В декабре 1945 года Сталин возвращает Жданова из Ленинграда в Москву. Но за два года до этого имело место одно весьма важное политическое событие, которому, на мой взгляд, до сих пор ещё не дана должная оценка, но которое имеет прямое отношение к теме нашего исследования.
В мае 1944 года Сталин неожиданно для всех собирает в Кремле ведущих ученых-историков, ставит перед ними задачу разработки нового учебника истории СССР и держит всю эту братию в Москве до сентября. Казалось бы, с чего это вдруг? Идет война, страна задыхается в тисках голода и перенапряжения от необходимости наращивать все виды вооружений, идут тяжелейшие переговоры с англо-американскими союзниками об открытии второго фронта в Европе, а вождя вдруг заинтересовали проблемы преподавания истории.
Это закрытое (а правильнее было бы сказать — секретное) многомесячное совещание историков в Кремле, в котором приняли участие все главные идеологии ВКП(б), начиная со Сталина (правильнее было бы сказать — заканчивая вождем), до сих пор овеяно ореолом загадочности и тайны. Так, в 2013 году ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН Т.С. Бушуева отмечала:
«Причины созыва этого совещания в Кремле в формате нескольких заседаний, да еще в секретном режиме, с участием более 50 ведущих исследователей истории СССР, а также секретарей ЦК ВКП(б) А.С. Щербакова, А.А. Андреева, Г.М. Маленкова и ответственных работников аппарата ЦК, до сих пор остаются дискуссионными… Исследователи единодушны также в оценке того, что необходимость созыва такого совещания была обусловлена личным директивным вмешательством Сталина в трактовку ряда спорных проблем истории России от древности до 1917 года, выработкой так называемых «принципиальных установок для всех историков»… Полной информации об этом мероприятии историки не имеют до сих пор в силу сохраняющейся секретности архивных материалов. К примеру, не найден, или засекречен, текст ключевого выступления на совещании секретаря ЦК Георгия Маленкова. Известно лишь общее указание Маленкова, что дискуссия в ходе Совещания должна «идти а рамках дозволенного» и сводиться к тому, чтобы лишний раз доказать правоту материалистического понимания истории»[37].
Сожаления Т.С. Бушуевой в общем-то лишены оснований, так как в 2011 году была опубликована фундаментальная монография (с использованием не только российских государственных, но и архивов Российской академии наук — АРАН) профессора РГГУ Андрея Львовича Юрганова[38]. На стр. 277–278 этой монографии интересующийся этим Совещанием может прочесть: «В РГАСПИ хранится текст выступления Г.М. Маленкова в этот день. Текст называется «Вопросы, поставленные историками перед ЦК ВКП(б)» и далее приводится весь текст этого выступления.
Но наша книга посвящена не дискуссиям историков, а «Ленинградскому делу», и потому названное Совещание интересует нас только с одной стороны: в его связи с названным «Делом». А связь была. На полях этого Совещания вновь, уже в который раз, столкнулись пути Жданова и Маленкова. В мае 1944 года вождь поручил разобраться с историками Маленкову: провести это Совещание, и завершить его в достаточно краткий срок. Тот с энтузиазмом принялся за дело, но выполнить задание Генсека не сумел: недостало образованности и умственных способностей, но не только: Маленков так и не понял главного: зачем вообще вождь это Совещание созвал.
Тогда Сталин 17 июля вызывает из Ленинграда Жданова и вручает бразды правления историками ему. Забегая вперед, следует отметить, что с поставленной задачей за три месяца не справился и Жданов. Вождь несколько раз беседовал с ним по нескольку часов в своем кабинете, Андрей Александрович несколько раз по личным указаниям вождя переписывал проект финальной резолюции Совещания, но в сентябре 1944 года историки так и разъехались из Москвы, не получив итогового документа. А. Л. Юрганов считает, что причина такой ситуации заключается в том, что Сталин и сам не знал, чего он хотел от этого Совещания[39]. Согласится с этим утверждением трудно: Сталин всегда знал причины своих политических шагов.
Как видится мне, ближе всех к разгадке этой непонятности подошел специально изучавший этот вопрос профессор Ричмондского (США) университета Дэвид Бранденбергер. В 2002 году он высказал мысль, что неуспех Совещания историков был вызван тем, что до 1944 года Сталин полагал, что во имя победы над Германией следует изо всех сил поднимать роль русского народа, а в 1944-м, когда убедился, что победа над Германией уже в кармане, решил слово «русский» поменять на «советский»[40].
Что же касается Жданова, то он, похоже, так и не понял, зачем Сталин в ночь на 12 июля 1944 года внезапно вызвал его из Ленинграда (блокада Ленинграда была окончательно снята только в сентябре 1944 г.) и поручил возглавить проходящее в Москве совещание историков. Если судить по анализу архивных документов, которые были изучены Кургановым, не только Жданов, никто из штатных идеологов ЦК, что руководили этим Совещанием, не мог взять в толк, чего добивается от них вождь. Сам же Сталин так никому и не раскрыл своих карт. По-видимому, не хотел сказать в открытую, что в связи с изменением ситуации в войне пришло время поменять акценты освещении советской истории и поставить во главу угла в развитии и укреплении Советского Союза собирательную и объединительную роль не русского, как это было зафиксировано в официальной идеологии с 1934 года, а советского народа. Впрямую вождь скажет об этом позже, уже после войны. А особенно активно начнет внедрять этот тезис после 1948 года, когда вовсю начнет разворачиваться «Ленинградское дело». Ему это нужно будет для того, чтобы внедрить в умы граждан СССР другой свой тезис: в 1941–1945 годах солдаты Красной Армии защищали не «матушку Россию», как он в 1942 году признался в этом У. Черчиллю, а советский строй, то есть созданный им, Сталиным, политический режим. Жданов же в 1944 году если и понял что-то, то все же, судя по его поведению, не смог переломить себя и прямо написать в проекте резолюции, что все заслуги в развитии СССР принадлежат не русскому, а советскому человеку, а если говорить ещё конкретнее — Иосифу Сталину.
Судя по всему, Жданов что-то в этом плане стал понимать только летом 1948 года, но это понимание стало стоить ему жизни — 13 июля 1948 года состоялась последняя встреча Андрея Александровича со Сталиным. При подъезде в машине к Кремлю на эту встречу Жданов вглухую потерял сознание. Сталин, узнав об этом, в этот же день провел заседание Политбюро, где было решено предоставить Жданову длительный, а по сути бессрочный, отпуск и отправить его для лечения на озеро Валдай, где 31 августа сердце Жданова остановилось.
Впрочем, я сильно забежал вперед. Пока же следует сказать о том, что в декабре 1945 года Жданов возвращается в кремлевский кабинет в Москве, и тут же начинает «подтягивать» к себе своих сторонников. Секретарями ЦК становятся Щербаков [одновременно и секретарем МК и МГК ВКП(б)], Н. Патоличев, А. Кузнецов. В особенности сильные позиции занимает последний, которому Сталин с подачи Жданова доверил не только всю работу с партийными кадрами, но и вручил селекцию кадров Министерства госбезопасности, что привело к тесной смычке Кузнецова с В. Абакумовым, которого Сталин вывел из-под влияния Берии, передвинув последнего на руководство «атомным проектом».
Но Кузнецов, резко поднявшись с провинциального (ленинградского) уровня политики сразу в высшие слои политической стратосферы, начал нагромождать ошибки политического характера, которые потом, после смерти его шефа (Жданова), сильно ему аукнулись. Одной из таких стало т. н. «дело авиаторов», в ходе которого А. Кузнецов предпринял попытку, при мощной поддержке В. Абакумова[41], политически уничтожить Г. Маленкова (Георгий Максимилианович этого не забудет. В 1949 г. он расправится с Кузнецовым, а в 1951-м и с Абакумовым).
«Дело авиаторов» начнется в апреле 1946 года, когда совершенно неожиданно для всех «выяснилось», что в военные годы многие отечественные самолеты производились с большим процентом брака. Ответственными за это «назначили» министра авиационной промышленности А.И. Шахурина, главного маршала авиации А.А. Новикова и их подчиненных. Состоялся судебный процесс, «виновных» отправили в тюрьму. А поскольку курировал авиапромышленность с партийной стороны в то время Маленков, Генсек возложил на него «моральную ответственность» и на два года убрал из Секретариата и Оргбюро ЦК, передав все его полномочия Жданову.
В литературе можно прочесть, что это «дело» началось с того, что сын вождя, генерал авиации Василий Иосифович, чуть ли не спьяну, пожаловался отцу на недостатки в работе авиапрома, а тот не стал спускать всё это на тормозах. Настоящая причина была, конечно, в другом. На самом-то деле вождь в этот момент начал многоходовую тактическую операцию по развенчиванию авторитета генералов военного времени, которые, по мнению Генсека, стали слишком много говорить о своих заслугах во время войны и тем умалять роль Верховного главнокомандующего в победе над фашистской Германией.
Многоходовая эта комбинация целью своей имела устранение из активной политической жизни маршала Г.К. Жукова. Но затронула своим крылом большое число военных. Реабилитационная комиссия А.Н. Яковлева в конце 1980-х годов установила, что в 1946–1948 годах были арестованы 108 прошедших Великую Отечественную войну генералов.
Первый архивист новой России, Р.Г. Пихоя, став Руководителем Государственной службы РФ — Главным государственным архивистом России и получив доступ к совершенно закрытой дотоле информации, обращает внимание на то, что А. Кузнецов, получив партийный контроль над административными органами, министерством внутренних дел, государственной безопасностью и армией, стал контролировать и Абакумова, который (в основном по распоряжению Сталина, но часто и по собственной инициативе) вел систематическую слежку за высшим руководством страны и о результатах докладывал (устно и письменно) Сталину.