ранга Вишневского выводили из Невы с боем и с дымовыми завесами. На катерах охранения ранен командир катера, убит боцман. Главная направленность внимания на торпедные катера, тральщики, ВВС, Подплав. (Противник готовит десантные средства.)
Северо-Западный фронт. 16-я немецкая армия, потеряв до 50 тысяч, вывела 40 тысяч и соединилась со своим соседом… Не дожали мы. Противник пытается активизировать действия своих частей в районе Ржев — Гжатск. Цель, видимо, — прорыв к Октябрьской железной дороге. Наши активизируют действия в глубине — к западу.
Охват Орла — Курска (нами).
Противник готовил до пятидесяти дивизий для внезапного удара на Ворошиловград и глубже в Донские степи с целью взятия Ростова. Одновременно — удар по Керчи для создания сплошного Кавказского фронта… Прорыв танков в степь вывел бы их сразу очень глубоко — в направлении Махачкала, сорвал бы значительно нефтеперевозки. Наши удары по трем направлениям (белгородское, харьковское и направление от Лозовой) упредили немцев. Противник повернул свою группировку и ударил по нашим войскам на изюм-барвенковском направлении. Наши потери в этих боях велики… Майский план Гитлера уже сорван. Но противник упорен: подводит новые части и пытается нанести новые удары — атаки на Севастополь (по 500 самолетов) и т. д.
Наши писательские задачи. Полный темп оперативно-литературной, политической и агитационной работы, внедрение в обстановку, помощь командованию, изучение настроений, ряд инициативных предложений, советов и т. д. Не отставать ни на один день от обстановки — предвидеть! Выдвигать героев, передовиков, освещать их опыт. Нацеливать людей на главное в работе: повышение военно-технического уровня, мобильность, бдительность, умение упредить противника, «ущучить» его, «перехитрить». Устранять помехи!
Мы, комиссары, отвечаем за всю военную и политическую работу.
Чувствую, что приближаются накаленные дни. Поработаю!
Засел за письмо-документ в Военный совет КБФ о мерах обороны Ленинграда, в частности — на участках моряков.
9 июня 1942 года.
…Мой обзорный очерк о Ленинграде и первых боях Балтийского флота передан в ЦО 4 июня. В последних номерах «Правды» — большой материал о соревновании оборонных заводов. Наша промышленность все больше набирает темпы.
Всматриваюсь в город, в лица людей — в толпе, в трамваях. Да, следы прошедшего года очень сильны… Не забуду: вошла в трамвай молодая тощая девушка-контролер… Проверила билеты, молча стала у выхода… Взгляд усталый, грустный. И вдруг я увидел ее руку — исхудавшая, резко выделяются суставы, а ногти ярко-красные — маникюр… Это сочетание поразило…
Если бы не обязанности в Политуправлении, я гораздо больше и глубже вникал бы в быт города. Если Мерсье[55] писал «Картины Парижа» мирного, то надо писать «Картины Ленинграда» — осажденного…
Публичная библиотека с двумя-тремя лампами «летучая мышь» не прекращала работу всю зиму… Работает несколько типографий, детдомов.
К вечеру — дождь… Растительность все пышнее… Люди подбирают, щиплют траву: «Говорят, что суп из одуванчиков вроде картофельного». «Нарвать бы крапивы, сделать бы сто котлет и съесть…» Пока не пробовал. Лужи, изъязвленные здания. Зазеленели огороды («За проволоку не ходить»). Женщины-часовые, девушки из команды МПВО[56]… Глухие раскаты артиллерии с моря…
10 июня 1942 года.
С шести часов утра — истребители. Короткие обстрелы. Два «мессершмитта» из-за облаков сбросили у «Кирова» две бомбы.
Думаю о С. К., как она? Соскучился…
Немцы засыпали магнитными минами выход у Толбухина маяка. Из тридцати их самолетов нами сбито семнадцать (!).
Наблюдается концентрация немецких танков у Красногвардей-ска. Обстановка серьезная.
Весь день работал. Сделал в Петропавловской крепости доклад о международной обстановке для военно-морской автороты. Рота работала на Ладоге всю зиму: дальние рейсы в мороз, перевозили сотни эвакуируемых; пробивались по лесным дорогам; кормили-поили членов семей моряков; ремонтировали машины. По ночам — волчьи стаи, светящиеся волчьи глаза окружали роту. Очередями из автоматов отбивали их.
Обдумываю письмо-документ в Военный совет…
11 июня 1942 года.
События развертываются.
В Кронштадте находятся вице-адмирал Раль[57], начальник Пу-балта и его заместитель. Активные действия морской авиации; пошли подлодки. Наши катера несут дозоры, тралят мины, обстреливают берега, проводят (с дымовыми завесами) корабли из Невы в Кронштадт. Ряд подвигов.
Совершенно ясно, что в воздухе соотношение сил резко изменилось в нашу пользу. Штурмовики КБФ с весны уже утопили
2 сторожевых корабля, 3 транспорта, 11 катеров, один тральщик;
3 сторожевых катера противника сильно повреждены.
Севастополь отбивает немецкие атаки.
На харьковском направлении — немецкое наступление.
Написал итоговый очерк-обзор — в развитие своих прежних очерков за сорок и за сто дней войны — «Краснознаменный Балтфлот за год войны».
Да, год…
Сводка по Балтфлоту. С 22 июня 1941 года по 10 июня 1942 года уничтожено: 88 боевых кораблей противника и 227 вспомогательных кораблей. Всего уничтожено 315 единиц противника, повреждено значительно больше.
…К вечеру по телефону: в Лондоне и Вашингтоне — Молотов, Черчилль, Иден, а затем Рузвельт и Хелл подписали союзный договор на двадцать лет (с американцами — соглашение). Договор предусматривает создание второго фронта в 1942 году, послевоенное устройство Европы (конечно и Азии!), экономическое сотрудничество, устранение возможности всякой агрессии Германии. Договор исторический! Звоню начальнику Пубалта, еду проверять текст.
Весь город в возбуждении, звонки, обсуждения: «Ну, половина дела (или, может быть, даже больше) сделана». Нам это стоило года неимоверных усилий! США и Англия видят, с кем имеют дело, — с СССР!..
12 июня 1942 года.
Встал в 9 часов утра. Написал письмецо С. К. Подготовился к поездке. Дал необходимые указания по группе и пр. В «Правде» напечатан мой очерк «Белые ночи» — подвал.
Еду на мотоцикле в село Гражданка — в авиационный полк ВВС КБФ. Погода прохладная, дождливая. Настроение очень бодрое…
Штаб Н-ского авиаполка — на краю села в двухэтажном домике.
В полку — штурмовики и «ночники» У-2. Сначала о последних. Где-то на Южном фронте зародилась идея боевого применения этих старинных, наивных деревянно-перкалевых машин. Обстановка требовала использования всех ресурсов. Осенью 1941 года было не до выбора. В ход пошли У-2. На КБФ летчики, назначенные на У-2 для штурмовки, считали себя смертниками. «Куда же против «мессершмиттов», зенитного огня и пр. на У-2?» В первые полеты пошли командир и комиссар полка. Ползали ночью над фронтом. Сбросили груз и обратно — потерь нет. Так несколько раз, и постепенно втянулись. Довели бомбардировочный груз до двух соток! Поставили на самолетах пулеметы, наладили зимнее оборудование… И ползали, ползали на немецкие тылы, сбрасывая бомбы, помогая Федюнинскому. Немцы удивлялись: «Что это за машины у русских? Придет, повиснет в воздухе и бомбит». Допустим, что это из необходимых легенд, а может быть, из показаний пленных, но эта славная, хилая и смелая машина У-2, с трудом выгребающая против ветра, вздрагивающая, качаемая зимними шквальными ветрами, достойна уважения! Летчики влюблялись в дело и при переводе на новые отличные машины мрачнели, просили оставить их на У-2. Вот тебе и «смертники»!.. Все — дело опыта и привычки.
…К двум часам — обед в столовой летчиков. Два стола, кое-какие весенние цветы, графины с водой. Рисовый суп с несколькими кусочками мяса, затем мясо с кашей, один блин с маслом, кисель (чайная чашка). Это все-таки роскошно с точки зрения нашего пайка… Летчики несколько примолкли, стесняясь моего присутствия. Ничего, через час-два познакомимся, подружимся… За столом все наши асы: Мазуренко и другие. Это старая шестерка, ее дополняют молодыми, постепенно втягивающимися в работу.
Поехали в штабном автобусе на аэродром.
…Осматриваю штурмовик летчика Мазуренко. Сначала о самом летчике. Это высокий украинец, тонкое лицо, темные подстриженные усики. Говорит весело, просто:
«Мой вес до войны — 84 кило, теперь 65… Конечно, устаешь… Но мы взяли обязательство — летаем и по четыре-пять раз в день. Летом труднее — жарко, запах бензина, ну и прочее. Штурмовики идут, конечно, прямо в огонь… Я покажу вам всю эту технику. Боевых вылетов у меня 130». — «А счет?» — «Да кто их, перебитых, считал!.. Раз записали мне 50 немцев, а потом пехота наступала и нашла 450 трупов и побитые машины. Потом подсчитали… После полетов аппетита нет, только выпьешь. По ночам летчики бредят, кричат со сна: «Заходи левее, бей!» Это отзывается в голове вся работа… После войны, если живы останемся, скажем: «Что просили — мы сделали, а теперь не мешайте нам, месяц кутить будем… (Смеется, шутит.) Пить, конечно, будем, но не запьем, это так, для красного словца».
Летает Мазуренко с 1932 года, еще молод, но уже восемь лет службы. Возвращался много раз с пробоинами…
Разговорился с другими летчиками. Один из них, бывший гражданский летчик, русак с усиками, идет в огонь, перекрестившись валится на голову немцам и жмет на гашетки.
Был на КП. Это землянка: телефон, окошечко, две койки. Охрипший, стареющий начальник штаба. На стене таблицы, карты… С аэродрома взлетают и возвращаются У-2, один СБ[58].
Вечером в большой палатке на аэродроме сделал доклад о международной обстановке. Говорил с подъемом. Военком после доклада спросил аудиторию:
— Ну как, все ясно, хорошо?