Наши войска ведут бои за Гатчину, обойдя ее с запада. Волховский фронт наступает — части вышли к Октябрьской железной дороге (с востока).
26 января 1944 года.
Немцы пишут о «тяжелых оборонительных боях под Ленинградом»… На Ленинградском фронте разбито десять немецких дивизий. Большие потери понесли две немецкие дивизии, итого двенадцать, то есть 50 процентов всей 18-й немецкой армии Линдемана…
Наши войска взяли Гатчину!
27 января 1944 года.
Звонок из «Правды»: «Вам есть билет на сессию, — она открывается завтра».
Беседа о состоянии литературы и функциях писателя.
Эренбург считает основной задачей писателя — «душеустройство читателя, моральную функцию…».
Я говорил о том, что душевная организация современных людей совершеннее, многообразнее и сильнее организации наших отцов и матерей — читателей Чехова. Я привел примеры из обороны Ленинграда. У нас хватило сил выдержать испытания пострашнее тех, о которых писали Гаршин, Чехов и др. Все тонко подстроенные, «душевные» провокации немцев сорвались… Люди с прежней мягкой организацией души и психики не выдержали бы испытаний подобных такой борьбе, такой войне.
Меня энергично поддержала Ольга Форш:
— Вишневский прав!
Я:
— Война показала, что наша интеллигенция завоевала всемирное признание. Экзамен сдали и генералы, и офицеры, и инженеры.
Эренбург:
— В целом народ имеет богатейшие возможности, душевный материал отличный. Надо только развить мускулатуру чувств… У нас есть писатели душевно трусливые. Я вспоминаю вопрос Афиногенова в 1935 году: «Хочется написать об острых проблемах нашей жизни, но почему-то у нас всегда пишут не до постановления ЦК, а после». Я бы хотел, чтобы писатель дал такую книгу, основываясь на которой правительство издало бы новый закон.
Об этом же еще до войны в нашем доме говорилось не раз. Об этом мечтал и Маяковский…
В разгаре нашей дискуссии — приказ по войскам Ленинградского фронта: окончательно ликвидирована блокада Ленинграда! Немцы отброшены на 65—100 километров. «Решена задача исторической важности — город Ленина полностью освобожден от вражеской блокады и от варварских артиллерийских обстрелов противника…» Несколько волнующих слов к населению Ленинграда, к мужественным и стойким ленинградцам со «стальной выдержкой».
Салют в Ленинграде из 324 орудий. Трансляция для страны и для всего мира!..
28 января 1944 года.
Оттепель…
Я чувствую, что в жизни стремительно пробивается, определяется нечто новое. Предощущения победы, мира охватывают всех. Люди рвутся из эвакуации в свои города, к своей работе…
В час дня пошел в Кремль, на сессию. На Манежной площади — раскрашенные куски мостовой, остатки камуфляжа 1941 года. В саду, у Кремля, убирают снег. Тротуары посыпаны песком… Кое-где охрана, несколько машин. Подъем к Боровицким воротам. Проверка документов. Знакомая кремлевская дорога…
Постепенно приходят депутаты и приглашенные. В зале нарастает говор, гул.
1 час 45 минут. Включаются новые группы освещения, несколько последовательных вспышек. Закрываются двери из кулуаров. Торопятся запоздавшие.
2 часа 4 минуты. Аплодисменты — члены правительства занимают места. Товарищ Андреев открывает заседание.
Доклад А. С. Щербакова от мандатной комиссии…
Устанавливается порядок для X сессии Верховного Совета:
1) Утверждение государственного бюджета СССР на 1944 год.
2) О преобразовании Наркоматов обороны и иностранных дел из общесоюзных в союзно-республиканские.
3) О первом заместителе председателя Президиума Верховного Совета.
Объявляется перерыв до 7 вечера. Утреннее заседание было коротким. Стиль заседания — неторопливый, спокойный. Делаю заметки в маленьком блокноте…
После сессии пошел домой, на Лаврушинский. Впервые с июня 1941 года переступил порог своей квартиры. С.К. ждала меня.
Долго молча ходил по комнатам… Еще заметны разрушения, заброшенность. Нежилой дух! Было горько. Вспомнилась довоенная жизнь — все хорошее, пережитое здесь, заботы о создании дома.
Стенки двух комнат, коридора и кухни рухнули от бомбежек. Сейчас их восстанавливают. Стекла вылетели — окна зашиты фанерой. Лужи, капает вода из испорченных труб… Пыль, все покрыто мертвенным налетом… Тут работы еще надолго. Дело не в материальном «убытке», а в том, что все как-то осквернено, заляпано… Даже не нахожу настоящих слов. Да, — растоптано…
Меня охватило острое личное чувство. Вот что фашисты сделали и моему дому, и мне, и моей жене… Это сложное, очень нутряное чувство. Сердце сжалось, когда я почувствовал, подумал, что в тысячу раз горшие беды пережили и переживают миллионы советских людей. Так, и еще во много, много раз хуже, изуродованы и осквернены их дома — очаги целых наций.
Все поправим… Через год-два нигде не оставим фашистских следов. Мы — взаимно исключающие породы, системы. Победа повлечет за собой не только наше абсолютное духовное, правовое, бытовое утверждение, но и оздоровление немецкого народа…
С.К. говорит мне:
— Я загадала — если ты сегодня придешь домой, все будет хорошо.
Сели, впервые дома вместе пообедали, и Таня тут же хлопочет. Немного отдохнул и поехал на вечернее заседание.
6 часов 38 минут. Свет дан полностью. Все ложи быстро заполняются…
Слово для доклада по бюджету предоставляется товарищу Звереву…
Вечером, после сессии, с С.К. у А. Фадеева и А. О. Степановой[165]. Там были Сашко Довженко и Юлия Солнцева[166]. Сашко несколько постарел, бледен. Встретились с ним хорошо… Разговор шел — главным образом — о войне, о пережитом (о Ленинграде, об Украине)… Киевская квартира и библиотека Довженко разрушены, разграблены. Он весь полон украинских бед, трагедий. Каждая рассказанная им деталь — горькая… Было трудно…
Из-за позднего времени прервали разговор — пришлось разойтись по домам.
Взяты Тосно и Любань!
29 января 1944 года.
С.К. уезжает в Ленинград. Основные ее дела закончены: творческий отчет, встречи, распоряжения по дому. Она поставила меня перед фактом — показав обратную командировку и билет.
С 7 вечера — на сессии. Прения по докладу о бюджете… Ряд интересных подробностей. В Туркмении девушки отдавали в фонд обороны старинное родовое серебро (447 пудов); в Красной Армии свыше 70 процентов раненых возвращается в строй; смертность от тяжелых ранений снижена в три раза по сравнению с 1914–1918 годами; для Красной Армии дано восемьсот тонн крови, что спасло жизнь сотням тысяч бойцов; и т. п., и т. п.
Заседание кончилось. Выходим из Кремля — салют: взяты Новосокольники…
В вечерней сводке. Взяты Копорье, Вырица, Чудово. Вся Октябрьская железная дорога полностью освобождена от немецких захватчиков!
30 января 1944 года.
С утра непрерывные звонки. (Телефон — это наглое вторжение в труд человека, в его мысли.)
Днем собирал С.К. в путь — удержать ее невозможно! Поток провожающих, приходят весь день, так как на вокзал мы хотим поехать вдвоем.
Был профессор Фогельсон; осмотрел меня (по настоянию С.К.):
— Сейчас у вас, главным образом, явления со стороны нервной системы и гипертонии. Нужен отдых, тонизирующие средства и т. д.
Дружно с ним побеседовали. У него погиб брат (в Ленинграде) и племянник — в числе шести повешенных в Волоколамске (инженер-партизан).
Отвез С. К. на вокзал, посадил в ленинградский поезд… Мы очень редко расстаемся. Тридцать один месяц и одну неделю тому назад она меня провожала на этом же вокзале в Ленинград — Таллин… Синие огни, душевная взбудораженность. Тоскливо…
31 января 1944 года.
На Ленинградском фронте отлично. Пошли поезда Ленинград — Колпино. Первому поезду население устроило овацию.
В Ленинграде ликование! Салют был грандиозен. Моряки пускали фейерверк у «Астории», и их нельзя было остановить… Сверкающие корабли, прожектора…
Впечатление от немцев у жителей в освобожденных районах: «Сдают…» — «Небритые, в хатах держатся тихо. Хозяйка крикнет: «Эй, пан, там не садись», — и немец садится, где ему укажут». — «Другой, другой немец пошел…»
Из обзора американских газет.
«New York Times»: «…В победе Ленинграда, залпах салюта соединено все русское: и старые традиции древнего Киева и советские подвиги… Ленинград олицетворяет их всех, так как он воплощает непобедимый дух народа России».
Ленинградцы не испугались смерти, смерть испугалась их!
В 6 часов пошел на вечернее заседание.
Мысли на сессии.
За год восстановительных работ в Сталинграде кое-что уже сделано, но работы еще на годы.
…Если учесть, что стране потребуется восстанавливать районы от Орджоникидзе до Бреста и Мурманска, понимаешь исключительную трудность задачи. Надеяться на немецкие репарации? У немцев все уходит в производство «военных материалов», а этот «лом» нам не нужен. Ширпотреба у немцев нет — они сами босы и голы. А свои, еще не разбомбленные, заводы тяжелой промышленности они в последний момент могут уничтожить. Англичане, кстати, с такой энергией доламывают с воздуха Берлин и для того, чтобы нам ничего не досталось. Мне так кажется…
Немцы основательно подорвали силы украинского и белорусского населения. В этих республиках уничтожены даже библиотеки и школы. В Харькове томик русского или украинского классика — редкость!
…На восстановительные работы в 1944 году бюджет выделяет 16 миллиардов рублей на всю страну, тогда как одна Московская область понесла потерь и убытков на 25 миллиардов.
Видел В. Гроссмана — худой и мрачный. На Украине погибли его мать и сестра. Он ездил в Киев, Бердичев и другие пункты, — вернулся потрясенный.