Остатки немецкой танковой армады рванули назад, но вырваться из огненного ада удалось считаным единицам – тем, кто был позади всех и кто мог быстро двигаться, не жалея своей подвески, и кому повезло найти укрытия, скрывшие их от глаз русских танкистов. А позади них накатывал страшный стальной русский каток, который походя сметал все попытки его не то что остановить, а просто попридержать. Все выдвинутые в передовые части тыловые подразделения обоих танковых корпусов были уничтожены пошедшими в контратаку русскими. Разгром был просто ошеломляющим. В течение какого-то часа немецкий вермахт потерял половину своих бронетанковых сил.
Генералы Гудериан и Гот в начале сражения думали, что наконец настал их час: сейчас, сломив в ходе сражения русские силы, они наконец вырвутся на оперативный простор и смогут вовсю порезвиться, уничтожая русские тылы и внося хаос в управление войсками и панику в их руководство, после чего двинутся на Киев. В Белоруссии, где они воевали до этого, их встретила хорошо организованная противотанковая оборона, а кроме того, и рельеф местности не позволял особо разойтись, поскольку не очень способствовал танковым сражениям. Здесь, на Украине, совсем другое дело: тут, за небольшими исключениями, есть где вовсю использовать преимущества танковых войск. И вот такой внезапный шок от страшного ответного удара русских.
Дождавшись на подготовленных и хорошо замаскированных позициях наступления, русские как в тире расстреляли их танки и теперь сами перешли в контрнаступление. А главное, собранные в один броневой кулак новейшие русские танки, имевшие авиационное прикрытие с воздуха, было нечем остановить. В ходе предыдущих боев выяснилась очень неприятная новость: даже легкие новые русские танки было крайне сложно подбить. В лоб они почти не поражались, по крайней мере со средней и дальней дистанции, а их была почти половина от встретившихся им танков. Остальную часть составляли средние и тяжелые танки, а также противотанковые самоходки, крайне эффективные и почти не пробиваемые в лоб. Действуя из засад, на подготовленных к отражению атаки участках, они наносили большие потери немецким танкам.
Правда, и старые русские танки им тоже встречались, но исключительно как неподвижные огневые точки. Вкопанные на танкоопасных участках по самые башни, с дополнительной навесной броней, они также внесли свою лепту в потери их корпусов. Где та легкая прогулка, в которой их уверяли люди Канариса? Где пусть и многочисленная, но легко уничтожимая орда старых русских танков с консервной броней и полным бардаком в управлении? Ничего этого не было и в помине. Вместо этого – трудно уничтожимые и хорошо управляемые танковые части русских, наносящие смертельные удары наступающему вермахту.
И вот теперь это было не просто поражение их корпусов в танковой битве, а поражение если и не во всей войне, но уж точно в возможности до осени, как было прописано в плане «Барбаросса», разгромить большевиков и закончить войну. Они завязли в Белоруссии, продвинувшись лишь до старой границы и уперевшись в укрепрайоны «Линии Сталина», где и встали. Любые их попытки прорвать линию укреплений с легкостью парировались русскими, которые, оказывается, стянули сюда основную массу тяжелой артиллерии округа и основные силы танков, которые и перебрасывали оперативно на атакуемые участки, сводя на нет любую попытку прорвать оборону.
Здесь, на Украине, дела шли лучше, но и тут им не удалось далеко продвинуться: единственный дальний прорыв был быстро ликвидирован, а прорвавшаяся дивизия полностью уничтожена. После того, как русские сомкнули прорыв, назад не вышел ни один солдат, и об их судьбе можно было только догадываться. И вот сейчас, глядя на то, как большая часть их танков уничтожена, а русские, судя по всему, и вовсе не понесшие никаких потерь, переходят в контратаку, было ясно, что остановить ее, похоже, будет нечем. Тут уже надо думать не о том, как продвигаться дальше, а о том, как не откатиться назад с уже захваченных территорий.
Вечером того же дня Жуков выслушивал доклад о состоявшемся сражении, и он его радовал. В ходе прошедшего сражения были почти полностью уничтожены Второй и Третий танковые корпуса генералов Гудериана и Гота. Самих командующих, к сожалению, захватить не удалось, как и их штабы, но большая часть подразделений их корпусов оказалась полностью уничтоженной.
Собственные потери составили примерно четверть от всех танков и самоходок, причем безвозвратных потерь было лишь чуть больше десяти процентов. Основная их масса пришлась на легкие танки. Когда в ходе контрнаступления они рванули вперед, то теряли машины, попав в засады противника. Средние и тяжелые танки понесли потери в основном по техническим причинам, из-за поломок трансмиссий и ходовой, и могли в ближайшее время снова вернуться в строй.
Благодаря новой политике ГАБТУ, ремонтно-эвакуационной службе было уделено особое внимание и поддержка, вследствие чего в войсках появились как эвакуационные машины, так и прекрасно оборудованные передвижные мастерские. Также не забыли и про запчасти, а потому все вставшие по техническим причинам танки скоро вернутся в строй, благо поле боя осталось за ними, и все сломавшиеся машины будут в кратчайшие сроки отбуксированы в рембаты.
А на следующий день Левитан торжественно зачитал в сводке СовИнформБюро результаты Ровенского сражения.
В то время как весь советский народ, затаив дыхание, слушал Левитана, Сталин смотрел в Кремле съемки военных кинооператоров. Жуков решил перенять опыт Новикова в этом деле, так сказать, для самого наглядного подтверждения своих действий, и ход сражения запечатлевали сразу с десяток кинооператоров. Вечером того дня, проявив все кинопленки, их спецкурьером, под охраной истребителей, отправили в Москву. Там, скомпоновав из них ночью наиболее зрелищные кадры, утром предоставили товарищу Сталину и членам ГКО зрелищный фильм по прошедшему танковому сражению. Фильм всем понравился: всегда приятно смотреть на успехи своей армии. А спустя неделю он появился во всех кинотеатрах страны в «Кинохронике».
Если в Москве настроение было более-менее хорошим: пускай война пока идет на своей территории, но врага сдерживают, и есть все шансы удержать его на линии укрепрайонов, то в Берлине настроение было отвратительным. Несмотря на то, что немецкая армия наступала, результаты, а главное, сроки этих наступлений не выдерживали никакой критики. Чашу терпения переполнило известие о поражении под Ровно, в котором были наголову разбиты 2-й и 3-й танковые корпуса вермахта. Гитлер был в ярости, когда получил это известие, и велел немедленно вызвать к себе в Рейхсканцелярию Гудериана и Гота, а также командующего группой армий «Юг» генерал-фельдмаршала фон Рундштедта.
Заседание Гитлер начал с главного, по его мнению, вопроса:
– Гудериан, Гот, как это понимать?! Как вы могли допустить не просто поражение в битве под Ровно, а практически полное уничтожение своих танковых корпусов?! Вы, прошедшие всю Европу от Польши до Франции, вдруг терпите сокрушительное поражение от каких-то унтерменшей на допотопных танках! Или мне надо рассматривать это как предательство – предательство меня, страны и всей арийской идеи?!
– Мой фюрер, – ответил ему Гудериан. – Перед началом войны нам заявили, что новых танков у русских мало и они не умеют на них воевать. Мы поверили, а что оказалось на деле? Старые русские танки мы видели только в качестве неподвижных огневых точек, а воевать нам пришлось с новыми, которых к тому же оказалось много!
Мало того, кроме заявленных легких, у русских оказалось также большое количество средних и тяжелых танков, и это не считая их противотанковых самоходок, которые крайне трудно подбить в лоб и которые смертельно опасны. Русские противотанковые самоходки имеют дурную привычку вести бой из засад, причем перед этим отрыв себе укрытие, так что над землей торчит лишь ствол. А из-за хорошей маскировки мало того, что ее трудно обнаружить, так потом еще неизвестно, что это: самоходка или противотанковая пушка?
А ведь от этого зависит, чем по ней стрелять: бронебойным снарядом по самоходке или осколочным по пушке. Пока с них не сорвет маскировку, мы не знаем, с чем столкнулись, а они за это время успевают собрать свою жатву, да и потом их крайне тяжело подавить.
– Значит, вы утверждаете, что эти недочеловеки смогли построить лучшие танки, чем мы?
– Как мне ни прискорбно это подтверждать, мой фюрер, но да. Если старые русские танки уступали нашим, то новые превосходят, и пока мы не получим новые танки, способные на равных бороться с русскими танками, ни о каком наступлении не может идти и речи. Нам просто нечем остановить русские танки. Единственные, кто может достаточно эффективно с ними бороться – это 8,8-сантиметровые зенитки, но они слишком заметны, а потому русские их быстро обнаруживают и уничтожают.
Пока наши инженеры не сделают нам новых танков, я осмелюсь рекомендовать увеличить толщину брони уже имеющихся танков и значительно увеличить им длину ствола орудия для повышения скорости снаряда и тем самым его пробивной мощи. Это касается только наших Т-3 и Т-4, чешские «Праги» надо совсем снять с производства и вместо них делать или наши танки, или на основе их «Праг» противотанковые самоходки с 7,5-сантиметровым длинноствольным орудием.
Только так мы сможем на равных бороться с новыми русскими легкими и средними танками. Для тяжелых русских танков требуется более мощная техника. Хорошо хоть, что их пока немного, но тянуть с этим нельзя. Сейчас каждый потерянный день работает на противника, позволяя ему укрепиться.
Гитлер ненадолго задумался, а потом спросил у Гота:
– Гот, а что вы думаете по этому поводу?
– Мой фюрер, я полностью согласен с генералом Гудерианом. После поражения в сражении мы обсудили увиденное и пришли к единому мнению, что нам просто необходимо в самое ближайшее время как минимум модернизировать наши танки, иначе у нас не будет ни малейшего шанса при столкновении с новыми русскими танками.