нд. Выходят общесоюзный и ленинградский альманахи «День поэзии». В московском сборнике напечатано стихотворение Бориса Пастернака «Зимняя ночь». Главное бурление начинается осенью 1956 года: массово появляются неподцензурные стенгазеты и рукописные журналы высших учебных заведений – «Литфронт ЛИТФАКА», «Ересь» и ставшая особенно известной стенгазета «Культура» Ленинградского технологического института, в редколлегию которой входят Евгений Рейн, Анатолий Найман и Дмитрий Бобышев.
Несмотря на то, что никаких явных политических лозунгов в газете нет, «Комсомольская правда» реагирует передовицей «Что же отстаивают товарищи из Технологического института»? Ростки либерализма пробиваются повсеместно, и пребывающая в некоторой растерянности после доклада Хрущева идеологическая машина не успевает вовремя реагировать. В Театр Комедии возвращается Николай Акимов, Большой драматический возглавляет Георгий Товстоногов. В Эрмитаже открывается отдел прежде запрещенных импрессионистов и проходит выставка Пабло Пикассо, чье творчество полностью противоречит канонам соцреализма. Залы Эрмитажа превращаются в дискуссионные площадки, где обсуждают все что угодно: события в Венгрии, Сталина, свободу самовыражения. Открытые диспуты в главном музее страны устраивать было неудобно и опасно – тогда зрители собираются на площади Искусств, чтобы продолжать обсуждение под открытым небом. В результате одного из организаторов обсуждения, студентку Красовскую, задерживают и исключают из Консерватории. Самая обсуждаемая книга – повесть Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», печатавшаяся в «Новом мире» летом. В октябре на филологическом факультете состоялась встреча с писателем, превратившаяся в политический митинг. 7 ноября на Дворцовой площади арестовывают за выкрикивание провокационных лозунгов студента филологического факультета ЛГУ Михаила Красильникова, харизматичного лидера группы молодых поэтов, впоследствии получивших название «филологическая школа». Брожение внутри страны совпадает с забастовками в Польше и антикоммунистическим восстанием в Венгрии. Советские войска входят в Будапешт, начинается операция «Вихрь». С этого момента КГБ впервые со смерти Сталина начинает практиковать аресты инакомыслящих.
В семье Довлатовых, несомненно, обсуждали и выход после долгого перерыва книги Зощенко, и появление на съезде Союза писателей СССР Анны Ахматовой, и альманах «Литературная Москва», где впервые публиковались стихи Цветаевой, и картину Григория Козинцева «Дон Кихот», в которой снимался Николай Черкасов, игравший главные роли в знаковых для сталинской эпохи картинах «Александр Невский» и «Иван Грозный». Отношение к Никите Хрущеву, несмотря на его попытки реформировать страну, у Довлатова всегда было ироническим. Еще в 1950-е годы он пишет дружеский стишок приятелю Андрею Черкасову:
«К коммунизму быстро мчусь
И работаю, учусь,
Как велел на этот счет
Наш отец Эн Эс Хрущев».
Между тем, бурная оттепель пришлась на школьные годы Довлатова, большинство его будущих коллег и товарищей по литературе уже были к этому моменту студентами. Этот полученный целой группой сверстников глоток свободы очень резко маркировал их в дальнейшем. Как выразился приятель Довлатова Валерий Попов, в наши дни написавший довольно недоброжелательную его биографию, Довлатов «бежал в конце двадцатки», что называется, опоздал родиться.
Филфак ЛГУУниверситетская наб., 11
Филологический факультет Ленинградского государственного университета им. А. А. Жданова был в 1950-60-е, несомненно, лучшим учебным заведением для гуманитариев. Именно здесь учились не только те, кто хотел стать профессиональным филологом, но и те, кто мечтал о литературной карьере. Кроме того, филологический факультет всегда был популярным у красавиц и модниц. Сергей поступил на филологический факультет не сразу: окончив школу, он год работал цинкографистом в типографии имени Володарского и учился на университетских подготовительных курсах. В 1959 году он сдал вступительные экзамены и был принят на финское отделение. В аттестате по русскому языку, как и по всем «точным» наукам, у Сергея Донатовича стояла тройка. Поэтому выбор вуза был, вероятно, продиктован практическими соображениями – на языковое отделение человеку с гуманитарными способностями поступить проще. В середине 1970-х в письме сестре Ксении Мечик Довлатов рассуждал: «Призвание может заявить о себе в любую минуту. Небезызвестный тебе Жан-Жак Руссо первую строчку написал в 40 лет, а Пушкин в 14 лет был сложившимся философским поэтом. Сейчас у меня нет никаких сомнений относительно того, чем мне надо заниматься, а в 58 году я поступил на финское отделение, но готов был пойти на албанское, неаполитанское, спартанское и вегетарианское. То есть мне было абсолютно все равно чем заниматься».
Университетская набережная. 1959 год. Открытка из набора «Ленинград». Л. Зиверт
К тому моменту когда Довлатов стал студентом, филфак только начал восстанавливаться после космополитической кампании 1949 года. Атмосфера была в целом довольно либеральной, ректором университета был академик Александр Данилович Александров, математик, человек независимый, не любивший наушничество и партийную демагогию. Деканами филфака в довлатовские времена (1959-1962) служили лингвист Борис Ларин и специалист по древнерусской литературе Игорь Еремин, тоже люди интеллигентные и приличные. «Звездами» среди преподавателей, привлекавшими на свои лекции студентов других факультетов, считались фольклорист с мировым именем Владимир Пропп, специалист по Достоевскому Григорий Бялый, филологи-классики Иосиф Тройский и Яков Боровский. Отдельным аттракционом были выступления роскошного мужчины, красавца и модника, ученика Григория Гуковского Георгия Макогоненко. Наталья Долинина, дочь Гуковского, вспоминала эпизод, случившийся незадолго до начала кампании против космополитов, жертвой которой пал ее отец: «За стеной читал лекцию Г. П. Макогоненко. Вдруг отец посреди разговора остановился и прислушался к голосу лектора. Все замолчали. «Как говорит, а! – гордо сказал отец. – Цицерон!»»
В то время «естественные» факультеты университета еще не переехали в Петергоф, поэтому студенты всех специальностей существовали в общем плавильном котле, вытянувшимся по Менделеевской линии. Филологический и восточный факультеты, как и сегодня, занимали здания бывшего Историко-филологического института, выходившие окнами на Неву и Медный всадник.
К 1959 году самая знаменитая группа литературно одаренных студентов, которую позже назовут «филологической школой ленинградской поэзии», уже оканчивала вуз. Эта компания (Михаил Красильников, Владимир Уфлянд, Лев Лосев и другие) была известна в городе не только и не столько своими стихами, сколько жизнетворчеством. Их веселые абсурдистские выходки наследовали традиции обэриутов, которых они заново открыли в конце 1950-х. Позднее Довлатов приятельствовал с Уфляндом и Лосевым, но в университете его ближайшими друзьями стали студент албанского отделения, начинающий писатель Федор Чирсков, будущий знаменитый филолог Игорь Смирнов, штангист, поэт, а в будущем кинематографист Леонид Мак (он на филфаке не учился, но некоторое время вращался в этой компании, и даже жил у Довлатова). Близкими приятелями Довлатова были бывший летчик и будущий уральский журналист Вячеслав Веселов, а также нынешний главный редактор журнала «Звезда» и душеприказчик Довлатова Андрей Арьев. Лучший друг Довлатова, Валерий Грубин, учился в Ленинградском инженерно-строительном институте, а потом перевелся на филологический факультет.
Довлатов сразу привлек внимание студенческой компании не столько своими филологическими дарованиями, сколько необычайным обаянием, изысканной воспитанностью, дерзостью, демократизмом, ростом и потрясающей внешностью. Выдающийся филолог-германист Константин Азадовский вспоминает: «Мы учились на одном факультете, дружили. Он редко посещал занятия. Учеба его не интересовала, его интересовала жизнь». Довлатов был начитанным, сочинял стихи, но явный литературный талант в нем еще не проявился. Позже он писал: «Помимо литературы я жил интересами спорта, футбола. Нравился барышням из технических вузов. Литература пока не стала моим единственным занятием. Я уважал Евтушенко». Дошедшие до нас армейские стихи Довлатова начала 1960-х действительно напоминают Евтушенко характерной рифмовкой:
«Я умею танцевать танго,
И танцую я его ловко.
Только зря ты все глядишь, Таня,
Ты уж лучше пригласи Левку.
Вы, по-моему, вполне пара,
Он ведь парень боевой с Охты,
Ты, Танюша, пожалей парня,
Он давно уж по тебе сохнет».
Валерий Грубин. Фото из архива А. Арьева
Нервным центром филфака всегда считалась площадка лестницы второго этажа, где в те времена можно было курить, сплетничать и рассматривать поднимающихся по лестнице новичков и старожилов факультета. Сергей Довлатов сразу стал важнейшим актером этого бесконечного представления. Он знакомится с одной из самых ярких девушек факультета, русисткой Асей Пекуровской. Зимой 1959 года начался их роман, продлившийся год с небольшим и закончившийся сначала разрывом, а уже потом браком. Роковая любовь к Асе и к жизни не давала сконцентрироваться на науке. Как ни старались экзаменаторы, желавшие Сергею только добра, поставить ему положительную оценку не удавалось. В 1962 году он был отчислен и ушел в армию. После демобилизации Довлатов в 1966 году восстановился на филфаке, сначала на русском отделении, потом на отделении журналистики, но вскоре окончательно забросил учебу и диплома о высшем образовании так и не получил. К этому времени окончательно определился его главный жизненный интерес – литература. Это ремесло требовало не меньшей усидчивости и сосредоточенности, чем академические штудии, а учиться «ради бумажки» Довлатов не захотел.