Встретив отпор, они сделали еще одну попытку, но после того, как одна из очередей задела крыло ведомого, немцы решили больше не испытывать судьбу и улетели, а мы уже без приключений доехали до Киева. В самом городе быстро нашли штаб фронта – всего лишь несколько раз спросили патрули и регулировщиков. А вот в штабе началось…
Что такое «не везет» и как с ним бороться? Как только я зашел в штаб, то кого бы вы думали я увидел? Правильно, штабного павлина, с которым ругался во время выгрузки батальона. Тот, увидев меня, явно обрадовался: немедленно подозвал дежурный наряд, который был в фойе штаба и приказал арестовать меня.
Тут, конечно, пистолетом не помашешь, но и просто так идти под арест я не собирался. Рупь за сто, что этот петух постарается пришить мне все, что возможно, и как можно скорей, а потом доказывай, что ты не верблюд. Так быковать, как на той станции, я, конечно, не стал, тут в таком случае я при любом раскладе виноватым окажусь, но и послушно идти под арест тоже не собирался.
Я обратился к бойцам дежурного наряда, вернее к их командиру, младшему лейтенанту:
– Товарищ младший лейтенант, хотите стать козлом отпущения? У меня срочное донесение к командующему фронтом, генералу армии Жукову, и учтите, он меня знает лично! – А что, я ведь ничуточки не врал. Донесение к Жукову есть? Есть! И ничего, что я просто хотел доложить ему о прибытии экспериментального батальона, это ведь тоже важно. Далее, Жуков меня знает? Знает! И тут я нисколько не соврал. Так что, в принципе, ни капли лжи, только, как говорится, немного разные интонации. – Давайте сделаем так: я сейчас сдаю вам свое табельное оружие, и мы все вместе идем к товарищу Жукову. Там я докладываю ему, а дальше – как он решит.
Помрачневший лейтенант сразу успокоился, как только услышал, что у меня сообщение к комфронта, что он меня знает лично, и мое предложение. А что, и волки сыты, и овцы целы. С одной стороны, он меня арестовывает, как приказал штабной политработник, а с другой – дает мне возможность передать сообщение комфронта, и дальше уже тот будет решать, что со мной делать.
Получив мой ТТМ, он с удивлением уставился сначала на дарственную табличку, а затем и на серийный номер, который его вообще ввел в ступор. Самый первый серийный экземпляр, да еще с номером из одних нулей… Явно, что за просто так и кому попало такое оружие не подарят.
Только политрук недовольно сморщился, когда услышал мое предложение, но тут он уже ничего не мог поделать. После того, как я сообщил о донесении комфронта, препятствовать мне – значит рыть себе могилу собственными руками. Он ведь не знает, кто и что передает через меня комфронта, а за препятствие такому можно и к стенке встать, если последствия будут серьезными из-за того, что донесение не передали или передали, но поздно. Вот и пришлось ему смириться с моим предложением и идти вместе с нами. Похоже, он уже и сам был не рад, что затеял это, но отыгрывать назад было уже невозможно.
В приемной Жукова пришлось немного подождать, но спустя полчаса дверь открылась и Жуков вышел из своего кабинета. Следом за ним шел Кирпонос, который в этой реальности стал его заместителем, генерал-майор Тупиков, начштаба фронта, и Хрущев. Вот последнего я никак не ожидал увидеть, ведь он должен был стать членом военного совета фронта только в сентябре и то только после гибели прежнего члена военного совета Бурмистенко. Сейчас же Бурмистенко, судя по всему, не было и в помине. Вот они, изменения истории.
– Новиков? Ты что тут делаешь в таком виде?
Ну да, конвой за спиной и отсутствие табельного оружия говорили сами за себя. Политруку волей-неволей пришлось выйти вперед и доложиться, раз это он приказал меня арестовать.
– Товарищ командующий, этот военинженер второго ранга сначала отказался выполнять мои приказы, а затем угрожал мне оружием. Налицо невыполнение приказа вышестоящего командования, угроза расправой и подрыв авторитета политического руководства фронта.
– Ну, товарищ Новиков, что вы можете сказать в свое оправдание? – с улыбкой спросил у меня Жуков.
– Добрый день, Георгий Константинович. – От всего услышанного и увиденного настроение политрука увядало прямо на глазах. Было видно, что комфронта меня знает, и отношения у нас если и не дружеские, то очень хорошие. – Да вот прибыл, как вам и обещал, со своим батальоном на станцию выгрузки, и только разгрузил первый эшелон с танками, как тут появился этот кадр. Стал орать, требуя немедленно выдвигаться в направлении укрепрайона: там, видите ли, немцы прорвались. Я товарищу старшему политруку спокойно объясняю, что не могу прямо сейчас выдвигаться, так как жду вторую часть своего батальона со всеми средствами поддержки, пехотным десантом и запасами топлива и боеприпасов. Но он ничего и слышать не хотел. После моего отказа закричал, что расстреляет меня за неисполнение приказа прямо на месте и попробовал достать табельное оружие. Вот и пришлось приставить к его пустой голове свой пистолет.
– Да, Олег, вот не можешь ты жить без приключений: то бандитов в Москве из автомата расстреливаешь, то политработникам оружием угрожаешь.
Я с удивлением посмотрел на Жукова: откуда он знает про тот случай с ограблением? А он, видимо, поняв это по моему лицу, с усмешкой сказал:
– Ты что, думаешь, расстрел преступников из автоматического оружия в Москве посредине белого дня пройдет мимо внимания начальства? Потом товарищ Берия просил Бориса Михайловича Шапошникова, чтобы он не распускал своих головорезов.
– Георгий Константинович, а что мне было делать, если прямо на моих глазах бандиты убивают мирных граждан и ведут перестрелку с милицией? У меня в руках оружие и я в форме. Просто смотреть на это безобразие и дать преступникам скрыться?
– Ладно, это дела прошлые. Что еще можешь сказать в свое оправдание? Почему ты не выполнил приказ старшего политрука?
– А что тут говорить? Во-первых, я этого политрука в первый раз в жизни увидел и не знал, кто он такой и что тут делает. Мне он не начальник. Во-вторых, он посылает нас куда-то на деревню к дедушке в сторону укрепрайона без каких-либо подробностей. Противника мы встретили только через целых семьдесят километров и километрах в двадцати позади нашего укрепрайона. То есть они еще были, можно сказать, у черта на куличиках, однако ваш политработник повел себя как явный паникер. Ну и в-третьих, он даже не дает нам дождаться второй части батальона.
А что будет, если новейшие тяжелые танки, да еще носящие имя товарища Сталина, попадут к противнику только потому, что встанут посреди полей без топлива и боеприпасов, так как какой-то политработник из-за паникерства или желания выслужиться отправил их в бой, не дав им дождаться машин с запасами топлива и боеприпасами и пехотным прикрытием?
При последних словах сразу же насторожился Хрущев, которого по всем канонам прочитанных мной книг о попаданцах следовало немедленно мочить в ближайшем сортире. Ведь это был камень в его огород, и главное, я оказывался кругом прав. Судя по всему, он потом выскажет политруку все, что о нем думает. И думаю, недолго осталось этому павлину служить в штабе, ждет его дорога долгая, только не в казенный дом, а на передовую.
– Понятно. А как новые танки себя показали в бою? – спросил Жуков.
– Великолепно, Георгий Константинович, немцев прямо на куски разрывало. Но вы и сами можете посмотреть.
Все недоуменно на меня уставились.
– Я там двух кинооператоров с собой на испытания взял, вот они все и засняли. Сами они в расположении батальона остались, а отснятые ими пленки я с собой забрал. Они в багажнике моей машины лежат.
– Ну вот что, – распорядился Жуков. – Оружие товарищу военинженеру вернуть, пленку немедленно проявить и принести вместе с киноаппаратом к нам в штаб.
Спустя час в большой комнате установили привезенный кинопроектор и принесли проявленные кинопленки. На просмотр собралось все начальство, не только военное, но и политическое, в комнату набилось с полсотни человек. Задернули шторы на окнах для соблюдения светомаскировки и, включив проектор, начали просмотр.
Все с интересом следили за разворачивающимся на экране боем. Просмотрели одну пленку, затем вторую, третью и четвертую. Прошло почти два часа, но интерес не угасал. Наконец пленки закончились, включили свет, и началось обсуждение увиденного. Хрущев с ходу заявил, что, во-первых, эти пленки необходимо как можно быстрей доставить товарищу Сталину, а во-вторых, необходимо показать эти кадры народу, чтобы все видели, как наша армия бьет противника.
На следующий день я, попрощавшись с Жуковым и Хрущевым (а попробуй с ними не попрощайся), уехал в Ленинград. Пленки со спецкурьером отправили в Москву к Сталину, а батальон так и остался у Жукова. Он быстро оценил его мощь, по одному только просмотру кинохроники, вот и вывел его в свой непосредственный резерв, для экстренных случаев.
Глава 20
Сначала я думал сразу поехать в Москву, а в Питер просто позвонить, чтобы они сами отправили ИСы в Кубинку по железной дороге, но, немного подумав, отказался от этого. Лучше, если перед тем, как новые танки предстанут перед приемной комиссией, в Москве просмотрят кадры кинохроники с их участием в реальных боевых действиях. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Тут, конечно, слушать нечего, но приемные испытания не дадут того эффекта, как настоящие боевые действия, где главным экзаменатором выступает противник.
Именно поэтому я сначала из Киева поехал в Ленинград, а моя машина и охрана вернулись в батальон, к которому они и были приписаны с распоряжением Жукова о подчинении ему лично экспериментального батальона. Потратив еще один день в Ленинграде на разные формальности, я вместе с танками выехал в Москву и одновременно с этим туда же из Харькова отправили Т-44. Вернее, их отправили чуть раньше, чтобы они прибыли в Москву одновременно с моими ИСами.
Танки сразу отправились в Кубинку, а я ненадолго задержался в Москве, в управлении. Наконец мне представился случай поговорить с новым начальником ГАБТУ генерал-лейтенантом Федоренко по душам. Вначале он отнесся ко мне очень настороженно: все же я человек Павлова и со Сталиным у меня какие-то дела, раз он меня вызывал к себе лично. Мы, конечно, несколько раз и до того встречались, утрясая кое-какие вопросы, но все, как говорится, на бегу, а сейчас получилось но