«Дома», в разведке, играет с ребятишками. Как-то всю ночь укачивал на руках чужого крестьянского младенца и гудел басом: «Бай-бай».
…Кто напишет об этих засекреченных людях?
…В салоне за «кашицей» – разговоры о Севастополе. Немцы уже просчитались в сроках… В огонь бросили еще три немецкие и румынские дивизии. Севастополь дает уроки обороны современных городов. Ленинград гораздо сильнее Севастополя и обороной войсковой, и воздушной, и артиллерийской. Немцы должны будут многое пересмотреть в своих расчетах на штурм Ленинграда.
…Виделся с прилетевшим из Москвы работником НКВД товарищем В. Н. Ильиным.
…Москва сейчас бодра. Много людей, движение. Отремонтирован Большой театр. Открыт «Эрмитаж». На эстраде – Смирнов-Сокольский.
В Наркомате Военно-морского флота – белые воротнички, кортики. Обед с вином стоит двадцать пять – тридцать рублей. Официантки говорят приезжим ленинградцам: «С удовольствием подаем вам, товарищи-балтийцы!» А балтийцы рады – кушают за троих!.. Некоторые живут эгоистично. У них зависть к людям Ленинграда и Севастополя – героям, но чувство самосохранения сильнее, и они предпочитают удобства и безопасность… Поездка в Мурманск, например, считается опасной (мы смеемся).
ПВО в Москве налажена так, что англичане завидуют. Уйма аэростатов заграждения, мощная зенитная артиллерия и истребительная авиация.
На сессию Верховного Совета съехался весь дипкорпус, посмотреть на Москву, «поразведать».
Поболтали об общих знакомых. Пахнуло былой московской жизнью…
28 июня 1942 года.
С утра зенитный огонь по разведчикам. Политуправление просит днем выступить в Экипаже…
Обеспечил Л. Успенского необходимыми письмами в Москву и распростился. Успенский пробыл год в укрепленном районе. Это бывалый, опытный человек, культурный, дипломатичный. Работяга… Любопытно: вернется ли Успенский обратно?.. Все уезжающие на Большую землю там как-то застревают, оттягивают сроки…
Днем поехал в Экипаж. Идет отправка девушек в Кронштадт, на Ладогу и пр. Выступил для них.
В 3 часа 40 минут артиллерийский шквал по Международному проспекту (стреляют четыре батареи). У Клинского рынка убитые, раненые женщины и дети.
29 июня 1942 года.
Закончил работу над материалами о немецкой армии на Ленинградском фронте.
Севастополь бьется.
Жарко… Шквальные обстрелы.
Некоторая усталость… Продумываю дальнейшие работы…
30 июня 1942 года.
Беседа с начальником Пубалта о делах писателей, об обстановке.
КБФ активизирует действия. У Сескара и Лавансаари что-то готовится, возможен десант противника с целью запереть наши выходы. Наши катера сбили два «юнкерса». Проблема антимагнитного траления решена. Здесь мы оказались хитрее немцев.
Высокая оценка севастопольцев. Их подвиги исключительны…
Курско-купянский удар – либо попытка охвата на Ростов – Кавказ, либо подготовка удара на Сталинградское направление.
1 июля 1942 года.
…Вступаем во второе полугодие 1942 года. С.К. вчера сказала: «А может быть, война только начинается?» Мне думается, к зиме должны наметиться решения. Англия и США – огромными нечеловеческими усилиями СССР, примером СССР – кажется, выведены из наблюдательной позиции, о которой мы так резко говорили… Для главных участников борьбы – тяготы неимоверны. 1942-й только определит направление; дело, по-видимому, затянется и на 1943 год…
Наше решающее слово еще впереди!
Сводки положительные. Севастополь упорно бьется; на курском направлении – наш жестокий отпор; активизация на отдельных участках. Россия стоически бьется!
Англичане сдали Мерса-Матрух. Фронт катится к Александрии.
Третий удар англичан по Бремену. Думаю, что английская и американская авиация систематически приближают удары к Берлину, по которому, видимо, будут бить еще более жестоко.
Немцев гонят в «решающее наступление», но вера, выучка их – уже не те… Мы обязаны выстоять!
Из наших анекдотов. «Каков для Англии вариант победы?» – спросил английский главнокомандующий у одной известной гадалки… Та подумала и сказала: «Есть два варианта». – «Слушаю, миссис». – «Первый – военно-стратегический вариант: Бог пошлет двести тысяч ангелов с танками и пр. Второй вариант – фантастический: у английского народа лопнет терпение, и он сам начнет воевать». Неплохо.
…Светлый вечер. Прошлись по Литейному, где все так знакомо. Глаз совсем привык к военному облику улиц и толпы; сравнительно с зимой все дышит жизнью, везде люди, зелень. Внутреннее утомление и создавшаяся привычка мешают подмечать детали. Прошла рота девушек-краснофлоток…
По дороге купил у букиниста (для А. Крона) первое петербургское издание «Двенадцати» Блока. Надо отметить день рождения Крона (ему 33 года).
…В толпе на улице кто-то неожиданно сказал мне: «Почет вам и уважение». Я успел, от некоторого смущения и внезапности, только отдать честь…
У Дома искусств меня кто-то остановил – Сережа Казаков, бывший сосед, друг детства. Больше тридцати лет воспоминаний. Мы поговорили, условились встретиться. На душе было как-то смутно хорошо, какая-то нежность, растроганность… Жив Сергей, жив его брат Петр, с ним я был еще дружнее. Держимся, питерцы!
Так я шел по вечернему, сумеречному Невскому, среди светлых милых воспоминаний юности…
Вечер в честь дня рождения Крона… Провели время с девяти вечера до трех утра. Танцевали, острили, немного ухаживали за дамами. Рассказывали случаи из прошлого…
2 июля 1942 года.
Очень жарко…
Шел по лестнице – было мучительно трудно, в глазах началось мигание… Сердце давно не давало о себе знать, и вот… Впрочем, понятно – и жара, и утомление…
…Пишу и вдруг… вижу родной Севастополь, где был в девятнадцатом году с бронепоездами, где писал «Оптимистическую трагедию» в 1932 году. Видимо, город бьется из последних сил.
Немцы стремятся ускорить и усилить свои удары. Вырисовывается крупный план южной кампании – и в Африке, и в Азии, и в Европе.
Вечером прочел третью часть «Падения Парижа» Эренбурга. Бегло, очерково в ряде мест. Наиболее сильные главы – лирические, народные.
3 июля 1942 года.
Бои на улицах Севастополя. Месяц длится этот штурм.
Бои на Белгородском и Волчанском направлениях. Попытка вбить клин между нашими фронтами?
…Радио: Севастополь пал в борьбе.
Немцы могут выиграть еще ряд битв, но войны не выиграют.
Думаю о том, что сейчас ускорится борьба за Ленинград.
Враг стремится ковать железо, пока оно горячо… Есть у него успехи: Египет, Севастополь и т. п. Опять шум, опять у Гитлера надежды… Какие-то недовольства и колебания в Англии (парламентские прения)… Противник опять попытается играть ва-банк. Со звериным упорством он лезет к цели…
Силы сопротивления – хоть это и подмятая, обездоленная, покорно работающая Европа – велики… Все-таки это до трехсот и более миллионов людей, и немцам приходится второй год выдерживать давление всей этой массы… Оно повысится в Европе при усилении массовости актов саботажа, диверсий и пр.
Надо, даже не зная того, что страстно, жгуче хочется знать, – идти вперед!
Севастополь пал. Да здравствует возвращенный Севастополь! Он потерян временно, а триста тысяч фашистов под Севастополем выбиты навсегда…
4 июля 1942 года.
Меня просят приехать к летчикам 1-го гвардейского полка. Затем к начсоставу тыла КБФ. Надо поехать, объяснить обстановку и задачи по обороне Ленинграда.
…На Ленинградском фронте идут напряженные саперные работы, усиливаются дзоты, наблюдательные пункты, ставятся мины и пр. Еще интенсивнее стали работать снайперы.
5 июля 1942 года.
Воскресенье.
Солнечно, временами зенитная стрельба. Днем огневой налет. Готовлюсь к докладу на «Полярной звезде».
Центральные газеты за 3 и 4 июля. Более полный текст речи Черчилля; в ней есть очень беспокойные ноты. Удержатся ли англичане в Египте? Их оптимистические высказывания, комплименты нам и янки пока идут вразрез с их боевой деятельностью. Сто – сто пятьдесят тяжелых танков Роммеля колеблют все здание союзников?! Неужели англичане не выправят положение? Где же мощь почти миллионной английской армии на Ближнем Востоке?
…Был А. Крон, побеседовали. Я сказал ему:
– Лето трудное, но будем верить, что придет «8 августа» – день, когда в ту мировую войну немецкая армия была надломлена и потеряла темп[62]… Людендорф называл этот день «черным днем немецкой армии».
Готовился к докладу подводникам. В 7 часов 20 минут вечера поехал на «Полярную звезду». Радушнейший прием: «Помним ваши выступления в октябрьские дни 1941 года». Были и товарищи из армии. Оживленный разговор.
О подводной лодке Афанасьева (это та, где я был с Фадеевым перед ее походом):
«Лодка ходила 20 суток, ходила смело, несмотря на белые ночи, когда заряжаться было чрезвычайно трудно. Отовсюду просматривают, налетают, бомбят. И вот в опасной серо-голубовато-розовой ночи лодка все-таки всплывает, делает зарядку. Несколько атак. Командир стоит на мостике и, выгадывая лишние минуты для зарядки, подпускает атакующих. Затем в последний момент – под воду… Рвутся бомбы, заклепки дают местами течь. Были и воздушные налеты… Лодка снова смело всплывает и опять ходит, выискивая цели. Разведали фарватер противника, определили минные поля… Раз Афанасьев погнался (!) за каким-то катером – хотел взять «языка»… В конце концов высмотрел в Финском заливе солидный конвой: транспорт тысяч на десять тонн, с танками и артиллерией. Показал в перископ комиссару и другим: «Вот кого на дно отправлять будем», – и послал две торпеды. Через четыре минуты на поверхности только пятна, а их катера сопровождения спасали тонущих…»
В девять часов начали вечер. Я как бы отвечал сам себе на ряд вопр