У нас все труднее с бензином. Нужна магистраль! Ранний ледостав осложнил доставку грузов по Ладоге.
…Все это я пишу на концерте, на «Смольном». Концерт[4] ленинградской интеллигенции трогает и волнует. Через час-два нас опять будут бомбить, но классика жива, будет жить. Велики силы народа! Мне только жаль, что темпы современной жизни так давят на наш стиль, на наше сознание. А хотелось бы точно, уверенно, неторопливо описывать все, минуту за минутой: и юмор, и смерти, и все. Я рад тому, что пока цел, остальное — дело судьбы. Слушаю музыку, затаив дыхание.
Едем в отделение «Правды». Скользко. Падаем, но «без потерь»!.. Добрые вести из Москвы: окружена и уничтожена немецкая группировка в полторы дивизии у Калинина. Уничтожена финская группировка на Свири. Идет подготовка Ленинградского фронта. Надо усилить технику…
10 ноября 1941 года.
(142-й год войны.)
Едем в Подплав. Большая беседа с командиром подлодки И. Вишневским. Сделал подробную запись его похода для книги.
Затем в комендатуру города (на постоянную прописку). Помощник коменданта города — заботлив — все сделал в три минуты (можно при желании…).
Иду на набережную Красного Флота, 38. Проверяю дела группы, дежурства, снабжение и пр.
В 6 часов обед в столовой Пубалта. (Суп — вода, немного каши с маленьким кусочком мяса.)
Хлеб срезан до четырехсот граммов (военный паек). Хватит и этого… Понятно…
Потрясли рассказы товарищей, вернувшихся из немецкого тыла: немцы принудительно берут у населения кровь для своих раненых, вырезают у наших людей кожу для пластических операций и т. д.
Получил задания в Политуправлении.
Написать: о лодке Иванцова (сдать 11–12 ноября), о «Марате» — линкор бьет, о Ладожской флотилии (дать людей) к 12 ноября.
Кроме того, мне поручили написать листовку о ненависти к врагу и план на пятнадцать дней вперед. Завтра прислать Рыбакову.
Из рассказов:
«У некоторых собак появился рефлекс на воздушную тревогу — бегут в бомбоубежище. Часть публики в бомбоубежище за собак, а часть — против».
«Под Тихвином бои — движение наших танковых частей».
«Для нас заготовлено много эшелонов с продовольствием на северо-востоке и на Волге».
«Два ленинградских «литератора» со стыдом просили горком о возвращении. Ответа не получили! Испуганные интел-лигентики…»
Немцы бросают бомбы замедленного действия.
9-го — речь Гитлера (ага, взяло!), распинается: «Под Москвой нам помешали дожди, снег и грязь». Вот именно!
Читаю речь Черчилля от 8 ноября — боевая (?), но хотелось бы знать точнее, что и как собирается делать Англия.
Финны под Октябрьские праздники ходили в атаку, им попало!.. Моряки отличились!
На Неве… Луна, холодновато и скользко. Занесли три письма улетающему завтра в Москву товарищу. Идем на Васильевский остров к Кронштадтской пристани. С 12.30 до 2.30 (ночи) — там. Читал письма к комиссару лидера от бойцов, от членов их семей и т. д. Письма интересны. К трем часам ночи дома. Тихо.
11 ноября 1941 года.
(143-й день войны.)
Встал в 10 часов. Идет обстрел нашего района. Дребезжат стекла. Вниз, в убежище, бегут матери с детьми.
В кухне холодно и неуютно. Бреюсь. Разорвалось несколько снарядов, близко… Погас свет.
Мчимся на базу Подплава… Холодно и пасмурно… На прибывшей из похода подводной лодке вся команда выстроилась на палубе. Личный состав лодки поздравили с победой и возвращением…
Балтфлот действует и будет действовать. Моряки дерутся везде, и враг, как только появляются полосатые флотские тельняшки и черные шинели, — трепещет. Надо быть готовым и к боям сухопутным.
Поздравил командира лодки товарища Иванцова и комиссара лодки от имени ЦО: «Привет героям Балтики», — и передал доставленный на самолете номер «Правды» (от 9 ноября) с очерком о них.
Командир лодки Иванцов — среднего роста, с бачками, крепкий. Снял шинель и по карте докладывает деловито, спокойно, объективно:
«… 15 октября я вышел в атаку на танкер. Неудачно… Я пошел опять, но танкер круто ушел — дал 13 узлов… Вижу — навстречу идет второй корабль. Он дает 8 узлов. Я иду параллельно. Дал упреждение, залп (с 3 кабельтовых, в упор). Угодили. Он носом в воду. Корабль потонул через двадцать минут. Это был танкер. Я и комиссар наблюдали с мостика.
17 октября — вижу транспорт. Я лег в атаку. Их торпеда развернулась на нас. Я отвернул, сманеврировал, дал залп. Он тут же утонул. Поднялся шторм до 11 баллов. Хожу, никого не вижу. Здорово качало.
18 октября — идет транспорт курсом Nord. Я с 7 кабельтовых дал залп, — он через две минуты погрузился. Вижу — над нами самолет… (с S-West'a)! Убрал всех на погружение…
2 ноября ничего не было видно. Даже финской лайбы! Наконец увидел транспорт. Опять с 7 кабельтовых дал залп. Попали в центр корабля. Огонь, взрыв! Я всплыл, но корабль уже утонул.
5 ноября. Видим танкер (25 кабельтовых на Nord). Я дал залп — торпеда угодила в корму. Танкер длинный, тысяч на 10 тонн, «благополучно» стал тонуть (смех). Всплыли. Увидели пятно. Хотели уйти, но решили под праздник потопить еще пару кораблей.
6 ноября — шторм 7 баллов. Какой-то (наш?) тральщик меня высветил оранжевым прожектором… По радио получил распоряжение командира соединения: «Возвращаться». Отдохнули, зарядились. Я отлежался, проверил все механизмы… Началась пурга. Мы погрузились… и шли с быстротой 2,5 узла… Потом всплыли. Плохая видимость… Определился. Лег на курс 73 градуса и пошел. У Гогланда меня встретили наши тральщики».
От подводников еду в отделение «Правды».
Известие от С. К.: «Все в порядке, здорова». Пусть так, хочу верить. Дошли ли до нее мои письма?
Есть люди, которые пугаются блокады и хотят «куда-нибудь» улететь. Продовольственное положение Ленинграда постепенно ухудшается: ледостав нам мешает. Авиация не может заменить барж, пароходов и катеров с продовольствием. Надо освободить Северную железную дорогу. Готовятся лучшие дивизии и морские части.
12 ноября 1941 года.
(144-й день войны.)
10 часов 30 минут. Короткая воздушная тревога. Подал прокурору заявление о мародерстве начальника 31-го отделения милиции в квартире погибшего писателя Ореста Цехновицера.
Еще две воздушные тревоги.
В школах не прекращаются занятия. Идут уроки даже немецкого языка (?!). Это как-то странно…
В городе все ухудшается положение с продовольствием. Сахару выдают по пятьдесят граммов на десять дней. Масла нет. С волнением ждут объявления завтрашних норм хлеба. На базаре кило кислой капусты стоит пятьдесят рублей. За ней очередь. Из жмыхов делают лепешки. Хлеб, водка и теплая одежда — вот сегодняшняя ленинградская «валюта». Конину тоже достать трудно.
У некоторых людей сдают нервы… Это заметно… Но это не окажет влияния на массы…
Написали второй очерк — о подводной лодке Иванцова — в «Правду».
Из Кронштадта вывозят лишних граждан. (Проблема снабжения?)
Сегодня передовая «Ленинградской правды» — о необходимости прорыва блокады вокруг Ленинграда. Фронт готовится.
По дороге к Неве поток обозов. Гонят тощий скот. Везут на повозках раненых. На левом берегу канонада.
Ночью воздушная тревога, покачивает дом.
Новое блюдо: лепешки из казеина, глицерина, соли и горсти муки.
13 ноября 1941 года.
(145-й день войны.)
Обстрел…
Бои на всех фронтах.
Налеты… Зенитки… Немецкие батареи с южного берега бьют прямой наводкой.
Жестокий обстрел (днем) по Неве. Воздушная тревога.
7 часов. Опять бомба рвется рядом… Иду по городу… Бомбежка…
Все-таки немцы взяли Тихвин… Это плохо…
14 ноября 1941 года.
(146-й день войны.)
С утра бомбежки; «юнкерсы» (по 16 штук) сбрасывают и листовки. Мороз… Солнечный день… Еду на «Полярную звезду». Беседа…
Иду по городу. Западный теплый ветер. Тревога… Пустые улицы… Прекрасный город… На Аничковом мосту сняты кони барона Клодта. Зарницы боя… Мне хорошо, как-то отрешенно…
Читаю центральные газеты. Статья генерала Хозина об обороне Ленинграда. Немцы потеряли под Ленинградом 216 000 человек, 759 орудий, 679 танков, 1681 автомашину и пр.
На самолетах вывозят семьи рабочих оборонных заводов (на Урал и в Сибирь).
Октябрьская телеграмма от С. К. Тон бодрый, но просит ее вызвать в Ленинград. Послал два письма. Умоляю ее еще выждать.
15 ноября 1941 года.
(147-й день войны.)
Почти весенний солнечный день… Оттепель… Сверкают на солнце лужи, тающий лед… Иду (впервые за дни войны) на собрание Ленинградского отделения ССП.
Читают стихи, рассказы… А война грандиознее всего этого…
Моя речь к ленинградским писателям: о ходе войны, о Союзе писателей и его задачах, о традициях Ленинграда, о враге и о несомненной будущей победе.
На Ладоге немцы потопили баржу с мукой. Водолазы ее достали. Муку отправили на макаронную фабрику…
Иду на радио.
5 часов дня. Обстрел города. Нежный закат…
Читал «Красную звезду» от 9, 11, 12, 13 ноября. Жестокие бои у Севастополя, в Донбассе, под Тулой, под Москвой. Атаки противника у Ильменя и Тихвина. Наши контратаки. Противник все жмет — натиск колоссален. Но наше сопротивление нарастает. Выпущены противотанковые ружья и пр.
Иду на Каляеву. Битое стекло на Литейном. Огромная воронка у Фурштадтской. Мостовая разрыта. Бомбежки усилились.
Поел (суп, капуста кислая, один кусочек хлеба). Помылся…
16 ноября 1941 года.
(148-й день войны.)
Воздушная тревога… Иду домой на Фонтанку… Осколки сыпятся у Гороховой. Темно, звезды.
Дома — чай и хлеб. Работаю над очерком о новых орденоносцах КБФ — для «Правды». Была еще тревога. Не слушаю, читаю газеты.