезнь поражает обычно наиболее уязвимый орган. (Семашко даже приводит соответствующий латинский термин «Locus minoris resistentia»). Таким образом, заключает нарком здравоохранения, вскрытие тела Ленина показало, что его «нечеловеческая умственная работа, жизнь в постоянных волнениях и непрерывном беспокойстве привели нашего вождя к преждевременной смерти»[497].
Утверждение, что благоприобретенные свойства играют большую роль при возникновении болезни, чем наследственные, в известной степени созвучно марксистским позициям. Но в нем имеется и более существенный аспект: Ленин пожертвовал жизнью во имя человечества и революции. Эта идея прослеживается и в письменных высказываниях медиков, и в различных панегириках покойному лидеру. Доктор В. Н. Розанов, бывший лечащим врачом Ленина после покушения на его жизнь в 1918 г., писал: «Несомненно, что смерть Владимира Ильича была исключительно вызвана тем, что он отдал без остатка все свои силы на служение интересам трудящихся»[498]. В том же тоне высказался Семашко, в своей статье заявивший: «Дорогой наш вождь умер потому, что не щадил своих сил, спешил, не знал отдыха в работе. Погиб он за великое дело освобождения трудящихся»[499].
Нельзя отрицать, что Ленин работал много и напряженно — но он умел также и отдыхать. В этом отношении он был весьма внимателен к себе, и даже в трудный период гражданской войны, когда постоянно требовалось его присутствие, находил время отдыхать и ходить на охоту[500]. Утверждение, будто Ленин не отдыхал никогда, составило часть мифологии его культа и должно было показать его бесконечную преданность человечеству и ничем не ограниченную способность покровительствовать людям (Образ всевидящего и вечного всеобщего защитника характерен также для культа Сталина.)
Медицинские отчеты, в которых утверждается, что Ленин умер за революцию, рисуют его как святого властителя, который ради своего народа отказался от долгой жизни. Его смерть стала следствием его усердия на посту правителя России. В дни траура пресса подчеркивала жертвенный характер его кончины, называя его «великим страдальцем»[501]. Но наиболее чувствительным символом святости и бессмертия Ленина стало его неистлевшее тело, выставленное в Мавзолее. Таким образом, было введено в обычай народное поклонение покойному вождю, чье тело обратилось в святую реликвию, обладающую посмертным могуществом. Идея канонизации Ленина частично была внушена теми сотнями тысяч людей, которые, несмотря на суровый мороз, часами ждали своей очереди почтить его останки. Они напоминают верующих в старой России, которые толпами собирались у мест погребения тех, кого почитали святыми. Но подобно тому, как в прежние времена властью канонизировать святого обладали исключительно церковные чины, так и после кончины Ленина не паломники, а Комиссия по организации похорон объявила тело вождя святыней.
Решение о бальзамировании
По поводу того, каким образом комиссия пришла к мысли уберечь тело вождя от тления, не сохранилось прямых свидетельств. В официальном отчете говорится, что комиссия откликнулась на тысячи писем и телеграмм, в которых многочисленные представители народа выражали желание «проститься с любимым вождем»[502]. Ряд таких писем появился в печати накануне траурной церемонии. 25 января 1924 г. еженедельная газета «Рабочая Москва» опубликовала три такие письма под заголовком «Тело Ленина надо сохранить!». В одном из таких писем говорилось: «Предавать земле тело столь великого и горячо любимого вождя, каким являлся для нас Ильич, ни в коем случае нельзя. Мы предлагаем забальзамированный прах поместить в стеклянный, герметически запаянный ящик, в котором прах вождя можно будет сохранять в течение сотен лет… Пусть он всегда будет с нами». В другом письме указывалось, что грядущим поколениям необходимо видеть тело человека, совершившего мировую революцию. Во всех этих письмах содержалась одна просьба: чтобы Ленина сохранили и поместили под стекло для обозрения. Весьма вероятно, что их авторы писали по чьему-то наущению, но кто же водил их пером? Валентинов указывает, что идея сохранить тело Ленина обсуждалась членами Политбюро за несколько месяцев до смерти вождя. В оставшееся время сторонники этой идеи имели возможность поделиться своими планами с избранными товарищами и обеспечить себе народную поддержку.
Поздней осенью 1923 г. состоялась встреча Сталина, Калинина, Бухарина, Троцкого, Каменева и Рыкова[503]. Политбюро собралось не в полном составе: не было Зиновьева и Томского. Сталин сообщил присутствующим, что состояние здоровья Ленина ухудшается и возможен смертельный исход. Отвечая Сталину, Калинин заявил, что в связи с надвигающейся кончиной вождя встает вопрос о том, как следует партии организовать его похороны. «Это страшное событие, — сказал Калинин, — не должно нас застигнуть врасплох. Если будем хоронить Владимира Ильича, похороны должны быть такими величественными, каких мир еще никогда не видывал».
Сталин полностью поддержал Калинина. Чрезвычайно важно, чтобы все было приготовлено заранее и руководство не оказалось в растерянности перед лицом невосполнимой утраты. Вопрос о похоронах Ленина, продолжал Сталин, весьма беспокоит и «некоторых наших товарищей из провинции»: «Они говорят, что Ленин русский человек и соответственно тому и должен быть похоронен. Они, например, категорически против кремации, сжигания тела Ленина. По их мнению, сожжение тела совершенно не согласуется с русским пониманием любви и преклонения пред усопшим. Оно может показаться даже оскорбительным для памяти его. В сожжении, уничтожении, рассеянии праха русская мысль всегда видела как бы последний высший суд над теми, кто подлежал казни. Некоторые товарищи полагают, что современная наука имеет возможность с помощью бальзамирования надолго сохранить тело усопшего, во всяком случае, достаточно долгое время, чтобы позволить нашему сознанию привыкнуть к мысли, что Ленина среди нас все-таки нет».
Троцкий был возмущен: «Когда тов. Сталин договорил до конца свою речь, тогда только мне стало понятным, куда клонят эти сначала непонятные рассуждения и указания, что Ленин — русский человек и его надо хоронить по-русски. По-русски, по канонам русской православной церкви, угодники делались мощами. По-видимому, нам, партии революционного марксизма, советуют идти в ту же сторону — сохранить тело Ленина. Прежде были мощи Сергея Радонежского и Серафима Саровского, теперь хотят их заменить мощами Владимира Ильича. Я очень хотел бы знать, кто эти товарищи в провинции, которые, по словам Сталина, предлагают с помощью современной науки бальзамировать останки Ленина, создать из них мощи. Я бы им сказал, что с наукой марксизма они не имеют ничего общего».
Бухарин также был исполнен негодования и согласия с Троцким. Он считал, что мумификация останков Ленина станет оскорблением его памяти; эта идея полностью расходится с мировоззрением Ленина и дальнейшему обсуждению не подлежит. Бухарин добавил: «Хотят возвеличить физический прах… Говорят, например, о переносе из Англии к нам в Москву праха Маркса. Приходилось даже слышать, что сей прах, похороненный около Кремлевской стены как бы прибавит „святости“, значения всему этому месту, всем погребенным в братском кладбище. Это черт знает что!»
Каменев страстно возражал против предполагаемого бальзамирования; по его мнению, эта затея — не что иное, как самое настоящее «поповство», сам Ленин осудил бы ее и отверг.
Протесты Троцкого, Бухарина и Каменева, казалось, не произвели на Сталина никакого впечатления; назвать имена «товарищей в провинции», которые выдвинули идею бальзамирования, он отказался. Между тем Калинин, выходец из деревни, служивший связующим звеном между партией и крестьянством, продолжал настаивать, что Ленина нельзя хоронить, как простого смертного. Рыков склонялся на сторону Сталина и Калинина. Он не высказался прямо в пользу бальзамирования, но дал понять, что ритуал похорон Ленина должен отличаться от обычного.
Когда Ленин умер, речь о кремировании велась, но только в теоретическом аспекте: в России тогда еще не было крематориев. Сам этот факт говорит о правоте Сталина, утверждавшего, что русскому народу чужда идея обращения тела в золу. «Кремация всегда была противна христианскому чувству, и хотя утверждалось, что судьба бессмертной души не зависит от того, как распорядились телом покойного, почти нет сомнения, что подлинная причина неприятия погребального костра является следствием догмата о воскрешении плоти»[504]. Воскрешение тела является одним из важнейших аспектов христианской эсхатологии. Вечная жизнь должна быть жизнью во плоти. «Тело восстанет вновь, тело целиком, то же самое тело, тело без изъятия»[505].
Судя по всему, сразу после смерти Ленина планировалось в конце недели предать тело погребению — во вторник 22 января доктор Абрикосов, делавший вскрытие, осуществил бальзамирование с целью сохранить тело в течение шести дней — до похорон[506]. По свидетельству Бонч-Бруевича, через несколько дней было принято решение сделать новое бальзамирование, на сей раз на срок сорок дней[507]. Этот срок входит в традиции русской православной церкви: в течение 40 дней читаются молитвы по усопшим[508]. Об этом решении сообщалось в резолюции Центрального Комитета СССР; о том, сколько дней еще будет длиться прощание, ясных указаний дано не было. Из резолюции следовало, что похороны сочтено нужным временно отложить: «Идя навстречу желанию, заявленному многочисленными делегациями и обращениями в ЦИК СССР; и в целях представления всем желающим, которые не успели прибыть в Москву ко дню похорон, возможности проститься с любимым вождем, президиум ЦИК Союза постановляет:
1) Гроб с телом Владимира Ильича сохранить в склепе, сделав последний доступным для посещения населения.
2) Склеп соорудить у Кремлевской стены на Красной площади среди братской могилы борцов Октябрьской революции»[509].
Уход за телом был поручен Абрикосову. Он опасался, что проведенное им вскрытие может в дальнейшем негативно сказаться на сохранности тела. Но, тем не менее, он выразил надежду, что останки вождя смогут храниться долгое время, «не менее трех-четырех лет», если температуру в гробнице поддерживать близкой к нулю, влажность — минимальной, а также герметично закупорить гроб[510]. Соответствен но, 26 января в советской печати появилось сообщение, что внутри гробницы будет поддерживаться нулевая температура «для лучшего сохранения тела»[511]. В день траурной церемонии Стеклов в напыщенных тонах выразил надежду, что тело Ленина удастся сохранить нетленным: «Нет, не уйдет! Он и физически останется с нами, хотя бы на время. О, как хорошо мы понимаем горячее желание рабочих навсегда сохранить тело Ленина, чтобы все грядущие поколения могли видеть того, кто подал сигнал к освобождению угнетенного человечества. К сожалению, до сих пор наука не нашла средства сохранить навсегда человеческие останки. Но мы знаем, что будут приняты все меры к тому, чтобы на возможно более долгое время тело Ленина было предохранено от тления и чтобы все, кто пожелает, могли поклониться его останкам».
Стеклов жаждал ободрить тех, кто ошибочно и скорбно «думают о том, что им не удастся увидеть его лицо»[512]. Двумя днями позже он писал о Ленине: «Весь народ мечтает навсегда сохранить останки вождя, чтобы всегда лицезреть их»[513].
Несмотря на эти публикации, на следующий день после похорон Крупская, по-видимому, ничего не знала о намерении сохранить останки ее супруга. 28 января она писала И. А. Арманд: «Сейчас гроб еще не заделали, и можно будет поглядеть на Ильича еще»[514]. По мнению биографа Крупской, Роберта Макнила, она, должно быть, ожидала, что вскоре Ленин будет погребен согласно традиции[515]. Однако именно в это время было решено оставить тело Ленина для обозрения не на сорок дней, а на возможно более долгий срок.
Вероятно, Крупская узнала о намерении законсервировать тело 29 января. На следующий день она опубликовала в «Правде» «завуалированный протест»[516].
«Товарищи рабочие… и крестьяне! Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т. д. Всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим. Помните, как много еще нищеты, неустройства в нашей стране. Хотите почтить имя Владимира Ильича — устраивайте ясли, детские сады, дома, школы, библиотеки, амбулатории, больницы, дома для инвалидов и т. д., и самое главное — давайте во всем проводить в жизнь его заветы»[517].
Бонч-Бруевич также замечает, что «Надежда Константиновна, с которой я интимно беседовал по этому вопросу, была против мумификации Владимира Ильича»[518]. Крупская не смогла заставить распорядителей отказаться от их намерения, однако продолжала молча выказывать недовольство: она ни разу не посетила Мавзолей и не присутствовала на его трибуне во время революционных праздников. В изданных работах Крупской, посвященных Ленину, не содержится ни одного упоминания останков, хранящихся в Мавзолее[519].
Сестры Ленина Анна Ильинична и Мария Ильинична и его брат, Дмитрий Ильич, также не одобрили бальзамирования. С ними был согласен Бонч-Бруевич, член Комиссии по организации похорон, ответственный за построение гробницы; он был убежден, что Ленин решительно возражал бы против подобного обращения со своим (и чьим бы то ни было) телом. Ленин, говорил Бонч-Бруевич, высказался бы в пользу самых простых похорон или кремации; он не единожды замечал, что необходимо построить в России крематории[520]. Видимо, по этой причине нарком здравоохранения Семашко настаивал на кремации останков Ленина. Согласно свидетельству, за день до похорон Семашко говорил, что тело следует кремировать, а для этого его следует беречь от тления, пока не будет сооружен крематорий. Он добавил, что «считает своевременной и необходимой идею введения кремации в России вообще»[521]. Однако, по словам Бонч-Бруевича, идея набальзамировать останки Ленина и выставить их на постоянное всеобщее обозрение «быстро охватила всех, была всеми одобрена»[522].
Бонч-Бруевич был неправ, утверждая, что кроме него самого и семейства Ленина у идеи бальзамирования нет противников. На заседании Политбюро осенью 1923 г. Троцкий, Каменев и Бухарин также высказались против мумификации. После смерти Ленина никто из них не заявил публично о несогласии с намерением набальзамировать тело вождя. Однако Бухарин нашел возможность осудить подобное обращение с останками Ленина. «Правда», которую он редактировал, намеренно избегала упоминаний о теле и Мавзолее Ленина. Этому предмету «Правда» посвятила значительно меньше публикаций, чем «Известия»; соответствующие статьи объемом значительно уступали известинским и не попадали на первые полосы. Но 30 января все три крупнейшие газеты опубликовали пространную статью Зиновьева, посвященную траурным дням, где автор высказывался в пользу бальзамирования: «Как хорошо, что решили хоронить Ильича в склепе! Как хорошо, что мы вовремя догадались это сделать! Зарыть в землю тело Ильича — это было бы слишком уж непереносимо»[523].
Каким образом партийные руководители приняли соответствующее решение, навсегда осталось тайной: власти не обнародовали протоколов совещаний, которые обрекли Ленина на уникальную (по тем временам) участь. Единственное объяснение, предназначенное для общественности, появилось в средствах печати в середине июня 1924 г., когда бальзамирование было уже почти завершено:
«В первую же ночь после смерти Владимира Ильича тело его было подвергнуто бальзамированию и вскрытию, результаты которого своевременно были опубликованы в печати. Бальзамирование было произведено профессором Московского университета А. И. Абрикосовым, которому была поставлена задача сохранить тело Владимира Ильича на ближайшее время до предания его земле… Всем памятны дни, когда сотни тысяч людей при 28 гр. мороза простаивали часами на улице, стремясь увидеть облик Владимира Ильича и запечатлеть черты любимого вождя. В течение трех суток беспрерывно был открыт допуск в Дом Союзов, но этот срок оказался недостаточным для значительной части населения Москвы. Затем правительством было принято решение не предавать тело Владимира Ильича земле, а поместить его в Мавзолее и продлить доступ желающим»[524].
Разумеется, на тех, кто решил сохранить тело Ленина и выставить его на обозрение, в немалой степени повлиял громадный наплыв народных масс во время церемонии прощания с покойным. В качестве реликвии, Ленину предстояло утверждать законность Советской власти и вдохновлять покорное ей население. Бонч-Бруевич примирился с этой идеей из-за политических преимуществ, которые она сулила. «Ну и что же! — подумалось мне. — … Пускай и после смерти, как и при жизни, послужит он пролетарскому делу, делу рабочего класса»[525]. В решении превратить гробницу Ленина в святыню главную роль сыграли политические соображения. Но благодаря чему эта идея возникла? На этот сложный вопрос не существует однозначного ответа, но, учитывая обстоятельства, можно вычленить четыре ее предполагаемых источника: открытие гробницы египетского фараона Тутанхамона за год и три месяца до смерти Ленина; русская православная традиция, по которой нетленность останков служит свидетельством святости; влияние на большевистскую интеллигенцию философии Федорова, который видел спасение человека в воскресении во плоти; и, наконец, движение богостроительства в рамках большевизма, вознамерившееся сделать большевизм новой религией: один из главных его сторонников, Леонид Красин, осуществлял надзор за бальзамированием.
Прямые указания на связь между гробницами Ленина и Тутанхамона отсутствуют, однако не следует забывать, что известие о том, что в Луксоре в 1922 г. найдено погребение, не опустошенное грабителями, распространилось по всему миру. В 1923 г. изучение найденных баснословных сокровищ продолжалось, и газеты Европы и Америки описывали все заслуживающие внимания открытия. Туристы толпами устремлялись в Луксор. Наблюдать за наиболее важными этапами раскопок приглашались члены королевских семей[526]. По всему миру бизнесмены принялись за изготовление тканей и обуви по образцу найденных в гробнице[527]. Когда лорд Карнарвон, организатор раскопок, умер весной 1923 г. от пневмонии, газеты запестрели рассказами о «проклятии» мумии фараона[528].
К моменту смерти Ленина бинты, в которые была закутана мумия, еще не сняли, однако публика была оповещена о намерении археологов изучить мумию, и предстоящему событию было посвящено немало статей. Внимание многих читателей, в том числе и советских, имевших доступ к западной прессе, было привлечено к загадочным свойствам тела, которое не истлело за три тысячелетия. Таким образом, решение сохранить тело Ленина и поместить его в роскошный Мавзолей могло быть принято не без влияния этой недавней археологической сенсации. Косвенно намекал на египетскую находку Юрий Стеклов, который сравнивал похороны Ленина с похоронами «основателей великих государств древности», вместе с которыми в могилы опускали и их рабов. Тела царей скрывали в замысловатых лабиринтах, объяснял он, чтобы «подавленные массы» не осквернили их могил[529]. Когда 1 августа 1924 г. Мавзолей с набальзамированными останками Ленина был открыт для посещений, один их специалистов, осуществивших бальзамирование, в газетном интервью прямо сравнил свою работу с трудом древнеегипетских коллег.
Можно только гадать о том, насколько повлияла египетская находка на посмертную судьбу тела вождя. Роль русской религиозной традиции более очевидна. В предложении, высказанном Сталиным в 1923 г., чтобы Ленин был похоронен «по-русски», несомненно, содержался намек на обычай православной церкви выставлять святые мощи на всеобщее обозрение — это с раздражением отметил Троцкий. Сталин учился в свое время в духовной семинарии в Тифлисе, поэтому идея сохранить тело Ленина нетленным пришла ему в голову не случайно. Но хотя Сталин в разговоре с другими членами Политбюро поддержал эту мысль, он все же счел нужным сослаться на неких провинциальных товарищей, имена которых назвать не пожелал. Кто были эти провинциальные товарищи, так никто и не узнал, однако Константин Мельников, архитектор, автор проекта саркофага Ленина, говорил позже, что «общая идея» вечного хранения и публичной демонстрации тела вождя принадлежала Леониду Красину[530].
Красин перенял веру Богданова в физическое бессмертие, а возможно, воспринял и идеи Федорова, который соединил веру в Христа с верой в человеческое общество и чудодейственную силу техники. Так же Красин верил, что в будущем станет возможным воскресение человека во плоти. В 1931 г. Ольминский писал, что Красин был последователем Богданова и пересмотрел свои взгляды лишь в 1918 г. Далее Ольминский сообщал, что Красин публично проповедовал веру в воскресение мертвых. На похоронах Л. Я. Карпова Красин заявлял:
«Я уверен, что наступит момент, когда наука станет так могущественна, что в состоянии будет воссоздавать погибший организм. Я уверен, что настанет момент, когда по элементам жизни человека можно будет восстановить физически человека. И я уверен, что когда наступит этот момент, когда освобожденное человечество, пользуясь всем могуществом науки и техники, силу и величину которых нельзя сейчас себе представить, сможет воскрешать великих деятелей, борцов за освобождение человечества, — я уверен, что в этот момент среди великих деятелей будет и наш товарищ Лев Яковлевич»[531].
Тремя годами позже Красину была поручена забота о сохранении тела Ленина. Если был достоин бессмертия Лев Яковлевич, то разве не заслуживал того же Владимир Ильич? С большой вероятностью можно предположить, что Красин считал нужным сохранить тело Ленина нетронутым ради будущего возможного воскрешения[532].
29 января 1924 г. Красин был внезапно введен в состав Комиссии по похоронам, а шестью днями позднее был назван членом ее исполнительной тройки. Он занялся вопросами, связанными с установкой бюстов и памятников Ленину. Однако наиболее важной и неотложной его задачей стало сохранение тела и возведение Мавзолея.
Попытки сохранения тела
В течение трех дней и трех ночей, пока длилась неделя траура, шло сооружение временной гробницы вождя у Кремлевской стены; за ним надзирала Комиссия по похоронам. 3 февраля комиссия объявила о принятии мер против возгорания, протечек, а также об установке в гробнице электрических нагревателей с целью предотвратить падение температуры ниже требуемого уровня — то есть ноля градусов. Понадобились некоторые, не столь существенные усовершенствования и с внешней стороны гробницы[533]. На следующий день под наблюдением Красина началось сооружение рефрижераторной системы, которая должна была обеспечить поступление холодного воздуха в стеклянный саркофаг, где предполагали поместить тело[534]. В начале марта в Сенатской башне Кремля велось изготовление холодильного блока[535].
Двумя неделями ранее Красин организовал конкурс на лучший проект саркофага Ленина. Участникам конкурса была дана неделя для работы над рисунками и моделями, за наиболее удачный проект было обещано денежное вознаграждение. Были поставлены следующие обязательные условия: лицо Ленина должно оставаться на виду, для чего верхняя часть саркофага изготавливается из стекла; она не должна быть массивной, так как опорную конструкцию нежелательно делать громоздкой; и, самое главное, должна быть предусмотрена герметическая закупорка саркофага и его связь с рефрижераторным блоком[536]. Авторам проектов следовало также сообразовываться с тем, какие строительные материалы имеются в распоряжении у комиссии (в конечном итоге, на сооружение саркофага пошло стекло, снятое с витрины ресторана)[537]. Лучшим был признан проект, выполненный архитектором К. С. Мельниковым.
14 марта Красин выступил перед Комиссией по похоронам с докладом и сообщил, что холодильный блок с системой труб будет изготовлен в двух экземплярах; запасной блок необходим на случай поломки основного. Красин утвердил решение комиссии относительно проекта Мельникова и объявил, что будет лично руководить строительством Мавзолея, саркофага, а также процедурами, призванными обеспечить сохранность тела[538]. Получив в прошлом инженерную подготовку, он располагал соответствующими знаниями и намеревался всерьез заняться практическими аспектами предстоящей работы[539]. В заключение Красин заявил, что через полтора месяца все необходимое будет сделано.
Однако, пока Красин проводил конкурс, совершенствовал холодильную установку и рассматривал планы сооружения временного, деревянного мавзолея, возникли непредвиденные проблемы. К концу февраля — началу марта на трупе показались явственные признаки разложения. По словам доклада Комиссии по похоронам, «время делало свое дело»[540]. Наступала теплая погода, и кожа Ленина начала обесцвечиваться[541].
Встает вопрос, на каком основании Красин предполагал, что для сохранения тела достаточно будет поддерживать низкую температуру. Едва ли он проникся верой, что подобно мощам православных святых, тело Ленина не подвержено гниению. Вероятно, Красин в своем предположении опирался на какую-либо научную теорию. Человеческое тело может храниться долгое время, если оно надлежащим образом набальзамировано, охлаждено и защищено от произрастания плесени, для чего необходимо ограничить доступ к нему кислорода. Однако если рост плесени начался, предотвратить дальнейшее разложение останков почти невозможно. Изменение цвета трупа несомненно свидетельствовало о том, что на нем появилась плесень[542].
Ввиду такого развития событий, 26 февраля была поспешно сформирована медицинская комиссия, на которую была возложена «вся ответственность по наблюдению за состоянием бальзамирования тела Владимира Ильича Ленина и своевременное принятие необходимых мер»[543]. В состав комиссии вошли нарком Семашко, профессора В. Н. Розанов и Б. С. Вейсброд; через несколько дней к ним присоединились профессора В. П. Воробьев и В. И. Збарский. Эксперты осмотрели тело и пришли к выводу, что предотвратить разложение могут только незамедлительные меры[544].
Настал момент для принятия окончательного решения. Оказалось, что тело вождя не способно сопротивляться гниению и необходимо, видимо, предать его земле. Разумеется, несостоявшуюся святыню — разлагающееся тело — нельзя было демонстрировать публике. Комиссия по похоронам многократно обсуждала этот вопрос и заключила: необходимо изыскать средство, чтобы сохранить тело Ленина на неопределенно долгий срок. На заседания Комиссии 5 и 12 марта была приглашена группа ученых; предстояло обсудить, каким образом устранить следы гниения и сохранить тело в целости. Перед учеными была поставлена задача «обсудить те меры, которые могли бы быть приняты для сохранения тела Владимира Ильича на возможно долгий срок. Дело идет о том, чтобы сохранить тело в таком виде, чтобы оно было доступно обозрению и чтобы внешний вид тела и лица сохранил бы облик Владимира Ильича таким, каким он был в первые дни после своей кончины»[545].
Эта задача была чрезвычайно сложна. Бальзамирование, дающее долговременный эффект, является исключительно редким научным достижением. Разумеется, славились своим искусством бальзамирования древние египтяне, но их мумии, освобожденные от бинтов, представляют собой неприглядное зрелище. Кожа коричневая, огрубевшая и полностью иссохшая. Лицо неузнаваемо. Подобным же образом выглядят и другие предохраненные от тления останки, например, тело Иеремии Бентама в Лондонском университете, с его уродливой, задубевшей кожей. На советских ученых была возложена беспрецедентная задача. Требовалось, чтобы тело Ленина выдерживало воздействие воздуха и нормальной температуры, поскольку его предстояло демонстрировать тысячам посетителей; лицо и руки (то есть все, что находится на виду) должны были выглядеть так, словно Ленин только что умер.
Некоторые из ученых, принимавших участие в мартовских заседаниях, указывали, что в присутствии кислорода кожа неизбежно будет терять цвет, что уже начало происходить с трупом. Другие полагали, что единственный способ предохранить кожу от высыхания — это поместить ее в жидкость. По мнению части собравшихся ученых лицо покойного в любом случае вскоре стало бы неузнаваемым. Общее мнение свелось к тому, что при современном состоянии науки решить проблему невозможно[546].
Общественности в то время не было объявлено, что тело Ленина начало разлагаться, но 25 марта 1924 г. Комиссия по похоронам объявила, что будут предприняты попытки обеспечить сохранность тела Ленина:
«После смерти В. И. Ульянова-Ленина тело его подвергнуто было бальзамированию обычным способом, имевшим целью временное его сохранение. В настоящее время, идя навстречу желаниям широких масс Союза ССР и других стран видеть облик покойного вождя, комиссия по похоронам В. И. Ульянова-Ленина решила принять меры, имеющиеся в распоряжении современной науки для возможно длительного сохранения тела» (Комиссия ЦИК СССР по похоронам В. И. Ульянова-Ленина)[547].
Впервые намерение сохранить тело на неопределенный срок было доведено до сведения общественности. Став достоянием гласности, решение сделалось необратимым, а о неудаче не могло быть и речи. Комиссии ЦИК СССР по похоронам В. И. Ульянова-Ленина было поручено отныне сделать тело Ленина вечным и через три дня после публикации решения она получила соответствующее новое название: Комиссия ЦИК СССР по увековечению памяти В. И. Ульянова-Ленина.
26 марта 1924 г. двое ученых приступили к восстановлению и повторному бальзамированию тела Ленина. Вел работу В. Р. Воробьев, профессор анатомии Харьковского Медицинского Института[548]. Воробьев был известен своими трудами по анатомии нервной системы[549]. Его ближайшим помощником стал Борис Збарский, биохимик. Им помогала группа ученых[550]. Повторное бальзамирование было осуществлено под общим наблюдением Леонида Красина и профессоров Вейсброда и Розанова[551].
Воробьев и Збарский начали свою четырехмесячную работу, ощущая тяжелый груз ответственности. О планах, связанных с телом Ленина, было объявлено публично, и неудача поставила бы руководство в крайне затруднительное положение. В случае успеха нетленное тело послужило бы вящей славе покойного вождя. Оно стало бы «доказательством» божественности Ленина, а претензии партии на власть обрели бы видимость законности благодаря наличию «вечно живого» вождя. «Мы видели, какое внимание оказывает этому делу партия», — писал позднее Збарский[552]. Целью предприятия было не только утвердить величие Ленина, но и прославить советскую науку. Успешно решив задачу, считавшуюся ранее невыполнимой, советские ученые продемонстрировали бы таким образом преимущества советской системы правления. «Схоронить в земле не редкость, — писала в адрес Комиссии группа студентов из Ростова-на-Дону, — а сохранить [тело] на много лет — вот что может сделать только Коммунистическая партия»[553]. Приведенный тезис характерен для советской пропаганды, как тогдашней, так и современной. Если Советский Союз превзошел всех в науке, то советская система правления, без сомнения, самая наилучшая. И, соответственно, если коммунистическая система лучше других, то и советская наука должна быть на первом месте. Эти рассуждения показывают, насколько новый советский режим почитал науку. Профессора Воробьев и Збарский призваны были отстоять честь Ленина и советской науки. И они обязаны были сделать это быстро, поскольку наступила весна и тело нужно было подновить немедленно.
Ученые работали без перерывов круглые сутки. Они проводили эксперименты с трупами, которые доставляли из моргов и патологоанатомических учреждений[554]. Они использовали различные химические препараты, вначале испробованные на подопытных трупах. За ходом эксперимента требовалось постоянно наблюдать, и Воробьев с Збарским попеременно дежурили у тела Ленина. Дзержинский распорядился оборудовать трамвайные пути в непосредственной близости от Мавзолея, и ученые спали, принимали пищу и мылись в трамвае[555]. Работали медики под усиленной охраной. Перед гробницей и внутри ее были выставлены посты. Кремлевские стены обходили часовые со штыками, вокруг Мавзолея дефилировали конные войска. Это внушило Уолтеру Дюранти мысль, что «Ленина после смерти охраняют лучше, чем при жизни»[556].
Ученые пытались изобрести бальзамирующий состав, который исключил бы высыхание тканей, не обесцвечивая при этом кожу. Через некоторое время они объявили, что достигли своей цели: для обработки тела они применили химический раствор, содержавший формалин, глицерин, спирт и другие вещества[557]. Точная формула до сих пор хранится в секрете.
К середине июня были достигнуты многообещающие результаты, вследствие чего Комиссия по увековечению смогла опубликовать заявление, в котором признавалось, что на теле появились признаки разложения, а затем сообщалось, что очередное бальзамирование близится к успешному концу.
«Первоначальное бальзамирование имело целью сохранение тела на короткий срок, но время делало свое дело.
В некоторых частях тела появилась пигментация, изменение цвета покровов, что указывало на начавшиеся процессы, могущие повлиять на дальнейшее сохранение тела. Ввиду этого Комиссия ЦИК СССР по увековечению памяти В. И. Ульянова-Ленина устроила ряд совещаний со специалистами… для выяснения вопроса о возможности длительного сохранения тела Владимира Ильича без изменений.
В результате совещаний специалистов выяснилось, что для длительного сохранения тела необходимо новое специальное бальзамирование, которое было поручено профессору анатомии Харьковского мед. института В. П. Воробьеву.
К новой бальзамировке было преступлено 26 марта, о чем своевременно появилось официальное сообщение[558].
Способ бальзамировки заключается в:
1) придании однообразного характера тканям, изменившим цвет и консистенцию с тканями нормальными;
2) введении веществ, препятствующих автолизу;
3) замещении тканевой влаги неиспаряющимися веществами.
Со времени начала бальзамировки прошло два месяца[559]. Наиболее трудные моменты ее пройдены, и в настоящее время процесс, находясь в последней стадии, дал возможность для членов XIII съезда РКП увидеть облик покойного руководителя партии».
В заключение комиссия заверяла, что в ближайшем будущем публике будет открыт доступ к телу Ленина[560]. Примечателен тот факт, что комиссия не делала тайны из обнаружения на трупе симптомов распада; это означало, что у нее ни в коей мере не было намерения выдать нетленность останков за чудо. Напротив, члены комиссии воспользовались этим случаем, чтобы прославить возможности советской науки.
Повторное бальзамирование было завершено в конце июля 1924 г. В течение четырех дней, с 22 по 26 июля, группа экспертов производила тщательный осмотр тела и изучала документальный отчет о ходе бальзамирования. Эксперты пришли к выводу, что научный метод, примененный Воробьевым, правилен, и что при условии поддержания требуемой влажности и температуры тело может сохраняться десятилетиями в гробу со стеклянной крышкой и будет иметь вид, пригодный для показа публике. Вслед за тем к первой группе экспертов присоединилась вторая. Ее члены констатировали, что Ленин выглядит так, словно только что умер[561].
26 июля 1924 г. Комиссия по увековечению в полном составе произвела детальный осмотр тела[562]. В тот же день в Кремле состоялось заседание Комиссии. В начале заседания Дзержинский представил собравшимся Воробьева, и тот ознакомил комиссию с подробным отчетом о своей работе. Он заявил, что его метод обеспечил требуемый результат. Вслед за тем представила свой отчет вышеупомянутая группа экспертов. Ученые с удовлетворением отметили, что тело может оставаться без изменений весьма продолжительное время, однако указали, что для обеспечения его сохранности потребуются постоянные усилия[563]. Вторая группа специалистов также высоко оценила работу Воробьева. Заслушав доклады, Комиссия по увековечению постановила, что профессорам Воробьеву и Збарскому поручается наблюдение и уход за телом, а Комиссия по увековечению будет осуществлять надзор за их деятельностью.
Авель Енукидзе, секретарь Центрального Исполнительного Комитета, счел нужным в те дни разъяснить смысл мер, предпринятых для сохранения тела вождя. Он отверг идею, что из тела Ленина вознамерились сделать святые мощи. Напрашивается вывод, что кое-кто в партии испытывал по этому поводу определенные сомнения. Енукидзе пришлось выступить в защиту того образа действий, который избрало руководство.
«Сохранению тела Владимира Ильича не только данная комиссия, но и вся наша партия и заседавший в январе II съезд Советов Союза ССР придавал и придаст громаднейшее значение. Само собой разумеется, что ни мы, ни наши товарищи не хотели создать из останков Владимира Ильича какие-то „мощи“, посредством которых мы могли бы популяризировать или сохранить память о Владимире Ильиче. Своим гениальным учением и революционными действиями, которые он оставил в наследство всему мировому революционному движению он достаточно увековечил себя. Я смело могу заявить, что не было еще человека в мировой истории который пользовался бы при жизни такой величайшей популярностью и любовью со стороны широчайших масс рабочих и крестьян всего мира… Мы хотели сохранить тело Владимира Ильича не для того, чтобы просто популяризовать его имя, а придавали и придаем величайшее значение сохранению облика этого замечательного вождя для подрастающего поколения и для будущих поколений, а также для сотен тысяч, может быть и миллионов людей, которые будут в высшей степени счастливы увидеть облик этого человека. Поэтому вы прекрасно понимаете то волнение, которое мы переживали в первый период работы за сохранение тела В.И. Было много колебаний и сомнений и среди комиссии, и среди тех специалистов, которых мы привлекли к этой работе.
Четыре месяца тому назад, когда мы на одном из заседаний не могли прийти к твердому убеждению, что мы сумеем сохранить на длительное время в достаточной степени облик В.И., мы все прекрасно помним, как тогда профессор Воробьев взял на себя, я бы сказал, очень смелую задачу. И сегодня, ровно через четыре месяца, как и обещал нам проф. Воробьев, результаты произведенных им работ, по определению авторитетнейших экспертиз, вселили в нас уверенность, что эта работа завершилась весьма удовлетворительно»[564].
Таким образом Енукидзе заверил Воробьева, что работа, которую проделал он и его сотрудники, будет надлежащим образом отмечена, что и произошло впоследствии[565].
Гробница Ленина
22 января 1924 г. Комиссия по похоронам поручила В. Д. Бонч-Бруевичу надзор за оборудованием места захоронения Ленина. В тот же день он выбрал место для гробницы у кремлевской стены, вблизи братской могилы и могилы Свердлова. Именно здесь Ленин в свое время обращался с трибуны к москвичам.
На следующее утро Бонч-Бруевич встретился с архитекторами, чтобы обсудить будущий проект гробницы. В начале совещания Бонч-Бруевич объявил собравшимся, где будет располагаться гробница. Его слова были встречены молчанием. Наконец заговорил архитектор А. В. Щусев: «Владимир Ильич вечен… Как нам почтить его память? Чем отметить его надгробие? У нас в зодчестве вечен куб. От куба идет все, все многообразие архитектурного творчества. Позвольте и Мавзолей, который мы будем сейчас воздвигать в память Владимира Ильича, сделать производным от куба». Щусев быстро набросал и показал присутствующим эскиз здания, состоящего из трех кубических объемов. Собравшиеся, вспоминал Бонч-Бруевич, выслушали речь Щусьева со вниманием. В напыщенном тоне Бонч-Бруевич свидетельствует: «Все почувствовали высокую правду в словах этого вдумчивого зодчего, и все согласились с ним»[566].
Представляется очевидным, что любое погребальное сооружение должно соответствовать идеалам своего времени. Однако почему куб? В тот период кубизм принадлежал к числу важнейших направлений в искусстве. Один из наиболее видных его представителей, Казимир Малевич, также считал, что Мавзолею надлежит придать форму куба; вскоре после смерти Ленина он писал по этому поводу:
«Точка зрения, согласно которой смерть Ленина не является смертью, что он жив и вечен, символизирована новым объектом, принимающим форму куба. Куб — более не геометрическая фигура. Это новый объект, посредством которого мы пытаемся изобразить вечность, создать новый набор обстоятельств — и поддерживать ими вечную жизнь Ленина, побеждая смерть»[567].
Малевич предлагал учредить культ Ленина, который включал бы в себя посвященные вождю музыкальные и поэтические произведения, а также устраивать повсеместно ленинские уголки. По замыслу Малевича, у каждого ленинца должен был иметься дома куб «как напоминание о вечном, постоянном уроке ленинизма». Подобно пирамиде в Египте, куб представлял бы собой основной символ культа. Тело Ленина нужно было поместить в сооружение, в котором имелся бы проход в куб, «как в вечность»[568]. Щусев, на которого была возложена почетная задача спроектировать гробницу вождя, представил чертеж строения из трех горизонтально расположенных кубических объемов, которые соединялись между собой коридорами[569]. Центральный куб, являвшийся вместилищем тела, увенчивала трехъярусная платформа, которая напоминала ступенчатую пирамиду. На верхнем ярусе располагалась высокая тонкая колоннада, подкрепленная опорами.
Завершить строительство требовалось через три дня, поэтому работа была начата немедленно и продолжалась круглосуточно. Бригады рабочих сменялись каждые два часа: смены пришлось сделать короткими из-за мороза[570]. Работа оказалась крайне тяжелой. Из-за сильного мороза замерзший грунт не поддавался, хотя рабочие жгли костры. Хуже того, при попытке проделать в почве скважины бур наткнулся на препятствие: это оказался фундамент древней стены. Пришлось взрывать его динамитом. Чтобы вскрыть почву, потребовалось около шестидесяти зарядов. Утром накануне похорон фундамент еще не был готов.
Пока шли взрывные работы, сама гробница сооружалась где-то в другом месте; 26 января она была установлена на фундамент. Ввиду недостатка времени, колоннаду на вершине центрального куба соорудить не успели, размеры гробницы пришлось сделать меньше первоначально запланированных, из предусмотренных Щусевым двух входов остался один[571]. Строительство было завершено в день похорон. В тот же день рано утром Бонч-Бруевичу представили макет надписи на фасаде гробницы. Текст гласил:
1924
СССР
ВЛАДИМИРУ ИЛЬИЧУ ЛЕНИНУ
Бонч-Бруевич зачеркнул все это и написал просто: ЛЕНИН[572].
В завершенном виде деревянная гробница выглядела приземисто и безобразно. Все три кубических корпуса, а также ступенчатое завершение центрального куба выкрасили серой краской (под камень). Края в знак траура обвели черным. К фасаду прикрепили большие черные буквы, образующие надпись ЛЕНИН. Внутренние стены гробницы были обтянуты красной материей, в разрезах виднелись черные полосы. На потолке, над платформой, где стоял гроб, помещалось сделанное из черного крепа изображение молота и серпа[573]. По всему зданию, а также вокруг него были разбросаны смерзшиеся венки разнообразных форм и размеров. После похорон Ленина работы продолжились: гробницу приводили в соответствие с первоначальным проектом. Одновременно было объявлено, что «монументальная» гробница будет сооружена весной.
Деревянный мавзолей
Через неделю с небольшим после похорон Ленина Леонид Красин выступил в «Известиях» со статьей, озаглавленной «Архитектурное увековечение Ленина». Эта статья положила начало оживленной дискуссии по поводу будущего Мавзолея. Красин подчеркивал, что гробница Ленина — сооружение мировой важности, призванное превзойти Мекку и Иерусалим. Гробница должна быть внушительной, но простой и не вступать в соревнование с прославленной архитектурой Кремля. Красин предложил, чтобы непосредственно на гробнице была устроена трибуна; отсюда деятели партии смогут обращаться с речами к собравшимся на Красной площади массам. По этой причине не следует украшать гробницу крупными скульптурными монументами. Что касается надписи, то она должна остаться прежней: ЛЕНИН. В заключение Красин заверял, что не ставит перед собой цели добиться всеобщего одобрения его замысла, а хочет открыть широкую дискуссию, которая развернулась бы на собраниях трудящихся, партийных собраниях и в прессе[574]. Иными словами, он замыслил привлечь народные массы к возвеличиванию памяти Ленина. Не только будущее здание, но и сама его концепция должны были внушать народу энтузиазм.
Так оно и оказалось. На статью Красина откликнулось множество художников и архитекторов, выдвинувших собственные предложения; в их эскизах отразились самые различные мнения по поводу того, как сделать гробницу Ленина наиболее значительным из всех московских монументов, посвященных вождю, и каким, символическим или образным, может быть ее решение[575]. В то же время в редакции московских газет поступали сотни предложений, касающихся облика будущей гробницы. Один дипломатический служащий предложил воздвигнуть над могилой Ленина гигантскую башню. Она должна была «походить на Эйфелеву, только быть еще выше». В цоколе башни располагалась бы на виду непрерывно рокочущая громадная турбина; с вершины монумента радио- и телеграфная станции посылали бы сообщения во все концы земли; последнюю символизировал бы венчающий здание шар[576]. По мнению художника В. Е. Татлина, Мавзолей должен был стать «триумфом инженерного техницизма» и вмешать огромное количество посетителей. Внутри Татлин предлагал разместить гигантских размеров зал и бюро информации, оборудованное радиостанцией и (сверхсовременная деталь) тремя сотнями телефонов[577].
Этому потоку предложений дали толчок статья Красина и объявление, опубликованное несколькими днями ранее, в котором все желающие приглашались принять участие в конкурсе на лучший проект Мавзолея[578]; сыграл роль и сохранившийся с дней траура повальный интерес ко всему, что было связано с Лениным.
В нервной, лихорадочной атмосфере тех дней, когда не было конца славословиям и в прессе наперебой высказывались мнения относительно конструкции гробницы, странно выглядела заметка в «Правде»: авторы — девятнадцать членов партии и комсомола протестовали против ленинского культа и планировавшегося строительства Мавзолея. Они ссылались при этом на открытое письмо Крупской от 30 января 1924 г., в котором вдова вождя призывала не воздвигать в его память монументов. Далее в заметке говорилось: «Преклоняться надо не перед трупом товарища Ленина, а перед его делом». Лица, подписавшиеся под статьей, предлагали ряд мер по улучшению условий жизни советского народа (таких, как строительство домов и электростанций), которые, как не что иное, способны прославить имя Ленина в веках[579]. Примечательно, что протест против строительства Мавзолея и поклонения телу вождя увидел свет именно в партийном печатном органе. Однако издателем «Правды» являлся Бухарин, и, вполне вероятно, он воспользовался случаем, чтобы высказать свои взгляды на данный предмет. Разумеется, «Известия» ничего подобного не публиковали[580].
Протест «Правды» прошел незамеченным: в редакцию «Известий» продолжал стекаться поток грандиозных проектов и замыслов. Однако, по каким-то соображениям, Комиссия по похоронам проигнорировала результаты ею же объявленного конкурса, и 21 февраля Красин вместе со своим сотрудником Ильей Чивчивадзе остановил выбор на одном из эскизов Щусева, изображавшем деревянный Мавзолей; значительно более скромный, чем большая часть предложенных монументов из камня или металла, новый Мавзолей все же выглядел намного внушительнее, чем невзрачная гробница, спешно возведенная за последнюю неделю января[581]. Причина этого решения была простой: проектирование и строительство такого архитектурного сооружения, которое стало бы достойной данью памяти покойного вождя, заняло бы слишком много времени. А между тем останки надлежало поместить во временную, но достаточно нарядную и удобную для посетителей гробницу. Предшествующая структура из трех кубических объемов не удовлетворяла этим требованиям; кроме того, в ней негде было установить аппаратуру, необходимую для поддержания сохранности тела.
Согласно замыслу Щусева, новый деревянный Мавзолей должен был вдвое превосходить объемом предыдущий и иметь значительно более изящный облик. Он представлял собой единое, гармоничное здание не очень больших размеров, однако завершение из деревянных столбов зрительно увеличивало его высоту. Вместо двух вестибюлей был предусмотрен один, центральный. В проекте было воплощена, в частности, идея Красина: Мавзолей служил не только гробницей, но также и главной трибуной. Щусеву было предложено предусмотреть в верхней части сооружения место для ораторов и, соответственно, ведущие туда лестницы.
В начале марта Комиссия по похоронам утвердила план Щусева[582]. Через две недели строительство Мавзолея началось и продолжалось весь апрель, одновременно с повторным бальзамированием останков[583]. К 1 мая 1924 г. здание было почти готово. Во время празднования Первомая знаменосцы торжественно склонили перед Мавзолеем флаги[584].
10 мая, незадолго до полного завершения строительства, впервые была использована по назначению одна из трибун; после самоубийства Ю. Х. Лутовинова, одного из прежних участников «рабочей оппозиции», там проходила траурная церемония; вожди поднимались по деревянной лестнице и обращались к толпе с трибуны. Часть ораторов принадлежала к числу тех, кто противился идее сохранения тела Ленина: это были Бухарин и Троцкий[585].
К концу мая, когда в Москве был созван Тринадцатый Съезд партии, работа над сооружением Мавзолея подошла к концу. 23 мая делегаты съезда собрались на Красной площади и выслушали обращения с трибуны Мавзолея. В их присутствии 10 000 юных пионеров прошли маршем перед Мавзолеем и дали торжественную клятву быть верными заветам Ленина[586]. Затем делегатов пригласили войти в Мавзолей и осмотреть набальзамированные останки их покойного вождя[587]. Они стали первыми посетителями, допущенными к телу Ленина, с тех пор как Воробьев и Збарский приступили к своей работе. По завершении этого особого показа Мавзолей был вновь закрыт.
Затем Мавзолей был вновь открыт на один день по особому поводу: в середине июня в Москве собрался Пятый Конгресс Коминтерна. 19 июня заседание конгресса состоялось на Красной площади. На трибуне Мавзолея с речью в честь Ленина выступил Калинин. Присутствовало пятьсот делегатов конгресса и толпа из 15 000 человек[588]. Делегаты спустились в Мавзолей и проследовали мимо тела. Газеты того времени воспользовались этим случаем, чтобы ознакомить своих читателей с их будущим объектом паломничества: «Владимир Ильич лежит открытый, как в Доме Союзов. В благоговейной тишине, будто боясь нарушить покой уснувшего вождя, проходят делегаты медленно, не отрывая глаз от облика покойного»[589].
Торжественное открытие
Публичное открытие Мавзолея Ленина и первый показ набальзамированных останков широкой публике были назначены на 6 часов вечера 1 августа 1924 г. Комиссия по увековечению оповестила об этом событии заранее. В то же время, поскольку в гробницу открывался регулярный доступ посетителей, были обнародованы правила осмотра. Посетители из разных мест должны были прибывать в Мавзолей группами. Не разрешалось вносить в Мавзолей личные вещи: посетителей, имеющих при себе портфели, записные книжки, трости, зонты и тому подобное, останавливала охрана[590].
Открытие Мавзолея было ознаменовано торжественной церемонией. По Красной площади прошествовала колонна коммунистов. У Мавзолея ее встретили члены Комиссии по увековечению. Площадь переполнили тысячи зрителей; они наблюдали, как в Мавзолей было внесено знамя Парижской Коммуны — дар от французской компартии. Знамя поместили в специальный футляр в стене гробницы[591]. Затем в течение многих часов через Мавзолей проходили желающие осмотреть набальзамированные останки.
Они вступали в Мавзолей через центральный портал, под громадными черными буквами: ЛЕНИН. Наружные деревянные балки здания были покрыты лаком, на них выделялись большие круглые головки гвоздей. Мощеное камнем прилегающее пространство обнесли оградой, в образовавшемся дворике высадили цветы и декоративный кустарник. Во дворике и у портала стояли вооруженные часовые. Посетители вступали в здание и по лестнице, покрытой красным ковром, спускались в коридор; вдоль стен его тянулся красно-черный геометрический орнамент[592]. Коридор вел в небольшое помещение, где покоилось тело. Рисунок стен и здесь был красно-черным, красный потолок украшало черное изображение молота и серпа. Посетители, следуя вдоль заграждения, обходили комнату по периметру.
Тело можно было наблюдать через стеклянную крышку саркофага, где оно покоилось на красной обивке. Ленин был одет в китель цвета хаки с орденом Красного Знамени и значком члена Центрального Исполнительного Комитета на груди. Руки были сложены на груди. Нижнюю часть туловища прикрывала черная и пурпурная атласная ткань. В голове и в ногах стояли часовые с примкнутыми к винтовкам штыками. Делегации рабочих, солдат и прочие посетители продолжали входить в двери Мавзолея до позднего вечера.
3 августа тело Ленина было показано зарубежным журналистам. «Тело находится в прекрасном состоянии, — сообщал Уолтер Дюранти. — Специалисты-медики, которые проводили бальзамирование, уверяют, что не пользовались ни воском, ни красящими веществами, однако лицо имеет совершенно естественный вид, следов пигментации не заметно, тело не уменьшилось в объеме, черты не съежились. Специалисты ухитрились даже изобразить на лице покойного улыбку»[593]. Збарский сравнивал результат своих совместных с Воробьевым трудов с мумиями египетских фараонов. Он указал журналистам, что египтяне умели сохранять тела своих властителей, но черты лица при этом становились неузнаваемыми. Ленин же, напротив, выглядит просто спящим. Збарский добавил, что полная стоимость бальзамирования составила всего лишь 7500 долларов, «ничтожно малую долю богатств, которые египтяне тратили на тела своих фараонов, сановников и верховных жрецов»[594]. По словам профессора, комиссия экспертов, осмотревшая тело, рассчитывала, что, как минимум, в ближайшие три-четыре десятилетия нежелательных изменений не наступит. Збарский выразил мнение, что при условии поддержания постоянной температуры «тело Ленина будет сохраняться вечно». То, что совершили они с Воробьевым, церковь назвала бы чудом, однако это не чудо, а торжество науки: «Русская церковь провозглашала чудом нетленность тел православных святых. Однако мы совершили то, что еще не известно современной науке… Мы проработали четыре месяца, применяя определенные соединения, достаточно широко используемые ныне химиками. Ничего чудесного в этом нет»[595].
Збарский, по-видимому, надеялся, что его труд продемонстрирует советскому народу и всему миру успехи советской науки. Однако в намерения Комиссии по увековечению, а также тех из числа руководителей партии и правительства, кто выдвинул и поддержал идею сохранить тело вождя, входило большее. Набальзамированное тело Ленина, выставленное в самом сердце Москвы, должно было сделаться главным и нагляднейшим символом культа, учрежденного на долгие времена. Набальзамированному телу, по замыслу комиссии, предстояло служить постоянным напоминанием о присутствии Ленина. Тело, помешенное в гробницу, вызывало благоговение и в то же время было доступно: именно такой кумир предлагали в качестве объекта почитания организаторы культа Ленина. Ленина мог видеть всякий, кто готов был часами стоять в очереди перед Мавзолеем. Ленин соединял в себе святого, царя и мученика, пожертвовавшего собой во имя революции.
Канонизация Ленина свершилась — об этом свидетельствовало не только обращение с его телом, но и тон биографов, которые делали из Ленина пророка и политического чудотворца, плакаты, похожие на иконы, лозунги и хвалебные слова — из них следовало, что Ленин жил и умер во имя освобождения угнетенных. Ленин мертвый продолжал служить народу, направляя его и защищая.
Зарубежные посетители Москвы часто испытывали изумление при виде людей, поклоняющихся мертвому телу; особенно странное впечатление производил этот культ в 1920-е гг., когда человечество ничего подобного еще не знало. В 1928 г. Теодор Драйзер писал:
«Я слышал не единожды, что о его набальзамированном трупе, который выглядит сейчас точно так же, как в день смерти, идут суеверные толки. Говорят, что пока он пребывает там в целости и сохранности, коммунизм будет побеждать, а новая Россия — успешно развиваться. Если же — тут рассказчики переходят на шепот — с телом что-нибудь произойдет, хотя бы поблекнет кожа, нужно ждать больших и невеселых перемен — прекрасной ленинской мечте придет конец.
Мистицизм, имя тебе — славянин!»[596].
Другие западные наблюдатели часто отмечали, что культ Ленина введен взамен русскому православию, которое подвергалось в то время все большим гонениям со стороны правящего режима. Непосредственно после похорон в статье для «Нью-Йорк Таймс» Дюранти рассуждал следующим образом: «Многие живущие здесь иностранцы, которые имели возможность хорошо изучить славянский характер, уверяют, что в скором времени у „святой гробницы“ Ленина начнутся „чудеса“, по крайней мере, случаи временного исцеления от недугов, как бывает с лицами, склонными к истерии. Иностранцы гадают, как это скажется на крестьянских массах, которые ныне более чем прежде склонны к суевериям, притом что официальная религия претерпела тяжелые удары от большевиков, имущество церкви конфисковано и, в довершение всего, православие постиг раскол»[597].
Однако сообщений о чудесах не последовало; Ленин сделался официальным святым партии, но нет свидетельств того, что народные массы были искренне готовы поклоняться его останкам. Культ Ленина являлся не заменой религии, а попыткой партии слить воедино религиозные и политические ритуалы, с тем чтобы внушить энтузиазм народу. Вероятнее всего, людей влекли — и влекут — к Мавзолею не соображения духовного характера, а верность политическому долгу и общепринятым нормам поведения или даже нездоровое любопытство. В любом случае, гробница с телом вождя — примечательное зрелище. Визит в Мавзолей запоминается надолго, он проходит торжественно, в окружении часовых, которые призывают посетителей к молчанию и не дают процессии замедлить ход, сверкают полированные стены из серого и черного мрамора с красными зигзагами, фигура Ленина залита розоватым светом. Ни одно творение Агитпропа не идет ни в какое сравнение с ленинским Мавзолеем.
О теле Ленина циркулируют различные рассказы и слухи; часто повторяется, что фигура в Мавзолее сделана из воска[598]. Нет никакой возможности установить точно, действительно ли в саркофаге покоится набальзамированный труп. Как правило, сторонники советской системы утверждают, что останки подлинные, «клеветники» же называют их восковой куклой — и то и другое свидетельствует о том, что телу, выставленному в Мавзолее, придается символическое значение. С 1918 г. прославление Ленина сделалось общим приемом политической риторики, средством выказать лояльность большевистскому режиму. В 1924 г. в подобных случаях прибегали к мистической формуле «Ленин жив». За уверениями, что тело «настоящее», скрывается отчасти тот же смысл. Принимая на веру официальный миф (не обязательно лживый — некоторые мифы не расходятся с действительностью), говорящий декларирует таким образом преданность системе.
В произведениях фольклора, которые появились после смерти Ленина, прослеживается популярный миф о том, что Ленин не умер, а продолжает жить среди народа. В узбекской сказке, относящейся к 1925 г., описывается, как Ленин бродит по горам в поисках правды; в 1926 г. сельский корреспондент с Северного Кавказа пересказывал местную легенду о том, что «Ленин жив, но он тайно ходит по земле и следит за работой Советской власти», а похоронен вместо него кто-то другой[599]. Существовала и другая вариация этой темы: Ленин покоится в Мавзолее, но не мертвый, а спящий. Об этом говорится в стихотворении, которое было опубликовано в Сибири в 1924 г.:
Нет! Не умер, не умер Ленин!
Нет! Не умер Ильич, он жив!
Разлетайтесь, смертные тени!
Мы не верим проклятой лжи!
Он, безмерное бремя подъявший,
Он не умер, он только спит;
Отдыхает наш вождь уставший
Под гранитом могильных плит[600].
Наиболее поразительная из всех историй, повествующих о жизни Ленина после мнимой смерти, была распространена в 1925 г. среди крестьян Вятской губернии. Она называлась «Хитрый Ленин». Начинается она с того, что Ленин однажды листал книги и газеты, и всюду говорилось о нем. «Дескать, что нам перед Антантой страшиться, что перед Америкой бояться, когда у нас есть Владимир Ильич Ленин». Ленина одолела забота, сможет ли страна обходиться без него; послал он за самыми лучшими советскими докторами и велел им сделать так, чтобы он по виду казался мертвым, а на самом деле был живым. «Что ж, — отвечает доктор, — это можно. Положим тебя не в могилу, а в комнату просторную, а для прилику стеклом накроем, чтобы пальцем никто не тыкал, а то затычут».
И вот, в скором времени объявили, что Ленин умер. Народ заплакал и заохал: «Что теперь делать будем? Того и гляди англичане с французами присунутся». Но Калинин стал утешать народ и уговаривать его не плакать, а вместо этого взяться за работу. Ленина положили в горницу, которую назвали Мавзолеем, а к двери приставили часового. Лежал Ленин день, два, неделю, вот и месяц прошел — надоело Ленину лежать. Однажды ночью прокрался он наружу через заднюю дверь и пошел в Кремль, где собрались комиссары. Комиссары только-только разошлись. Ленин нашел двух служителей, которые полы подметали и подслушивали у дверей, и спросил, о чем там говорили. «Про Ленина не поминали? Как же. Поминали… Вот, говорят — Ленин умер, зато коммунистов-то чуть не в два раза больше стало, — теперь только пикни Антанта». Ленин вернулся в Мавзолей и довольный лег под стекло.
На следующий день пошел он на завод. Спрашивает рабочих, партийные они или нет. Те отвечают: «До смерти Ленина в беспартийных ходили, а теперь в коммунистах. Ленинцы». Ленину это очень понравилось. На третью ночь отправился он в дальнюю деревню. «В одной избушке огонек светился. Подошел Ленин: „Можно отдохнуть у вас?“ „Заходи“. Входит Ленин и диву дается. Икон нет. Красивые плакаты везде. Портреты. Ленин нарочито спрашивает: „Вы что же, некрещеные?“ „Мы, товарищ, в гражданах состоим, а в нашем доме читальня, а этот вот уголок Ленина…“ „Ну, а как житье-то мужицкое?“ „Да не так, чтоб уж очень, а все-таки вроде налаживается…“ Вышел Ленин из избы радостный, в мавзолей лег успокоенный, и спит вот уже много дней после своих странствий. Теперь уж наверно скоро проснется»[601].
Сказ «Хитрый Ленин» показывает, что культ вождя коммунистов вместе со всеми своими атрибутами, успел уже внедриться в фольклор и народная фантазия наделила Ленина бессмертием. Сказы о Ленине заставляют вспомнить знаменитую легенду, распространившуюся после смерти в 1825 г. Александра I. Согласно этой легенде, император не умер, а бродит по России, переодетый странником[602].
Судя по сходству двух преданий, которые повествуют о посмертной судьбе двух российских властителей, можно заключить: за тот век, что отделяет смерть Ленина от смерти Александра, несмотря на происшедшие за это время крупные революции, политические позиции русского крестьянства не изменились. Культ Ленина во многом сходен с «наивным монархизмом» — как своими конкретными деталями, так и силой эмоционального воздействия. Ленин — герой официального мифа и хвалебных газетных статей — родственен справедливому царю древности, Ивану Грозному или же Петру Великому, который любил и благодетельствовал народ, а по отношению к его угнетателям был гневен и беспощаден. Культ Ленина достиг поставленной цели — надолго стабилизировал политическую жизнь в Советском Союзе и узаконил власть компартии — отчасти благодаря тому, что на него оказала преобразующее влияние традиционная крестьянская культура.
Но в еще большей степени успех культа связан с его внешним, а также и внутренним сходством с религией. Истоки культа тела Ленина как искусственно созданной религии следует искать в восприятии патриархальным народным сознанием ранения и смерти вождя; однако у культа были три конкретных творца: Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, организатор похорон и знаток русского сектантства; Леонид Красин, не скрывавший своей веры в физическое бессмертие, и Анатолий Луначарский, нарком просвещения и главный богостроитель. За десять с лишним лет до смерти Ленина Луначарский заявлял, что социализм должен создать новую религию, в которой богом будет человек — все человечество. Он провозглашал, что человеческая общность, «всеобщая связанность», преодолеет смерть и достигнет бессмертия.
В 1919 г. Луначарский в скрытой форме вновь вернулся к своим ранним идеям богостроительства[603]. В 1923 г. он принял участие в борьбе с религией и писал, что «„вера в личное бессмертие“ — это „крестьянское верование“, которое ни один разумный человек не может принимать всерьез»[604], однако представляется очевидным, что он при этом по-прежнему оставался богостроителем. На следующий же год он с горячностью принялся обожествлять Ленина. Его статья, напечатанная в день похорон, отличалась религиозной образностью и славила Ленина с фанатическим пылом.
«Пройдет 100 лет, в мире давно уже будет установлен новый светлый порядок. И люди, оглядываясь назад, не будут знать эры более возвышенной, более священной, чем дни этой российской революции, начавшей революцию мировую. И поэтому не будут знать человеческого образа, внушающего больше благоговения, любви и преданности, чем образ не только пророка, не только мудреца нового коммунистического мира, но и его зачинателя, его борца, его мученика, ибо Владимир Ильич сгорел еще в сравнительно молодые годы, привел в полную негодность свой гигантский мозговой аппарат… вследствие непомерной, нечеловеческой, чудовищной работы… Мы видели человека, человека с большой буквы. В нем… сосредоточились лучи света и тепла»[605].
И в 1925 г., в стихотворении «Картина», Луначарский объявил Ленина вечно живым:
Смотри, в тумане маяком
Стоит там, тверд и неизменен,
Всегда живой Предсовнарком,
Путеводитель мира — Ленин![606]
Бессмертию Ленина было посвящено в те дни немало восторженных поэтических строк, однако говоря о Луначарском, следует иметь в виду его юношеское увлечение идеей обожествления человечества: автор стихов предстает перед нами вдохновенным богостроителем, который нашел, наконец, своего, большевистского, бога. В августе 1924 г. Луначарскому представилась возможность внести реальный вклад в дело бессмертия Ленина — гения и творца: ему было поручено заказать проект постоянного каменного Мавзолея, вечного хранилища останков вождя.
Поиски вечной гробницы
Постоянный Мавзолей Ленина призван был упрочить культ вождя и служить его символом. Строительство каменного Мавзолея было задумано еще в конце 1924 г. 13 ноября Комиссия по увековечению впервые ознакомилась с планами его создания — докладчиками были Красин и Луначарский. Были перечислены основные требования к будущему зданию: наличие центрального зала, где стоял бы саркофаг, подземного помещения для аппаратуры, обеспечивающей сохранность тела, и достаточно большого вестибюля — чтобы посетителям не приходилось долго стоять в очереди на открытом воздухе в холодную погоду[607]. Как известно всем гостям Москвы, последнее из этих требований не соблюдено: от необходимости стоять в очереди два часа и более освобождены только иностранные туристы. Каждый день, когда открыт Мавзолей, в любую погоду, нескончаемые ряды паломников извиваются по Александровскому саду и тянутся по Красной площади; это зрелище советская пресса неизменно описывает с гордостью, усматривая в нем свидетельство неослабной народной любви к Ленину.
В осуществленном проекте Мавзолея нет также и серии фресок, которыми намеревались украсить внутренние стены; живопись должна была изображать основные этапы мировой революции с упором на роль в них Ленина[608]. Этот замысел напоминает о широко распространенном в то время плакатном жанре; в центре композиции плаката помешался портрет Ленина, а вокруг — сцены революционной борьбы, а еще чаше — счастливой и созидательной жизни советского народа, благодарить за которую следовало Ленина. К этому обычному пропагандистскому приему — показать достижения в социальной и экономической сфере и связать их с именем Ленина — проектировщики каменного Мавзолея решили, в конечном итоге, не прибегать; в качестве декора был избран абстрактный орнамент, наподобие того, что украшал стены временного деревянного Мавзолея.
На основании ноябрьского доклада Красина и Луначарского Комиссия по увековечению приняла решение пригласить к участию в первом этапе конкурса не только архитекторов, но также всех, кто имел отношение к изобразительному искусству «и даже каждого мыслящего человека»[609]. Далее в резолюции говорилось о намерении создать специальный комитет, в задачу которого входила лишь выработка условий конкурса. Во главе этого комитета был поставлен Анатолий Луначарский.
Конкурсный комитет был сформирован 10 декабря, а месяцем позднее, 9 января 1925 года, «Конкурс 1-й ступени проектов на сооружение монумента В. И. Ленину на Красной площади в гор. Москве» был официально открыт. Желающим принять участие в конкурсе разъяснили, что монумент станет вместилищем останков Ленина, а потому нужен центральный зал, где будет выставлено тело, и подземное помещение для аппаратуры. Под землей необходимо было поместить также музей — хранилище ленинских книг и рукописей — и зал ожидания, вмещающий до двухсот человек. От фресок со сценами из истории революционного движения к тому времени еще не отказались; кроме того, Мавзолею предстояло дополнительно служить трибуной: требовались места для оратора или ораторов. Архитектура Мавзолея должна была гармонировать с обликом Кремлевской стены и Красной площади, отличаться простотой, динамизмом и выразительностью. Помимо условий для конкурсантов, комитет обнародовал список призов: за десять лучших проектов было обещано денежное вознаграждение размером от 400 до 1000 рублей[610].
По замыслу Луначарского, конкурс должен был проводиться в три этапа. На первом этапе предполагалось привлечь провинциальную художественную общественность и широкие слои интеллигенции. Проектирование Мавзолея было задумано как часть кампании по пропаганде ленинизма. Организаторы надеялись, что лучшие творческие умы страны примут вызов и займутся изобретением архитектурных форм, наиболее подходящих, чтобы увековечить имя Ленина. Три самые удачные проекта планировалось воплотить в виде моделей, модели запечатлеть на кинопленке и демонстрировать на экране, установленном на Красной площади[611]. Наилучший из трех проектов организаторы намеревались положить в основу будущего каменного здания Мавзолея, в котором навеки упокоится тело Ленина.
Конкурсы объявлялись дважды в 1925 г. и один раз в 1926 г., проекты необходимо было представить не позже апреля 1926 г. В том же году в мае состоялась встреча специального подкомитета наркомата просвещения; члены подкомитета рассмотрели поступившие проекты и представили доклад наркому Луначарскому. Было признано, что желаемый пропагандистский успех достигнут; конкурс получил широкий отклик среди художников, архитекторов, рабочих, крестьян и представителей трудовой интеллигенции, в частности школьных учителей.
На конкурс поступило 117 проектов. Их распределили на три категории: непригодные, сомнительные и, наконец, достойные участвовать во втором этапе. Почти половина представленных проектов была отвергнута как заведомо неприемлемые. По большей части это были дилетантские измышления. Некоторые проекты были забракованы без долгих рассуждений, как «явно нелепые и фантастические по замыслу или идеологически одиозные», в частности один эскиз, на котором Мавзолею была придана форма церкви. Многие идеи оказались неосуществимы технически. Один из авторов задумал гигантский блок, который вместил бы в себя трактор, локомотив и текущий ручей — все это в постоянном движении. Другой проект, озаглавленный «Заря новой жизни» охватывал всю Красную площадь и часть берега Москвы-реки; комплекс должны были освещать пять громадных прожекторов, установленных в различных точках города. Третий конкурсант предложил соорудить исполинскую статую Ленина, высотой в пятнадцать-двадцать этажей, а внутри оборудовать залы заседаний для высших государственных органов. В списке отвергнутых оказались и проекты, которые не отвечали условиям конкурса, среди них, например, такие, в которых не предусматривалось помещения для показа тела посетителям. В категорию «сомнительные» попали 39 проектов, пригодных лишь с существенными доработками. Некоторые из предложенных зданий по тем или иным причинам невозможно было соорудить в пределах Красной площади, другие формально отвечали условиям конкурса, но грешили «дурным мещанским вкусом». 25 предложений были помечены как «приемлемые» и представлены Луначарскому для более тщательного изучения[612].
Некоторые конкурсанты сопроводили свои проекты обширными пояснительными записками. Некто Г. Губанов представил проект под названием «Пролетарское творчество», с трибуной в форме винта и двух гаек; по спирали винта были развешены лозунги. Проект включал в себя скульптурную группу, изображавшую встречу Ленина с представителями Третьего Интернационала. Автор приложил к проекту пояснение: «Жизнь и деятельность Ленина так многообразны, что отражают собой целую эпоху: вождь и борец, гуманист и реформатор в одинаковой мере выступает на первый план, превращая жизнь в легенду, а личность в миф». В монументе, продолжал он, отражена забота Ленина о развитии российской индустрии как источника будущего благосостояния страны, а «символом индустрии… могут служить колесо, рычаг, винт»[613].
Мысль о том, чтобы воздвигнуть в честь Ленина монумент в форме винта кажется безумной, однако подобный замысел был реализован в Сталинграде; 1 мая 1925 г. там состоялось открытие памятника Ленину, который представлял собой статую вождя, водруженную на винт[614]. Более того, вертикально поставленный, гигантских пропорций винт встречается далеко не в одном проекте Мавзолея. В проектах Мавзолея, разработанных для других городов, преобладали обелиски и устремленные в небеса башни. Конкурс на проект своего собственного Мавзолея (разумеется, без тела внутри) проводила, например, Одесса. В данном случае на фантазию авторов не накладывалось таких ограничений, как в Москве, где здание нужно было вписать в архитектурный ансамбль Красной площади, поэтому их предложения пышны, причудливы и поражают своей грандиозностью.
За два года после смерти Ленина местная художественная общественность во многих крупных городах была привлечена к проектированию памятников Ленину. Конкурс проектов Мавзолея Ленина в Москве явился лишь частью большого плана, состоявшего в том, чтобы направить творческую энергию советских деятелей искусства на безудержное прославление памяти покойного вождя. Есть основания полагать, что конкурс, затеянный Луначарским и широко освещавшийся в прессе зимой 1924/25 г., служил той же главной (а может быть — единственной) цели, что и публичная дискуссия по поводу первого Мавзолея: это была кампания по политизации художников и архитекторов страны. Об этом говорит тот факт, что в конечном итоге все 117 конкурсных проектов были отвергнуты и в 1929 г., вновь назначенная правительственная комиссия по сооружению постоянного Мавзолея, поручила А. В. Щусеву просто повторить в камне уже существующий деревянный Мавзолей[615].
Из этого решения, несомненно, следует, что постоянная демонстрация останков Ленина была сочтена возможной и желательной. В 1924 г. профессор Збарский заявил иностранным журналистам, что, по его расчетам, тело Ленина может храниться вечно. Однако двумя десятилетиями позже он признался, что солгал. «Надо сказать, — писал он в 1924 году, — что после окончания нашей работы у нас в этом уверенности не было…». Збарский добавил, что на вопрос, насколько длительный эффект обеспечит бальзамирование, он дал привычный ответ: «трудно предвидеть, но за срок в два-три года можно поручиться»[616]. К лету 1929 года набальзамированное тело Ленина не претерпело никаких видимых изменений. Разумеется, не всех посетителей оно приводило в восторг. Николай Валентинов побывал в Мавзолее Ленина в 1927 или 1928 г. Он вспоминал, что при виде «небольшой лакированной куклы с желтенькими усами», которая не имела ничего общего с тем Лениным, которого он знал, он почувствовал отвращение[617].
Мавзолей Ленина оставался центром массового паломничества пять лет. В июле 1929 г. через три месяца после принятия Шестнадцатым съездом партии первого пятилетнего плана, началось сооружение нового Мавзолея Ленина.
Место последнего упокоения
Весной 1930 г. Сталин уложил Ленина покоиться в Мавзолее из гранита, порфира и лабрадора. Сооружение нового Мавзолея не сопровождалось бурной пропагандистской кампанией и мало освещалось прессой. Как выбор времени для этого события, так и прочие обстоятельства дают повод заключить: постоянный Мавзолей Ленина должен был сделаться свидетельством триумфа советской науки и техники — одного из многих в годы первой пятилетки, а также стать пьедесталом для нового вождя — Сталина.
Строительство нового Мавзолея заняло год и четыре месяца и осуществлялось под наблюдением правительственной комиссии; во главе стоял соратник Сталина, нарком обороны Климент Ворошилов. Работа была выполнена Мосстроем, начальником которого был инженер И. В. Певзнер[618]. В новом Мавзолее была в основном повторена конструкция старого. Вначале Щусев намеревался сделать сооружение двухцветным (красно-черным), использовав привычные цвета ленинского культа. Затем он дополнил проект серым гранитом. Серое, объяснял он, это «рабочий» цвет[619]. Здание было закончено в октябре 1930 г., тогда же была проведена большая реконструкция Красной площади.
1 ноября 1930 г., в центре пятой полосы газеты «Правда» появилась небольшая скромная заметка, посвященная окончанию строительства. Вот ее первый абзац:
«Мавзолей Ленина построен. Беспримерно сложная работа по его сооружению длилась год и четыре месяца. Виднейшие заграничные и советские архитекторы, информированные об общей кубатуре памятника, о неслыханном количестве полированных громад, о многотонных монолитах камня, определяли срок строительства пятью годами. Мавзолей Ленина построен рабочими Советской страны в год и четыре месяца».
Далее в статье описывались различные материалы, использованные в конструкции этого монументального сооружения, в том числе порфир, из которого выполнена надпись ЛЕНИН. Была воздана честь архитектору и строителям. Только сам Ленин не был упомянут. 7 ноября Сталин и его соратники стояли на трибуне Мавзолея и принимали приветствия ликующих толп. Ворошилов выступил с официальной речью по случаю революционного праздника[620]. Четырьмя днями позже, в подвале второй полосы «Правды» появилась крохотная заметка, известившая, что накануне впервые был открыт каменный Мавзолей.
«10 ноября в 3 часа 45 мин. открылись двери нового Мавзолея. Отряд курсантов школы ВЦИК стал в почетный караул. Ровно в 4 часа был открыт доступ в Мавзолей.
Огромная очередь желающих попасть в Мавзолей стала проходить внутрь»[621].
Ленинский Мавзолей был представлен гражданам Советской России как всего лишь очередной успех в ходе пятилетки. Конец строительства постоянного Мавзолея относился как раз к тому времени, когда Ленин в качестве объекта прославления стал уступать место сталинской России и самому Сталину. Каменный Мавзолей символизировал собой угасание культа Ленина. В годы правления Сталина культ Ленина сделался холодным и безжизненным, как камень Мавзолея. Он славил мертвого, но не живого Ленина. Сталин, в самом деле, уложил Ленина покоиться в Мавзолее, и лишь когда пришел его черед умереть, бессмертный Ленин смог вновь возродиться.